Своё высокое начальство-то он знать просто обязан.
Поворачиваюсь к полицейскому, ловлю его за обшлаг френча, подтягиваю и нежно шиплю:
— Объясни этому барану, кто такой барон Клейгельс. И заткни его… — отталкиваю, ну и, швыряя пару сотенных бумажек за дорогое стекло, добавляю, — прибери тут.
Слишком с избытком за разбитое стекло. Однако толстопузый похоже тоже слишком с избытком разогнался и тормоза потерял — закусил удила, короче, и понёс, отключив мозги.
— Своим золотом швыг’яться у себя будешь, сволочь, а на моем вокзале я хозяин! — однако с задницы не поднимается, но жандарму командует, — Кг’ути его кому сказал!
Ну вот скольких уже привычка меряться с незнакомцами у кого больше под монастырь подводила, а нет же, всё им неймется, всё никак не учатся.
— Вот торгашье племя, чуть царь-батюшка волю дал, возомнили себя выше всех. Уже командуют… — ну и чуть подзуживаю дурня, — Ну убрал пузо!
— Да я тебя… — и граблями своими на меня махать.
За что, естественно, тут же снова схлопотал по роже и сел, тряся башкой, на пятую точку.
— Видишь, как распустились у тебя тут служивый! И бардак, и крамола! Так и бомбистов дождешься! — и, костеря себя за расточительство, достаю еще золотой империал, — На тебе на извозчика, в околоток его доставь! Эту заразу на корню сразу выжигать надо!
Под гробовое молчание покачиваясь ухожу искать свой вагон к поезду. Вякнут, не вякнут? Дернутся? Никто не дернулся.
Что-то мне кажется — переборщил. След слишком уж явный лег…
Успел к самому отправлению. Как тронулись, узнал у проводника о наличии вагона-ресторана и ушел в него ужинать. Ну и саквояжик свой, естественно, захватил.
Всё-таки красиво тут и кормят божественно, даже в поезде! Только отъехали, а уже и сибирские пельмешки с черной икрой и торты на десерт на выбор. И две дамочки ужинающие. Под их неспешную трескотню о светских сплетнях наконец-то спокойно поел. Уже ночь, а я только обедаю. Денёк выдался, как будто колдуна нахрен послал.
Напоследок, по чистой русской традиции, решил третий след оставить. Написал еще одно письмецо послу. С маленькой сенсацией. Без шифра, всего три строчки. И тот же масонский знак в виде глаза в нижнем углу прилепил.
Ну и попросил официанта конверт утром где-нибудь в почтовый ящик кинуть. За рубль чаевых. Пусть по обратному штемпелю ищут, где я. Подальше отсюда.
На станции Парголово, через какие-то полчаса, ушел из вагон-ресторана. Ну и сошел, уже не возвращаясь в свой вагон. Дальше просто: где темнее всего? Правильно — под горящей свечой…
Подумалось: «Кажется опять выплыл Камнев?». И пошутил про себя: «При уменьи и везеньи и камни плавают!»
