Август приподнялся со стула, медленно подтянулся к Андрею через весь стол, нахмурил брови, приняв самый недовольный вид в его репертуаре, поманил его пальцем и сказал так, что и дурында услышала прекрасно:
– Давай, поднимайся с места своего, подхватывай свою подружайку, и что бы духу ее здесь не было, пока я по-другому не заговорил.
– Ты чего такое говоришь, Август!
– Я тебе все сказал.
Август в действительности разъярился, сдерживаться он больше не мог, и, конечно, не без его удивления, эта девушка начала вставать и уходить. Андрей потащился за ней, накинул по пути спортивную ветровку, и обернулся к Августу (его ветровка, опуская серьезность ситуации, была из ряда вон выходящим одеянием в мире моды, и, хотя, в этом городе развитие отставало во всех ответвлениях сферы жизни, спортивная одежда безвкусного подпольного производства никак не смотрелась на классической одежде).
– Друг, так не делается, с дамами так не разговаривают, я понимаю, что тебе обидно…
– Прости, что сделал, может быть, что-то не так, но я не наглел, ты сам все прекрасно слышал.
– Как знаешь, на меня не обижайся потом.
Собственно, никому не нравился такой исход событий: Август через минуту стал прокручивать варианты его действий, не будь он таким резким и невежественным; Андрей не думал ни о чем, но покинул своего приятеля с желчным осадком в душе, сделав вывод для дальнейшего общения. Стоп! Никакого общения, больше они не друзья, и точно не следует рассчитывать на его поддержку.
Трудно было понять намерения, цели, отношение к разному роду людей, – наш герой отличался тяжелым характером, скверным нравом, терпким цинизмом, завуалированностью мыслей, сложностью выражения эмоций: всем тем, что мешает обычной или одаренной личности понять чувственное состояние создаваемого персонажа. Он сам, порой, не понимал, чего хотят люди; о чем они думают. В этом взгляды и мнения не сходились, – в этом он копался без конца. Никто, по-видимому, не имел понятия чего желают окружающие, но у него была, все же, добрая душа, ему был каждый не безразличен, – на деле, маленькая промашка или отмашка в его адрес, достаточно весомое – для его восприятия – пренебрежение к его мнению, полное отрицание и не согласие с его решением, давали одобрительные действия для извержения вулкана. Будь то друг, будь то враг, ничего не исправишь, раз ты задумываешься только о себе. Августу, по истине, не хватало честности и откровения в людском воплощении светлости. Он не считал себя правильным, наоборот, он был чересчур самокритичен, ненавидел в себе ханжеских наклонностей, корчился от своей жеманности. Любой другой вселял в себя уверенность, ничтожно проявляя свою сущность, доказывая непревзойденность в беспорядочном вбрасывании лживых фактов и сочиненных на свой лад историй.
Как же спутывало сознание постоянное отвлечение на анализ своего поведения и поведения контактируемых с тобой. Слепо представляя себе надежность дружеских связей, в очередной раз смех прорывался сквозь сознание. Август постепенно – с каждым глотком пива – уходил от негатива, настраиваясь еще ближе познакомиться с новой спутницей любви. И да, он еще оставался сидеть за тем же столиком, поражая свой организм алкогольной зависимостью.
Конечно, черт побери, сомнения в ее увлеченности им крылись в отголосках трезвости, но пьяный ум нагнетал больше азарта в победоносности любовного чуда. Август, допивая свой – точно решив – последний бокал за сегодняшнюю ночь, начал медленно собираться, явно понимая, что она еще не скоро освободится. Алиса начала подходить к нему, видя, как он пытается выбираться на выход.
– Извините, – вопросительно сказала она. – Я вижу, ваш друг ушел, а за счет оставил платить вас? – С маленьким сожалением, без высмеивания поинтересовалась она. Август в действительности ее чем-то зацепил.
– Да… Да, нагло как-то вышло с его стороны, я тоже не цветочек, конечно… Нет, он не нарочно, я оплачу. – Достаточно сильно перебрав, долго и отрывисто произносил Август.
