И вот я на своем первом задании — где-то на задворках Десятого округа гонюсь за информацией, что поможет сохранить мир. На этот причудливый район медленно, но неумолимо надвигается лагерь Груулов, и напряжение растет. Я слышала слухи, будто десять или около того тысячелетий назад здесь истребляли драконов, так что пыль в этих краях по большей части состоит из драконьих костей. А еще говорят, что кости мертвы не окончательно, не на сто процентов.

В таких местах броня Боросов необходима для защиты, но столь же важна и незаметность. Я шагаю, завернувшись в серо-красный плащ — плащ цвета местной пыли. Не знаю, драконья это кость или нет, но она проникает повсюду. Я чувствую ее на коже, она скрипит на зубах. Впрочем, пыль — не единственное, что меня беспокоит Здесь невозможно не замечать Груулов, стремящихся разрушить все, что мы с таким трудом построили. Их дети, наряженные в слабое подобие одежды из кое-как связанных костей и шкур, похожи на диких зверьков. Шатаясь, проходит мимо пьяный огр, а потом он валится и разбивает в щепу тележку с благовониями. Я пытаюсь найти какие-то положительные стороны, но не могу. У меня чешутся руки раздавать уведомления о нарушениях, но я все же сосредотачиваюсь на поисках осведомителя.

На рынке я замечаю, как девочка-Груул крадет дыню с прилавка. Торговец кричит ей вслед. Это старик-виашино, который не смог бы погнаться за воровкой, даже если бы хотел. Девчонка пробегает мимо меня, и мне остается лишь поймать ее за руку. Я крепко сжимаю ей плечо, и юная воровка поднимает на меня глаза загнанного вепря.

— Красть нельзя, — выговариваю ей я. — Ты позоришь свой город. Свою семью. Саму себя.

Я пытаюсь рассердиться на нее, но ее рука в моем кулаке такая тонкая, что кажется, будто вот-вот переломится. Я слегка ослабляю хватку. Девчонка рычит на меня, обнажив зубы. Ну и смрад от нее исходит! Но какие-то неясные мысли в моей голове не позволяют отнять у воровки ее добычу.

Вздохнув, я отпускаю девчонку. Огрызнувшись, она убегает прочь, крепко прижав плод к груди и стреляя глазами из стороны в сторону. Я достаю несколько зигов из кошелька и расплачиваюсь с торговцем.

Он ухмыляется и на мгновение высовывает язык, чтобы увлажнить глаз.

— Знаешь, как говорят? — квакает он. — Подрался с Груулом, и у тебя забот на день. Накормил Груула, и у тебя забот на всю жизнь.

Я киваю. К счастью, я в городе всего на один вечер, и после этого про девчонку можно будет забыть. Я иду дальше. Довольно скоро я нахожу бункер — он спрятался в гигантской траве, а чары дикой пепельной лианы медленно, но верно разъедают его стены. Место кажется совсем заброшенным, и здесь обосновалась колония детенышей гидры — каждый не больше моей ладони. Несколько голов поворачиваются в мою сторону и плюются. Я отхожу в сторону, но немного вспененной слюны попадает мне на башмак. Кислота недостаточно едкая для того, чтобы прожечь дыру, но на темно-коричневой коже остается светлое пятно. Правила предписывают мне немедленно сообщить о колонии, но гидры никуда не денутся, а вот мой осведомитель — может.

^{Территория Груулов | Иллюстрация: John Avon}

Я захожу в бункер. Тяжелая металлическая дверь со скрипом закрывается за моей спиной, и я в первый раз вдыхаю холодный, застоявшийся воздух. Здесь темно, и проходит некоторое время, пока мои глаза приспосабливаются после яркого света снаружи. Наконец я могу разглядеть впереди лестницу и, схватившись за ненадежные перила, спускаюсь по ступенькам вниз. Внизу просторное помещение с утоптанным земляным полом. Здесь несколько рабочих столов, стулья, в углу сложены штабелями лежаки, а когда-то заполненные припасами шкафы теперь открыты и пусты.

За одним из столов сидит дряхлый старик, выглядящий осунувшимся и изможденным. Перед ним на шестисторонней доске расставлены фигуры «Кланов и легионов». У меня подступает ком к горлу. Отец научил меня играть, когда вернулся со своего первого сражения. Война ожесточила его, но тогда он еще оставался заботливым родителем. Мне нравилось играть с ним — мы были рядом, но нам не обязательно было много разговаривать.

