Для того, чтобы усилия не пропали даром, что нужно? Правильно, чтобы утром моё отбытие точно в сводки градоначальнику попало. И, не важно, как — слушком, рапортом жандармов или газетным репортажем. Вообще шикарно, чтобы еще и двумя-тремя путями. Ну а дальше и до моих ловчих донесут…

Во-первых, решил поднапрячь служителей чёрных кабинетов. Родине так сказать, долги отдать, да и Беккеля с Дедом тоже «отблагодарить» за хлеб-соль и разбитое рыло, пусть жизнь и им мёдом не кажется. Купив несколько конвертов с открытками, написал послания.

Беккелю: «Ушел по плану. Уезжаю, как и договаривались с Вики. Буду шестого». В левом углу нарисовал символ NATO. К открытке в конверт вложил оторванную половинку пятирублевой ассигнации.

Одному Беккелю писать бесполезно, и не перехватят, и особо не поверят. Что там Долгорукий про бриттов, франков и гансов говорил? «У Двора пасутся»? Вот пусть и попасутся. У нас их всегда или любят, что аж в зад целовать готовы, или ненавидят. Из крайности в крайность.

В здание на Дворцовую набережную, дом 4 отправил шифрограмму. Ничего сложного — простенький код Цезаря. Но голову поломать должны, иначе не поверят: «Qcjvmirh, xlimrziwxqirxweviwyggiwwjyp. Zmw — e — zmw mw fvmhpih fc ejeqmpc» («My friend, the investments are successful. Vis-a-vis is bridled by a family»- «Мой друг, вложения успешны. Визави взнуздан семейкой»). И вторую половинку пятирублёвки. Наш Николя, который второй, может мозгами больше думать будет, а не одним местом, выбирая болезную императрицу.

Даже если дойдет письмецо — проморгают наши славные жандармы — пусть сэр Джордж Уильям Бьюкенен сломает голову, что это и от кого. Может свободного времени у британца гадить чуть поменьше будет.

Хотя не должно дойти не прочитанным, это будет уже верхом беспечности и непрофессионализма.

Открытку выбрал с видом Зимнего дворца, ну и над дворцом стилизованное всевидящее око в треугольник вписал.

Даже не знаю, что еще можно тут накрутить, чтобы мозги и жандармам и бриттам сломать от числа гипотез. Если только цифру 1917 в глазу написать?

Посидел, подумал и решил чуть дожать. Может у жандармов хоть что-то дельное выйдет — влияние окружения на царя снизят? Германцам, на Морскую написал: «Эдди продал Николя больную кровь. Наследника не будет. В Большой игре всё отдаст француженке». Ну и опять зашифровал старым, так доставшим меня еще на парах криптографии шифром потомков Аарона — Атбашем. Пусть потом будет Аллоизычу плевок из прошлого на нежную нацистскую ранку. Типа арийцам от евреев, пардон, здесь и сейчас еще жидов.

Вспомнил пары и наш Кустанайский универ — на скупую слезу пробило. Лирика… Работать нужно, до поезда уже не долго.

Два письма в посольства из одного ящика — жандармы просто обязаны просмотреть всю почту или я ничего не понимаю в перлюстрации!

Долгорукой отправил не запечатанную открытку со словами: «Восхищен красотой и умом! Танюша, бросайте всё и выбирайте воды Австралии. С любовью Ваш Влюбленный Рыцарь» — пусть будет шанс спастись в той будущей кровавой бане, что ждет Россию. Всё-таки такая стать и такие мозги как у Танюши должны иметь будущее. Хотя бы как генофонд для человечества. Да и надежда не умерла еще раз к Ташечке подкатить. Уже без папы и по серьезному…

Надеюсь, поставлю питерскую службу царской охранки на уши. Пусть поломают голову. Да и жандармерия с тайной полицией пусть мышей лучше ловят — высший свет получше шерстят.

Ну и след отправления — Финляндский вокзал.

Главное, чтобы меня не поймали, а то шуточки над кабинетами перлюстрации очень сильно боком выйдут. Хотя… Полагаясь только на зрительную-то память сотни-полутора лиц, что меня видели и знают. До хотя бы тотальной паспортизации с повальной фотосъемкой, думаю, это слишком маловероятно. Главное по дурацки не попасться.

Кинул в почтовый ящик письма. Одно дело, надеюсь, сделано. Накидал конспирологических гипотез — теперь скандальчик. Как раз времени впритык осталось.

