– Разве? – удивилась Шевалдина.

– Да, после вашей ремарки про павлина и театрального ухода, – раздраженно отмахнулся Василий Оттович. – И что с ним?

Сидоров открыл рот, чтобы ответить, но сказать ничего не успел. С дороги донесся взволнованный вопль:

– Други мои! Ужасные новости! Это правда, что в Зеленом луге орудует банда польских революционеров-террористов?!

К ним на всех парах (с поправкой на угрожающую здоровью одышку) мчался председатель общества благоустройства Евлампий Аристархович Кунин, размахивающий белой кепкой на манер сигнального флажка. Сидоров едва слышно застонал и сполз вниз по дачному креслу.

– Польские революционеры? – обалдело уставился на него Фальк.

– Насчет них – не знаю, но этой ночью, пока мы возились с грабителями, кто-то проник на дачу Эдуарда Сигизмундовича и застрелил его, – обреченно объявил урядник. – К тому же, мне нужна помощь Лидии Николаевны, дабы прояснить один вопрос!

«Да ведь самый процесс усвоения знаний заключает в себе и рассудочную деятельность, то есть составление суждений и умозаключений»

Н. А. Добролюбов, 1858 год

– За все не поручусь, но эта шкатулка точно принадлежала тетушке, – наконец сказала Лидия, дотоле молча изучавшая лежащие перед ней вещи. И было, что изучить. На столе были разбросаны кольца, серьги, браслеты, шкатулки, часы и другие дорогие безделушки.

Опознание проводилось в будочке урядника рядом со станцией в присутствии Фалька – от Кунина насилу удалось отделаться. Председатель дачного общества, по-видимому, решил реанимировать свой проект добровольных дежурств, на этот раз с целью отлова польских революционеров. По крайней мере, Евлампий Аристархович пребывал в полной уверенности, что именно они стоят за убийством Шиманского.

Сидоров, получив ответ, удовлетворенно кивнул и протянул Шевалдиной наполовину закрытый лист бумаги:

– Можете еще посмотреть на вот эту надпись? Узнаете почерк?

– Да, тетушкин. Мама просила меня читать ее письма вслух, когда болела. Я его ни каким другим не спутаю, – подтвердила девушка. – Но что это за письмо? «О, мой величавый лев»?

– Простите, но дальше вам лучше не читать, – смущенно отобрал у нее лист урядник. – Там… Там личное.

Он откашлялся, стараясь сгладить неловкость, и бросил многозначительный взгляд на Фалька. Тот все понял без слов. Репутацию Шиманского жители Зеленого луга знали хорошо. Более того – это письмо объясняло, отчего Вера Павловна на вопрос об изменениях в жизни зарделась, как школьница.

– Вы что-то знаете? – спросила Лидия, переводя взгляд с Сидорова на Фалька. – Если так, то не смейте оставлять меня в потемках! Он что, украл эти вещи?

– Боюсь, что нет, – аккуратно начал Василий Оттович. – Это… Как бы сказать… Подарки от поклонниц Эдуарда Сигизмундовича.

– Поклонниц? – удивилась Шевалдина. – Он что, актер? Или певец?

– Нет, он оказывал дамам в возрасте определенные услуги… – попытался прийти на выручку доктору Сидоров.

– Да, был своего рода компаньоном… – добавил Фальк, понимая, как глупо звучат их попытки аккуратно изложить некрасивую ситуацию.

– Услуги? Компаньоном? – Лидия смотрела на них, как на идиотов. – Минуточку… Вы хотите сказать, что тетушка пользовалась услугами… – она опасливо понизила голос, будто ее могли поругать за произнесение неприличного слова: – жиголо?

– Да, именно это мы с Василием Оттовичем и пытаемся сказать, – ответил Сидоров.

– Но это же абсурд какой-то! – вспылила Лидия. – Зачем это ей?

– Не смотрите на меня! Это уже из разряда вопросов психологии! – умыл руки Фальк.

– Зачем это ей – не берусь судить, а вот зачем это Шиманскому… – многозначительно заметил Александр Петрович, извлекая из портфеля памятную книжку. – Эдуард Сигизмундович вел дневник, оставляя там довольно короткие заметки.

– Он у вас? – спросил Фальк.

