— Приветствую и поздравляю, войек Веслин, — говорит мне мой командир, прямо-таки сияя от гордости. Я служила под началом заместителя директора по военному развитию сержанта Скормака все те тринадцать лет, что провела в Четвертом крыле Дома Солнца, но мы почти не разговаривали с ним лицом к лицу. Он протягивает руку, и я подавляю в себе желание сбежать. Говорят, что в Легионе Боросов есть два типа бойцов: те, кого тянет к пламенникам, и те, кто их избегает. Я определенно попадаю во вторую категорию, но все равно пожимаю протянутую руку командира. Даже через его зачарованные защитные перчатки я чувствую жаркий огонь.

— Благодарю за теплые слова, — отвечаю я. — Не сомневаюсь, что ваши блистательные рекомендации сыграли заметную роль в моем повышении.

Сержант Скормак улыбается и качает охваченной красно-золотыми языками пламени головой.

— Все, что я говорил о тебе, было чистой правдой. Ты хорошо работала. Ты прошла испытания. Ты и только ты заслужила эту честь.

Он кладет мне на стол конверт и небольшую шкатулку.

— Мне будет не хватать твоей эффективности, когда тебя переведут в Крыло войеков, — говорит он мне. Ему не нужно дышать, и его голос поднимается и затихает, как мерцающий огонек. — Но я уверен, что все мы будем гордиться тобой.

Теперь вспыхиваю я — метафорически, конечно. За восемь лет я — первая из наших сотрудников, кого повысили до звания войека. Конечно, мы делаем вид, что у нас все справедливо и беспристрастно, и что достойный и честный труд рано или поздно приносит награду, но на самом деле Четвертое крыло — это ссылка для отработанного материала Легиона. Здесь можно встретить разгромивших не тот лагерь рубак, внезапно начавших бояться высоты небесных рыцарей, пламенников, слишком распалившихся, чтобы рассыпаться после окончания битвы, ну или минотавров вроде меня, которым просто не повезло родиться в неправильной семье. То, что когда-то наше здание служило складом, вполне символично. Четвертое крыло и сейчас что-то вроде чулана, куда Боросы сваливают тех, о ком предпочли бы забыть навсегда.

Когда я открываю шкатулку, мои пальцы дрожат. Я боюсь посмотреть на то, что, как я надеюсь, находится внутри. Крышка приоткрывается, и я вижу что-то красное. Сердце бешено колотится, шерсть встает дыбом — и вот я уже смотрю на нее, закусывая губу, чтобы не разреветься на груди у сержанта Скормака и на затушить его пламя своими жирными слезами. Собрав волю в кулак, я унимаю эмоции, гордо расправляю плечи, достаю красную ленту из шкатулки и надеваю на шею, пропустив под рукой. Моя первая заслуженная награда. К ленте прицеплена медная бляха со идущими по кругу словами: «Войек Боросов». Мне доверено хранить мир в наших краях, сражаться с несправедливостью и возвышать достойное и праведное.

^{Медальон Боросов | Иллюстрация: Aaron Miller}

— Тебе идет, — говорит сержант Скормак. — Может быть, солнце и вправду осветило твою династию.

— Может быть, — соглашаюсь я и распечатываю письмо.

Сержант Скормак откашливается:

— Его ты должна прочесть в одиночестве. Удачи тебе, войек Веслин.

От этого титула у меня пробегают мурашки по коже. Впрочем, может быть это оттого, что командир ушел, и в комнате сразу стало холоднее. Я внимательно разглядываю письмо. На конверте золотым тиснением нанесено мое имя. Подцепив ногтем клапан, я аккуратно открываю конверт и достаю карточку. Приглашение.