Что сотворить такого, чтобы утром об этом и сплетничали, и дежурящий городовой по инстанции вынужден был передать, но меня, как зачинщика, не задержали? В голову как ни ломал пришел только пьяный дебош совсем потерявших берега новых русских. Ну или не новых для этого времени.

Образ как-раз в стиле…

Задержит простой городовой богатого буратину? Сам — ни за что, нужны ему потом такие проблемы? А времени «подумать» и «вызвать кавалерию на подмогу» я ему не дам. Уеду.

Вздыхаю, страшновато и не хочется, но бежать без оглядки глупо. Проще сейчас чуть рискнуть и послать все хвосты искать меня подальше, чем потом бегать и трястись, думая, где они меня ищут.

Пусть будет ещё один мой след…

Беру в привокзальном ресторанчике бутылочку коньячка и к коньяку мясной закусочки. Гуляю!

Шустовского не нашлось, пришлось довольствоваться бутылочкой «Древний Эривань». Ну и приговорить для запаха пару рюмочек. Недурственно, я б даже сказал божественно!

Особенно, под ломтик нежного птичьего мясца. Дикого. То ли рябчика, то ли фазанчика. Знали ж предки толк, в том, как и что подать, да как угодить. И куда только потеряли? Выродили до эрзацконьяка из заварки на промышленном спирте и обжаренной ножки Буша.

И ценой-то за этот пир желудка всего лишь в очередную пятирублёвку. Для меня сейчас мелочь, но в душе шевельнулась жаба — всего лишь в стоимость лошади с упряжью — несбыточной мечты и кормилицы сейчас многих российских крестьянских семей… Этот «хруст французской булки» окончательно испортил настроение и разбудил, похороненного в ушедшем детстве, пионера.

Дежуривший на вокзале полицейский чин при моём появление с полупустой бутылкой коньяка не прореагировал практически никак. Стрельнул глазами и забыл. Насмотрелся видимо.

Ну а дальше просто, зашел за угол, отдал, заранее извиняясь, остатки рябчика привокзальной дворняге — ещё когда подходил к вокзалу ее приметил с выводком щенков — дождался, когда, давясь проглотит, и шуганул её в сторону стража порядка.

— Вот бездельники! Распустили тут! — и, выскакивая из-за угла, запустил полупустой бутылкой коньяка ей вдогонку.

Само собой, в собаку не попал, не туда целился. В полицейского, кстати, тоже не смог. Увернулся — резким и быстрым гад оказался. Зато удачно попал в вокзальное окно за ним. Никто не пострадал, но звона, визга и извечного русского мата хватило с избытком.

Ну что ж, тоже не плохо, значит, будет не рапорт, а скандал. Пойдет…

Теперь что, теперь главное морду кирпичом и «я главный» — включать наезд. На дернувшегося полицейского ору:

— Развели тут собачатню! — и чуть добавляю бабьего подвизгивания, — Приличному господину,…Ь! пройти невозможно!

Ну и к городовому, снова меняя шаблон:

— Поймать, утопить!!! Бегоооом!!!

Страж порядка просёк скачущие к нему неприятности и скривился как съевши лимон. Но с места не двинулся. А зря, для него лучше бы побежал…

Выбежавший из здания вокзала толстопузый дядька, решил пойти тем же путем, что и я — кто громче орет, тот и прав.

— Дег’жи его! Дег’жи! Стёкла мне, гаденыш, бить удумал! — и на меня своими сардельками в кольцах, да перстнях тыкать, да грабельки тянуть. — Да я с тобой знаешь, что сделаю⁈ Пожалеешь, что г’одился!

— Твое мнение ошибочно! Закрой ошибальник! — пришлось даже оттолкнуть слегка — испугался, что еще жиром сходу задавит.

— Ты, сволочь, не только окна вставишь, но и за ущег’б мне по гг’об жизни…

Договорить не дал, просто врезал в челюсть. Что-то торгаши берега путать начали тут…

— Моолчать!!! Раскомандовался тут… Иди прилавок протри!

Севший на зад толстопузый стал красномордым.

— Николай Васильевичу придется попинять, что торгашам воли много дал! — это уже мнущемуся жандарму.

— Да я… Твоего Николая… — торгаш призаткнулся, но, однако, ненадолго, сплюнул юшку, — Он на меня г’уку поднял!

Бедный страж, быстрее всех просёкший кто такой этот Николай Васильевич и чем ему это светит, попытался слиться со стеной у разбитого окна. Безуспешно. Даже несмотря на то, что цветом лица на штукатурку стал похож.