– Нет, его забрал следователь, – ответил Сидоров. – Но я успел пролистать дневник и выписать несколько заметок, которые показались мне интересными. Вот, извольте, например. От 13 апреля: «Опять приезжал Н., привез задаток. Говорит, что мне нужно окрутить генеральшу Ш., которая круглый год живет на даче. Деньги обещает хорошие, но эта жир…», – урядник закашлялся. – Дальше к делу не относится. Зато за 27 апреля есть пассаж: «Ш. только и болтает, что о каком-то кладе. Целыми днями переводит свою старую книжку, даже не хочет видеть меня. Н. зол. Говорит, ему нужно знать, что она нашла в книге. Требует, чтобы я приложил больше усилий». Несколько дней спустя – еще одна интересная заметка: «Ш. напугана! Говорит, ей является какой-то монах, и что зря она влезла в историю с сокровищами. Убеждал, что это лишь домыслы. Когда Н. узнал – был в ярости. Сказал, что нужно убедить ее в том, что монах действительно существует». Далее – уже в мае: «Видел Н. у курзала. Разочарован. Зря принимал его за важного человека!». А в ночь убийства пишет, что был у другой дамы, на обратном пути «попал под дождь и видел странную картину – кто-то ехал на велосипеде, несмотря на непогоду, и мне показалось, что это Н.»

Сидоров сделал паузу и обвел собравшихся в его будочке торжествующим взглядом:

– Теперь самое интересное! Уже в понедельник: «Несомненно. Смерть старухи – дело рук Н. Теперь понимаю, что он опасен, но такой шанс выпадает раз в жизни!». И через неделю, то есть вчера, последняя запись: «Видел книжку в руках рыжей девицы. Думал, она у Н. То-то он удивится! За это ему тоже придется заплатить!». Ну, как вам? Понимаете, в чем дело?

– Кажется, да, – сказал Фальк. – Кто-то заплатил Шиманскому, чтобы он втерся в доверие к Вере Павловне и докладывал своему нанимателю. А когда понял, что наниматель мог ее убить, решил его шантажировать – я же правильно понимаю про «шанс» и «придется заплатить»?

– Я тоже так считаю, – поддержал его Александр Петрович. – Похоже, догадка Лидии Николаевны подтверждается. Веру Павловну действительно убили ради сокровищ. Только не Платонов и, скорее всего, не Шкляревская. Этот Н. из дневника – настоящий преступник. И Шиманского он убрал потому, что Эдуард Сигизмундович пытался его шантажировать.

– Но кто такой этот Н.? – спросила Лидия. – Много у вас в Зеленом луге людей на букву «н»?

– Много, – сокрушенно ответил Сидоров.

– К тому же, мы даже не знаем, к чему это «н» относится, к имени или фамилии, – логично заметил Фальк. – Возможно, даже прозвище. Или он сознательно назвался чужим именем. Гадать можно бесконечно. Неверов? Натан Иосифович Шварцман, аптекарь?

– То есть мы опять вернулись к началу? – расстроено спросила Шевалдина.

– Выходит, что так, – подтвердил Александр Петрович.

– А я с вами не соглашусь, – внезапно заявил Фальк. – Мне кажется, что теперь мы точно имеем на руках все факты, способные указать на истинного виновника преступления.

– Да неужели? – ехидно осведомился Сидоров. – Поделитесь же с нами своими открытиями!

– Я подхожу к этой задачке, как к составлению Anamnesis morbi, – начал Василий Оттович.

– Чего, простите? – прервал его урядник.

– Проще говоря – история болезни. Набор всех симптомов, из которых, на первом этапе, мы не можем выделить основные. Но если мы убираем наносное и расставляем все известные нам детали в хронологическом порядке, то картина становится более четкой. Из обнаруженной вами записной книжки становится понятно, что Шиманскому заплатили за соблазнение Веры Павловны в середине апреля. Другими словами, к этому времени будущий преступник уже знал об истории с сокровищами. Госпожа Шевалдина любила распускать сплетни, да и вообще, делиться своими мыслями с окружающими. Но сведения о сокровищах она хранила при себе. Значит, круг подозреваемых сильно ограничен. Более того, скорее всего преступник к 13 апреля уже прибыл в Зеленый луг. А это еще больше сокращает круг. Нам нужен кто-то, кто знал Веру Павловну (посторонних, думаю, можно исключить) и жил в Зеленом луге с начала апреля.