— У тебя есть для меня информация? — я произношу эти слова так, будто всю жизнь их репетировала. Не могу поверить, что этот старик вот так вот здесь сидит. Это значит, что я расшифровала тайное послание, отыскала его — и все это не было какой-то фантазией, которую я сама для себя придумала.

— Да, есть, — отвечает он, и в хриплом голосе ясно слышится усталость. — Но сперва давай сыграем.

— Боюсь, я уже все позабыла, — я подхожу ближе к нему, сохраняя спокойствие. Я не могу себе позволить пугать его. Сев на стул с другой стороны стола, я изучаю его лицо. Здесь темно, но я все же могу разглядеть светлые полосы у него на шее, ведущие к вискам — словно едва заметные шрамы. Любопытно. Многие знают, что аптекари-войеки зарабатывают на стороне, сводя татуировки у дезертиров-Груулов, и что заклинания для удаления чернил куда сильнее, чем те, что используются для нанесения. Теперь я лучше понимаю, с кем имею дело.

Передо мной черные фигуры, так что я делаю первый ход.

Старик делает движение пальцем, и один из его солдат скользит по доске. Выходит, это маг... Помимо обычного наблюдения, о собеседнике можно многое узнать по его манере игры в «Кланы и легионы». Когда я в первый раз обыграла отца — по-настоящему обыграла, а не когда он мне поддавался, — он ужасно гордился мной. Когда я обыграла его во второй раз, он швырнул доску в стену. Дрожащей рукой я беру фигурку священника. Надежный, но предсказуемый ход.

— У тебя есть имя, которым я могла бы называть тебя? — спрашиваю я.

— Если хочешь, ты можешь называть меня Брейзер, войек Веслин.

— Зови меня просто Оссет, — я сокращаю дистанцию между нами, чтобы выстроить доверительные отношения. Движением пальца старик отправляет вперед свою фигурку ангела, оставляя ее совершенно беззащитной. Приманка? Меня терзает желание расспросить его об той информации, что у него есть, но сейчас слишком рано. Не обращая внимания на его дерзкий ход, я закрываюсь небесным рыцарем. Скучное и пресное решение.

— Ты часто играешь в «Кланы и легионы»? — спрашиваю я. — Я соревновалась в лигах, когда была подростком.

— Там, где я рос, такого не было.

— Очень жаль. Детям на пользу дисциплина, которой они учатся в игре, — я понимаю, что сказала что-то не то, когда его верхняя губа ползет вверх, обнажая зубы. Я сдаю назад: — Но ты знаешь, в хаосе игры тоже есть своя красота. Отец однажды сказал мне, что вариантов партии из сорока ходов больше, чем волосков у всех живых существ Равники.

— В самом деле? — спрашивает Брейзер, приподняв бровь. — Я никогда не думал об этом в таком ключе.

Я выставляю вперед ангела, жертвуя фигурой. Я смогу продолжить партию и без нее, но истребление всей моей армии будет лишь делом времени. Брейзер сбивает моего ангела одним из своих солдат, но не забирает фигуру в свой могильник. Вместо этого он поднимает на меня глаза, и боль в его взгляде отдается у меня по всему телу. Он готов говорить.

— Что же ты хотел рассказать мне, Брейзер? — спрашиваю я. — Я слушаю, и все, что ты расскажешь мне, я сохраню в строжайшей тайне.

— В Легионе Боросов есть шпион.

— Ладно. Можешь сказать мне, кто это?

Он кивает.

— Но сперва я хочу, чтобы из Врат Войны отпустили заключенную. Освободи ее, и завтра на закате на рынке тебе передадут все нужные сведения, — он протягивает мне клочок бумаги с именем. «Баас Солвар». Я никогда не слышала о ней — это точно не кто-то из наших знаменитых политических заключенных.

— Я хочу помочь тебе, Брейзер, но такие вещи занимают много времени. Существует официальный процесс. Нужно подать запрос, дождаться одобрения...

— Ты знаешь, сколько в «Кланах и легионах» существует партий из трех ходов? — спрашивает меня Брейзер.