– Тогда рассчитать вас придется за весь стол.
– Все верно, – абсолютно пьяно проговорил он.
– С вас три тысячи двести восемьдесят три рубля.
Август, обладая хорошим математическим умом, и округляя всегда в большую сторону до большего целого выходивший счет, автоматически проецировал на карточку банковского счета эту сумму, и понимал, что на карте остается больше ста рублей: следовательно, удастся оплатить целиком не принадлежавший наеденный и испитый список меню бесчестного бара. Цены любого заведения были завышены в десять и даже в двадцать раз больше от себестоимости продукта. Если быть честными, то и в магазинах существует такая же тенденция инфляции цен, – не важно, продуктовый это магазин или отдел с одеждой, везде действует одна политика заработка, – заработка бизнес-гуру, которые принимают все блага общества, разъезжая на дорогих автомобилях и живя в виллах. Нет, все верно, каждому свое – жить в захолустной «хрущевке» или в чахлом частном доме, еле-еле сводя концы с концами, убивая горе бутылкой спирта, купленной деньгами, заработанными неблагодарной работой. Напротив, пробовать выживать: строя великую пирамиду накруток, занимая высокие престижные и авторитетные должности, конечно, также убивая горе алкоголем, но пятизвездочным, и коньяком. Классовое неравенство Август не отрицал – оно всегда было, и будет существовать, невзирая на то, что Маркс и Энгельс научно обосновали вершину существования человечества – социализм, – который посещал историю нашей страны.
Август, выходя из бара, уже об этом не размышлял – это были его ранние раздумья, – так как в его сегодняшнем уже ночном состоянии нельзя было о чем-то думать, моментами он ничего не помнил – настолько опьянел.
Выходя из дурно пьянящего места осуществления греховных желаний, оставляющего горький осадок впечатлений под конец вечера или ночи, головную боль развивающего фиктивно престижного, с надетой обложкой фатовства и фарса заведения, Август кадрами отслеживал свое местоположение.
Дверь… После: провал в памяти – темнота, мозг отключен, и это явление научно не объяснить, нет никакой теории обоснования сна, отключения мозга при пьянстве или обмороках, – пустота. Следующий эпизод, это то, как он плетется по брусчатке тротуара, шагая змейкой, вяло передвигая обмякшее тело, прозревая от каждого шага. В голове сохраняется стойкость, и, будто, трезвость находит его сознание. Картинка становится отчетливее, и он старается разглядеть исполнение кирпичного фасада домов, точнее, по подобию кирпичной кладки заштукатуренные строения серого и бурого цвета. Виден асфальт автомобильной дороги, разметка на ней, как мел на школьной доске; бордюр, колодцы, деревья на земляных островках между домами и тротуарами, – все отпечатывается в мутном состоянии. Август понимает: он прошел достаточно много, выйдя из бара, – уже не были слышны вопли пьяных разбойников и жеманных блудниц. Именно так их мягко следует охарактеризовать, а, на самом деле, некоторых хотелось назвать еще оскорбительней. Но его мозг был удручен другим: ему было необходимо протрезветь, так как Август понимал, болеть ему позже не хочется, а похмеляться для него было верхом унижения – мерзость!
Оценив ситуацию своего удручающего положения, он спешно направлялся к центральной улице города, – как правило, в провинциальных городках, где жил Август, с населением не более миллиона человек, главным проспектом или улицей назывались в честь выдающегося революционера и диктатора всех времен – «вершителя свободы и равенства» – Ленина. Двигаясь к данному проспекту, где возможно мог пройти автобус «экспресс», следующий не со всеми остановками, но, если удастся в него попасть, есть шанс за двадцать рублей подобраться ближе к дому. И для Августа это был самый лучший вариант, так как на такси раскошеливаться ему было накладно, да и нельзя упускать возможность за малую сумму добраться до ближайшего диапазона расположения квартиры. Изрядно выпив и раскидав свои сбережения, он не мог допустить остаться без последних ста или двухсот рублей.