Я смотрю на карточку. То есть, внимательно смотрю на карточку. Первое, на что я обращаю внимание, — это напечатанный на бумаге символ Легиона Боросов... кулак, окруженный солнечной короной. С ним что-то не так... И вдруг я понимаю, что это кулак правой руки, а не левой, как должно быть. А у солнечной короны десять лучей вместо девяти. В памяти сразу всплывает экзамен по контрразведке, который я сдавала пару месяцев назад. Тогда у нас было похоже задание: найти скрытые сообщения среди повседневных вещей. Мы искали потайные коды Димиров — узор из задернутых занавесок в окнах жилой башни, гнутые прутья в решетке канализации, указывающие направление, и все такое прочее. Я нашла восемь сообщений — больше всех в нашей когорте. И теперь мне всегда нужно быть настороже, искать знаки и сигналы — подобные тем, что я сейчас держу в руках.

Это не приглашение. Это мое первое задание в качестве агента контрразведки войеков. И мне нужно расшифровать его суть.

Я обдумываю каждое слово и каждую букву. Я переворачиваю бумагу, прищуриваюсь и вглядываюсь в пустые места среди слов. Картина начинает вырисовываться — здесь говорится о месте встречи с осведомителем... Это все как ребус. Я играю со словами. «Будет подана свиная рулька». Странный выбор для приема. Рулька... Груулы? И я впервые слышу эту цитату, якобы из Клаттика. Окопы. Руины. Должно быть, имеется в виду бункер близ Кольца Руин.

Все начинает становиться на свои места, и...

— О-о, прием на Солнечной веранде! Возьмешь меня своей с собой? — заглядывает мне через плечо Аресаан. Я комкаю приглашение, прячу его в кулаке, и, прежде чем повернуться к своей ненавистной коллеге, выдыхаю. Не имеет значения, сколько раз вы уже видели точную копию Разии, — от взгляда на них всегда перехватывает дыхание. Я не собираюсь доставлять ей такого удовольствия.

— Не понимаю, о чем ты говоришь, — неуклюже начинаю я, делая вид, что ее огненно-рыжие волосы нисколько меня не впечатляют. Это послание предназначалось только для моих глаз. Первый день в контрразведке войеков, а я уже рассекретила задание. — Не будет никакого приема.

Она приподнимает бровь:

— Как скажешь, Оссет. В общем, поздравляю с повышением. Достойное свершение для минотавра со столь слабыми убеждениями.

У меня раздуваются ноздри. Аресаан — худшая из отбросов, бывшая военачальница, которая тридцать с чем-то лет назад приняла неправильное решение на поле битвы, и по ее вине погибло пятнадцать тысяч солдат Боросов. В качестве наказания ей связали крылья и почти полностью лишили магии, оставив лишь несколько заклинаний воодушевления, помогающих вербовать новобранцев. Но даже после десятилетий, проведенных в изгнании, она, будучи такой же неудачницей, как и все мы тут, сохранила характерные для ангела черты: бесцеремонную высокомерность и навязчивость.

— С убеждениями у меня все в порядке, — говорю я, слегка наклонив голову и наставив на ангела острые рога. — Я это заслужила. А если тебе что-то не нравится, то ничего не поделаешь — придется смириться.

Когда я росла, я не знала, что такое покой. Мой отец постоянно воевал, так что нашей семье приходилось волноваться за него, когда он был на фронте, и за себя, когда он возвращался домой. Год за годом он наблюдал, как повышают в звании его ордруунских соратников, а его обходят стороной. Может быть, те минотавры и вправду заслуживали повышения больше, я не знаю. Зато точно знаю, что его характер портился от возвращения к возвращению, и я потеряла счет тем вечерам, когда они с матерью сталкивались головами, когда скрежетали друг об друга рога, а копыта оставляли борозды в деревянном полу, а иногда и на стенах. Когда они начинали кричать друг на друга, я пряталась у себя в комнате и, нацепив на грудь красные ленты для волос сестры, воображала себя офицером войеков, ответственным за поддержание мира. Контрразведчица войеков должна быть внимательной и находчивой. В те редкие моменты тишины, когда родители прекращали ругаться, я искала потайные сообщения в пятнах от воды на потолке и в узорах из пыли на полу. У меня хорошо получалось замечать то, что старались оставить незамеченным.