Он зевнул, завалился на бок, укрылся тулупом и через несколько мгновений уже спал. А Ольга, с трудом собирая себя после не принесшего отдыха сна, побрела, зевая, в импровизированную столовую. В убежище было прохладно, но насколько именно – спросонья было не понять. Столовую нашла не сразу – в том помещении, где она ужинала, спешно расставляли кровати. Оказалось, перенесли в одну из подземных лабораторий, где было больше места, а главное – работала мощная вытяжка. Оборудование ещё не демонтировали, но на лабораторных столах уже резали, крошили, разделывали и замешивали. Кипели огромные кастрюли-выварки, из которых усталые повара разливали черпаками по мискам какую-то жидкую еду. Здесь было по-настоящему тепло, даже жарко, и Ольга сняла пальто. Увидев её живот, какой-то подросток сразу вскочил из-за стола, уступая место.

– Не надо… – ей стало неловко.

– Садитесь-садитесь, я уже почти доел. Не вставайте, я вам сейчас принесу порцию! Всем одно и то же дают…

Он, на ходу дохлёбывая из миски, дошёл до поваров, показал им на Ольгу и принёс полную посудину не то густого супа, не то жидкой каши.

– Спасибо!

– На здоровье! – ответил мальчишка и убежал куда-то.

Пока Ольга ела, люди приходили и уходили. Её узнавали и здоровались – вчера она успела пропустить через свой бумажный гроссбух немалую часть оставшихся. Хотя, к сожалению, мало кого запомнила, от усталости все сливались в одно лицо. Больше всего было сотрудников Института – техников, лаборантов, учёных, инженеров по оборудованию, механиков из институтских мастерских… На момент инцидента (так деликатно называло случившееся руководство Института), они были либо на работе, либо во входящих в институтский комплекс семейных общежитиях. Вторая категория – члены их семей, как правило, жёны и дети. Их было меньше, многие летом уехали за город или в санатории. Неприкаянно бродила осиротевшая детская экскурсия. Куда делись их родители – никто, включая Матвеева, ответить не мог. Исчезли бесследно, оставив на месте всё имущество, которое, по мере возможности, перетаскали вчера в обширные институтские подвалы хозкоманды Ивана. Таскали бы и дальше, но мороз обездвижил машины, а на руках много не унесёшь. Кадровый учёт ещё не был закончен, но Ольга уже могла прикинуть примерную численность – около двух тысяч человек. Под институтом располагались большие подземные помещения: лаборатории, технические туннели, склады оборудования, аппаратные и так далее – Ольга и половины не знала. В них можно было разместить и больше народу – но как обогреть такие площади? Поэтому людей старались размещать компактно, взяв за центр бомбоубежище. Убежище в Институте было капитальное, рассчитанное аж на три тысячи человек – правда, по нормам ГО, то есть «пять человек на одни нары». Пересидеть ядерный удар можно, но долго так не проживёшь. Сооружение оборудовали недавно, поэтому оно было неплохо оснащено – морозильными камерами для продуктов (не самая нужная вещь в нынешних условиях), складами со средствами индивидуальной защиты и даже экспериментальной гидропонной установкой, где теоретически можно выращивать еду – если найдётся, из чего. Но самое главное – при нём имелась артезианская скважина, так что хотя бы с водой проблемы не было.

Поев, Ольга достала из портфеля свою книгу учёта кадров, и решила, что будет работать прямо здесь – тепло, светло, да и мимо никто не пройдёт.

– Товарищи! Кто ещё у меня не записывался? Подходите по одному!

На дневном совещании все были усталыми и невеселыми. Ивана разрешили не будить, потому что работы хозгрупп пришлось прекратить.

– Две последних группы сегодня не вернулись, – встревоженно сказал Лебедев. – Готовим поисковую команду, а пока пусть отдыхает.

С реактором тоже всё оказалось сложнее, чем ожидали. Энергетик пришёл на совещание прямо в костюме химзащиты. «Работает наоборот – не даёт мне загрязнять помещение…» – грустно пошутил он. Николай рассказал, что неудачная форма каких-то «пазов шпонок крепления» вызвала напряжения металла и спровоцировала появление трещин с перспективой разрушения футеровок. Теперь придётся полностью извлекать экранные сборки, ремонтировать футеровки, заваривать пазы и переваривать крепления.

