Черников направлялся к Ирине Вайц вместе с пиццей купленной полчаса назад в Кишиневе. Она была еще теплой в белой коробке без единой надписи. Он ехал к Вайц в мастерскую (договорились к обеду), и вез еще пару колготок для образца, но скорее как для подарка (не уверенный, что Ирине понравится эта лайкра черного цвета с вульгарным подтекстом).
Черников, конечно, был очарован Ириной. Он ничего не ждал от предстоящей встречи, или ждал, надеясь на какую-то иллюзорную благодарность, в любом случае, у него было хорошее настроение и ничего не предвещало беды.
Но, когда он ступил на порог мастерской (постучал в дверь и, не ожидая отклика, приоткрыл ее), там за порогом его приняли крепкие руки "гебни" (скажем по-честному — пока только ОБХСС). В мастерской продолжался обыск. Кроме бледной Иры, стоявшей у окна, на табуретке сидел возле кульмана Панышев. Среди деятельных сотрудников выделялись два гражданских, наверное, привлеченных в свидетели. На главном рабочем столе, громоздился тюк с джинсовыми рубашками, сверху выкроек лежали пачки денег в банковской упаковке (миллионом здесь и не пахло), а еще на столе навалены были последние тряпки Черникова и остаток рулона джинсовой ткани. Панышев был понур, как будто безоговорочно был взят с поличным. Ирина отстранена, руки сложены на груди, кивнула в сторону Черникова:
— Вот он.
— А вот с тобой я хотел давно познакомиться поближе — резко обратился к Черникову мужчина лет тридцати пяти. На нем был темный костюм, белая рубашка без галстука. Высокий, крепкий, тренированный. С энергетикой освобожденного секретаря большой комсомольской стройки.
Это грубое тыканье, громкий голос, наверное, было приемом экстренного допроса. Черникова немножко повело и екнуло в животе и сердце, ослабли нижние конечности, и только присутствие Панышева, Ирины, и нежелание перед ними растечься в слизь восстановило дух Черникова.
— А я вас не знаю и знать не хочу. — все-таки не проблеял, а внятно сказал Черников.
— Ты арестован вместе с этим цеховиком, но к тебе есть особый интерес. Я пришел лично по твою душу. Как там по паспорту гражданин Семенчук, который не Семенчук, потому что настоящий Семенчук умер месяц назад. У меня уже есть постановление на эксгумацию. Будем говорить? Откуда импортное шмотье? А это что? — Он расковырял коробку с пиццей. Потом ему передали упаковку, с колготками изъятую из кармана брюк Черникова:
— Это что за похабство? — он сплюнул на пол. — Наручники и в машину.
Глава 12
Маслов Анатолий, принадлежавший все-таки уже к послевоенному поколению, был сыном районного партработника. Маслов отличник, спортсмен, в юности по наивности чистосердечно хотел служить в органах. Ему уже объяснили, что органы не любят инициативников и инициативу пришлось проявить отцу. По протекции вышестоящих друзей, после иняза сына направили в Новосибирск на дополнительную учебу. Разочарование пришло быстро. Ресурсов отца уже не хватало. В шпионы его не взяли. А недавно вообще сослали из контрразведки в отдел по защите конституционного строя.
Маслову с переходом в пятый отдел пришлось много читать. Не сильный его конек. Но, например, Трифонов зашел легко," деревенщики" — там Шукшин и другие — не очень. Высоцкий ему нравился без энтузиазма, но и вся эта западная музыкальная дискография, прослушанная не только на спецсеминарах скорее были больше об эрудицию, но не о вдохновении. К тридцати годам идеология в ее демагогическом склонении у него полностью выветрилась, а пустоту заполнили оправданный эгоизм и цинизм. Националисты — что-то примитивное. Евреи — не дураки. Голос Америки — настоящие последние новости.
Он тянул эту лямку без иллюзий. Досрочно званий не получал, жену давно не любил, но не бросал ее из-за сына и все-таки тоже из-за карьеры. Видный, высокий, статный он свои комплексы несостоявшегося шпиона успешно вымещал многочисленными любовницами, а в последнее время и рукоприкладством к своим подследственным.
