Литмир - Электронная Библиотека
A
A
* * *

Арийская «нагическая» традиция закрепилась и сохранилась в мировоззрении всех индоевропейских народов, и в частности, в наиболее древних былинах. К таковым относится цикл эпических сказаний о Вольге (Волхе Всеславиче). По существу, Вольга — сын Змея, от которого забеременела его мать-княгиня:{62}

Ходила княгиня по крутым горам,
Ходила она с горы на гору;
Ступала княгиня с камня на камень,
Ступала княгиня на люта змея,
На люта Змея на Горыныча,
Вокруг ее ножки змей обвился,
Вокруг ее башмачка сафьянова,
Вокруг ее чулочка скурлат-сукна,
Хоботом бьет ее в белыя груди,
Во белы груди человечески;
Целует во уста ее сахарныя,
От того княгиня понос понесла,
Понос понесла, очреватела;
Носила в утробе чадо девять месяцев. <…>{63}

Странная, конечно, ситуация, но не вполне безнадежная для понимания и объяснения. Если представить, что в описаниях фантастической любви отвратительного Змея и прекрасной молодой женщины в скрытом и трансформированном виде говорится не о пресмыкающемся, а о тотеме змея, то всё становится на свои места: представители соседнего племени, клана, протоэтноса, покланявшиеся змею, брали в жены славянских красавиц, и от этого союза рождались будущие богатыри. Но не только это. Общеизвестны представления славянской мифологии об Огненном змее, который прилетает по ночам через печную трубу к одиноким женщинам и вступает с ними в плотскую связь, сосет их кровь или молоко из грудей. Женщина или девушка, которую посещает змеевидный любовник, начинает сохнуть, чахнуть и, как правило, быстро умирает. Особенно этот мифологический сюжет распространен среди южных славян, но другие славянские народы тоже не исключение. Одним из самых любимых произведений русского народа на протяжении многих веков была «Повесть о Петре и Февронии», которая начинается с того, как жене муромского князя дьявол вселил на блуд «неприязненного летящего змея», совершившего над княгиней насилие. В результате княгиня конечно же начала чахнуть… Можно пойти еще дальше в глубь веков и тысячелетий — в эпоху матриархата, когда женщины сами определяли себе избранников (именно — во множественном числе!), среди которых могли оказаться и представители мужского братства, связывающего свои сакральные ритуалы и традиции всё с тем же змеем.

Рождение Вольги столь же чудесное, как и его зачатие:

А и на небе просветил светел месяц,
А в Киеве родился могуч богатырь,
Как бы молодой Волх Всеславьевич:
Подрожала сыра земля,
Стряслося славно царство Индейское,
А и синее море сколыбалося
Для-ради рожденья богатырского
Молода Волха Всеславьевича;
Рыба пошла в морскую глубину,
Птица полетела высоко в небеса,
Туры да олени за горы пошли,
Зайцы, лисицы по чащицам,
А волки, медведи по ельникам,
Соболи, куницы по островам.
А и будет Волх в полтора часа,
Волх говорит, как гром гремит:
«А и гой еси, сударыня матушка,
Молода Марфа Всеславьевна!
А не пеленай во пелену червчатую,
А не поясай во поесья шелковые, —
Пеленай меня, матушка,
В крепки латы булатные,
А на буйну голову клади злат шелом,
По праву руку — палицу,
А и тяжку палицу свинцовую,
А весом та палица в триста пуд».
А и будет Волх семи годов,
Отдавала его матушка грамоте учиться,
А грамота Волху в наук пошла;
Посадила его уж пером писать,
Письмо ему в наук пошло.
А и будет Волх десяти годов,
Втапоры поучился Волх ко премудростям:
А и первой мудрости учился
Обертываться ясным соколом;
А и другой-то мудрости учился он, Волх,
Обертываться серым волком;
А и третей мудрости-то учился Волх
Обертываться гнедым туром — золотые рога <…>{64}

В приведенном фрагменте существенным представляется и поминание Индейского царства. С чего бы это вдруг? В былинах или сказках подобное географическое понятие встречается крайне редко. И всё же кое-где проскальзывает. Случайно это или не случайно? «Специалисты» по фольклору в один голос скажут: случайно! А я возражу им не менее твердо: нет, не случайно. В былине о Вольге в десятижды трансформированном и приспособленном к русским реалиям виде содержатся смутные воспоминания о стародавней гиперборейской эпохе, когда племена индоариев при своем продвижении с Севера на Юг соприкасались с другими индоевропейскими протоэтносами (в данном случае — со славянскими и проторусским).

В русских былинах нетрудно уловить и другую архаичную реминисценцию. В русском героическом эпосе всегда подчеркивается решающее значение матери богатыря. Об отце же либо не говорится ничего, либо говорится вскользь и очень скупо, либо предлагается совершенно уж непонятная для современного читателя версия, вроде вышеприведенного зачатия Вольги от змея. На сей удивительный факт ученые-мифографы обратили внимание еще в XIX веке, справедливо усмотрев в нем несомненный отголосок матриархальных времен{65}. И следовательно — добавлю от себя — происхождение таких былин следует отнести к весьма отдаленной исторической эпохе. (Точно так же совершенно, на первый взгляд, невинные и в чем-то наивные сказки о Белоснежке и семи гномах или о Мертвой царевне и семи богатырях содержат намек на бытовавший в старину групповой брак. Появление же в этих сказках прекрасного принца (царевича, королевича) символизирует переход от группового к моногамному браку.)

Имеется еще одно поразительное соответствие, установленное еще в конце XIX века одним из основоположников фольклорной гипотезы самозарождения сюжетов М. Лангом и подхваченное ее последователями в России. В своей книге, посвященной религиозным мифам и культам, Ланг выявил явное сходство сюжетной линии былины о Вольге, касающейся чудесного рождения главного героя, и древнемексиканскими (ацтекскими) сказаниями о боге войны Уицилопочтли{66}. Согласно сохранившимся, записанным и неоднократно опубликованным легендам, мать будущего бога — Коатликуэ (подробнее о ней ниже, в другой главе) — забеременела от «оперенного волана (мячика)». За сей грех ее ранее рожденные четыре сына и дочь решили убить мать жесточайшим образом (ничего себе нравы царили в ацтекском обществе!). Но находившийся во чреве Уицилопочтли предотвратил убийство матери, родился чудесным образом в полном вооружении к моменту появления убийц и сам расправился с ними.{67}

18
{"b":"852862","o":1}