– Люди понахватали бэров, с ног валятся, – жаловался он. – У нас есть оснастка, позволяющая работать в облучённом корпусе, но в ней неудобно и очень медленно, многие пренебрегают защитой в пользу скорости. Меняются, конечно, но даже в комнате отдыха уже фон такой, что дозиметры шкалит…

– Солярка для дизелей на исходе, – сказал директор. – Если в ближайшее время не запустим реактор – просто вымерзнем здесь.

– Хиба я не розумию? – снова перешёл на украинский Николай. – Всё зробимо. Но поспешати теж неможно – пока не опрессуем каждый трубопровод, загружать ТВЭЛы не буду. Бидистиллята на одну заливку, любая утечка – и всё. Его ещё греть приходится, щоб не змерз…

Ольга понимала, что реакторная группа сейчас в прямом смысле жизни кладёт – радиологической клиники в институте, разумеется, не было. Но другого выхода нет – без энергии погибнут все.

– Пайки для не занятых на тяжёлых работах надо сокращать, – докладывал Вазген. – Тогда протянем пару месяцев, хоть и без разносолов. Биологи сейчас расконсервируют установку гидропоники, но ей тоже нужен свет и тепло, так что всё упирается в реактор…

– Сокращайте, – распорядился Лебедев, – Сейчас большинству делать особо нечего – инженерно-технические группы утепляют входы и дорабатывают внутренние коммуникации, остальные просто так слоняются.

– Это не дело, – строго сказал Куратор. – От безделья у людей появляются всякие ненужные идеи.

Ольга нервно вздрогнула – она и забыла про него, благо, столичный гость сидел в тёмном углу и в совещании до сих пор участия не принимал. «А он-то чем занят? – подумалось ей. – Какие такие обязанности исполняет?»

– Да, – согласился с ним директор, – Громова, возьмите на себя культурный досуг кадров. Лекции, там, какие-нибудь организуйте, или, я не знаю, коллективные чтения…

– Я ей помогу, – вызвался Куратор, и Ольгу буквально передёрнуло. Однако отказаться было как-то неправильно – не время сейчас для проявления личных антипатий.

– Да-да, займитесь, – сказал Лебедев с заметным облегчением. Его явно тоже смущал неопределенный статус Куратора, который при огромных, формально, полномочиях в сложившейся ситуации вёл себя странно.

Идею «культурного досуга» подал Ольге Мигель, которого она встретила в коридоре.

– Да что там думать! – воскликнул он радостно. – «Важнейшим из искусств для нас является кино!».

В Институте был свой небольшой, на сотню мест, кинозал, куда привозили новинки, научно-популярные и обучающие фильмы, кинохроники и так далее. Там же располагался и свой институтский довольно обширный киноархив.

– Там как раз новый боевик завезли, «Зелёный фургон»! В субботу должны были показывать! – рассказывал молодой лаборант. – А в убежище есть «красный уголок» с проектором…

– Ничего у вас не выйдет… – сказал пренебрежительно Андрей, который так и таскался везде за Куратором, успешно избегая общих работ. – В «красном уголке» проектор «Украина», на шестнадцать миллиметров, а в зале, небось, стационарная киноустановка, на тридцать пять. Я знаю, я на кинопередвижке работал, пока не…

Тут он осёкся, и Ольга подумала, что он тоже какой-то странный.

– Так у нас и кинопередвижка есть! – сообщил Мигель. – По сёлам в порядке шефской помощи катается… Кажется, там же, при кинобудке, её оборудование лежит.

– А что за аппарат? КН-13? – заинтересовался Андрей.

– Откуда мне знать? Железный такой ящик на треноге. Динамик в чемодане, усилитель, ещё какие-то коробки…

– Смотреть надо, – авторитетно сказал Андрей. – Но шансы хорошие. Если притащить сюда, можно будет кино крутить.

– Так чего мы ждём? Собирайтесь! – скомандовал Куратор.

У выхода к лестнице столкнулись с Иваном – тот вместе с Сергеем-Василием, юным радистом и ещё парой незнакомых молодых ребят тщательно укутывался, заматывая шарфом промежуток между шапкой и тулупом, так, что торчали только глаза. На поясе висела лампа от фонаря, провод от неё уходил под одежду.