Совсем недавно по необходимости (не хватало людей), контрразведка ввела бывшего коллегу в несложную операцию. Он должен был быть на связи с Ириной. Но возомнил из себя куратора, слишком инициативно докладывал руководству. Ведь дело неизвестного старика с документами Семенчука дохнуло на него предчувствием смутной большой удачи, когда он прочел коротенькую справку на покойного. Второй секретарь обкома подтверждал, что Семенчук лично знаком с Брежневым (в годы войны был недолго его личным водителем), что в прошлом году он передавал Семенчуку приглашение в Кремль на 9 мае, и еще раньше занимался обменом его квартиры. Из ОБХСС сообщали, что все изъятые материалы псевдо Семенчука имеют явное иностранное происхождение.
Приготовлялась гремучая смесь: разветвлённая сеть цеховика Панышева, уходящая куда-то высоко-высоко (что понадобилось межведомственно присылать для внедрения Ирину Вайц), скоропостижная смерть Семенчука (однополчанина Брежнева) и, наконец, неизвестный старик с иностранной подкладкой.
Маслов регулярно встречался с Вайц. Штучка была не простая. На конспиративной квартире при первой встрече он попытался изобразить что-то вроде ухаживания не по легенде, а наяву, но получил хорошо поставленный удар ниже пояса. Он обратил все в шутку. В компенсации она обещала воздержаться от рапорта. Но в отношениях “псевдолюбовников” пробежала большая черная кошка.
Черникова Маслов избил на допросе, даже не потому что последний молчал, а потому что чесались руки, потому что узнал, что за Черниковым скоро должны прилететь из Москвы. Потом допросить Черникова хотели из ОБХСС. У них после экспертизы сигарет "Мальборо" возникла куча вопросов.
Старик упрямо молчал. Из носа торчал окровавленный кусок ватты. Маслов вновь почувствовал этот прилив ненависти к этой тщедушной слабости старика, к его увядшей куриной шеи, дрожащим рукам, которому хотелось сломать, перебить хребет.
А Черников молчал на допросах, потому что не знал что говорить. Ему все равно никто не поверит и еще он никого не хотел пускать в эту тайну масштаба всего мирозданья, не хотел пускать даже вопреки своему ничтожеству.
Ирина была только на первом допросе, чтобы у Черникова не оставалось сомнений. Похудевший осунувшийся от бессонницы, он продолжал несколько дней молчать, даже не требуя адвоката. От прилетевшего кулака Маслова, он легко потерял сознание. Доктор сказал, что старик совсем плох — не перестарайтесь. По разговору Черников еще понял, что когда его откачают, возможно, применят спецсредство. Наверное, такой укольчик, сыворотку правды. Это было в пятницу, и в субботу он еще лежал в санчасти под капельницей. В воскресенье он попросил вызвать Маслова, и заявил ему, что пусть его доставят на съемную квартиру, по Гончарова 7. К нему должен, начиная с понедельника, прийти некий дядя Гриша из Бреста (примитивная выдумка) и только после ареста посланника Ми-6 (примитивная выдумка 2), который станет его свидетелем, Черников обещал дать откровенные показания.
— Та, что ты там — про Ми-6. - с усмешкой переспросил капитан Маслов.
— Я начинаю сотрудничать с вами. Выполните это условие.
— Почему он зайдет к вам? Почему вы не встретитесь в парке, в театре?
— Он должен подвезти много вещей.
— Как он выглядит?
— Чем-то похож на вас.
— Напишешь все подробно и по слогам. Есть какой-то предупреждающий сигнал — там цветы на подоконнике?
— Приоткрытая форточка на кухне.
— Это шутка?
— Нет, это вроде пароля.
— Кстати какой пароль?
— Нет никакого пароля. Он постучится и спросит Семенчука.
— Панышев в курсе?
— Панышев не был в курсе об этой другой моей деятельности. Ни тем более Семенчук.
— Зачем вы забрали телевизор Семенчука?
— Познакомились перед Новым годом. Дядя Гриша просил достать старый непримечательный телевизор. А я уже договорился с Семенчуком о продаже «Рубина», а он взял да умер, пришлось сделать обмен с его дочкой.
