Пока я объяснял Борборычу, Барэлу, Мадне и Тубику весь скрытый смысл нашей кампании, те отправляли всё больше и больше людей на склады с инструментами и материалами. Зато в общем и целом никто против такого масштабного похода не возражал. Бойцам требовались опыт и тренировки. А то, что я задумал, несло и то, и другое…

– Надо сразу новое поселение точкой возрождения снабдить! – посетовал Борборыч. – И можно будет постоянно там дежурных держать.

– Не уверен, что нам система это позволит… – заметил я. – Но ведь попробовать никто не мешает!

Вообще идея была здравая. Один раз мы посёлок уже основали, и система это одобрила. Теперь мы собирались строить целый опорный пункт, куда потянутся охотники, собиратели, древорубы и прочие полезные люди. Когда они заселятся, мы можем попытаться сделать точку возрождения. Почему бы нет? Я бы такое и на месте медного месторождения провернул… Правда, я знаю, что Финик уже у себя безуспешно пытался сделать автономный посёлок – он сам мне рассказывал – но система выкатила ему сообщение о том, что не все условия для основания соблюдены. Он больше пытаться и не стал, потому что ему и так в случае чего недалеко идти от Мыса. А вот на плато закрепиться было бы совсем неплохо – ведь туда почти полдня пилить надо…

Так или иначе, наш отряд был собран к обеду – и дружно покинул поселение. Мы двинулись на север вдоль Золотой. Бойцы бодро шагали сквозь лес, распугивая всю живность, что там обитала. Даже птицы испуганно умолкали, когда мимо проходили шесть десятков вооружённых рыл. В посёлок у Вараньих равнин мы заходить не стали – просто помахали жителям издалека, обозначая своё присутствие, и сразу отправились к подъёму.

Вечерело, солнце клонилось к горизонту, и мы решили разбить лагерь прямо там, а уже на утро штурмовать лес. Когда я вспоминал, сколько там гнуса – сразу дурно становилось. Но как объяснил Дойч – если вытоптать траву, то и гнуса особо не будет.

– Никогда не обращал внимания, как мало травы в деревнях на старых фото? – спросил он.

– Обращал. Думал, просто много ходят и случайно всё вытаптывают, – ответил я.

– Скорее, специально убирают! – возразил Дойч. – Комары и прочая живность в траве живут. Нет травы – значит, нет комаров и мух. Точнее, есть, но гораздо меньше. Вот и мы тоже будем всё вытаптывать и выкашивать!

– Кстати, крепость мы где ставить будем? – поинтересовался Борборыч.

– Как придём, так место и выберем, – ответил я. – Надо найти какой-нибудь удобный холмик или возвышенность. Причём рядом с рекой.

– А помните, в прошлый раз мы там видели холм с родником на склоне? – спросил Барэл. – Только до него идти почти час…

– Неважно! Как только там народ начнёт обживаться, вся округа опустеет, – заметил Борборыч. – А родник на территории поселения – штука хорошая, причём во всех отношениях. Обложить его камушками, углубить чашу – и вообще будет шик!

– Тогда сразу к нему и пойдём! – согласился я, вспоминая, что и вправду видел такой холм во время первых вылазок. Мы на него в прошлые разы не полезли, просто потому, что незачем было. Зато теперь он и в самом деле представлялся мне почти идеальным местом. – Для начала сделаем там хороший такой сруб! Не как у вулкана, а прямо добротный…

– Долго возиться! – заметил Барэл.

– Это, блин, лес, а не парк для прогулок! Вокруг твари будут не самые приятные… – ответил я. – Так что стены надо делать толстые, а крышу – крепкой. Если не успеем в этот раз – продолжим в следующий…

Обсудив планы и помечтав о светлом будущем, мы всё-таки легли спать. И в ту ночь мне снова приснился сон… Он был очень коротким. И жутким! Во сне напротив меня стояли решашиарх и бронемишка, а за ними маячил кутуль-кава и ещё какие-то гигантские тени… И все они с осуждением смотрели на меня. А сверху летал Птеро с растяжкой: «Руки прочь от нашей экосреды!». И мне почему-то было очень стыдно перед ними… Вот в этот момент я и проснулся, потому что вообще стыд – это не очень про меня…

День сто седьмой!

Вы продержались 106 дней!

Мы не спешили – спешить было незачем. Мы спокойно позавтракали, собрали вещи – и только, когда солнце поднялось достаточно высоко, начали подъём. Лес всё-таки принял нас, хотя в этом приёме не было ни капли радушия. Деревья укрыли нас своей тенью – но не для того, чтобы уберечь, а скорее, чтобы нас сожрали быстро и незаметно. Тропический лес не любит чужаков – и даже своим постоянным обитателям никогда не даёт спокойно жить.

Отбиваясь от назойливых насекомых, мы шли вдоль реки, выискивая глазами тот самый холм, о котором вспомнили накануне. Холм – вот ведь удивительно! – стоял на своём месте. Примерно в часе ходьбы от обрыва плато. И всё так же журчал на его склоне ручей, чьим источником был укрытый между камней родник.

Вообще холм был приметный. Он выделялся среди других хотя бы тем, что на нём росли неизвестные нам деревья, сильно уступавшие в росте другим деревьям тропиков. Оттого на холме можно было увидеть и яркий солнечный свет, и голубое небо. Мы вытоптали себе полянку, на которой сложили свои вещи, и сразу стали оглядываться.

– Вроде нормальное место, – заметил Барэл.

– А деревья-то дологнисские! – заметил Тариг, подойдя к одному. – Будут нас ночью кушать, если не срубим.

– Если срубим, всё равно могут скушать, – заметил Дно. – Мы же не знаем, какой частью они по ночам едят…

Всего деревьев было девять. У всех них были ровные стволы, покрытые упругой чёрной корой. Ширина стволов была приличная – почти полметра в диаметре каждый. Я быстро прикинул, что даже если мы все их срубим, на ночь придётся уйти с плато – потому что просто больше ничего не успеем сделать.

Но когда мы приступили к рубке, оказалось, что всё не так плохо. Внутри древесина у стволов была неплотная и напоминала губку, поэтому легко поддавалась топору, в отличие от коры и внешнего слоя. За три часа мы вырубили всю рощицу, очистили стволы от ветвей, сложили их у подножия холма и принялись корчевать пни.

И вот тут вышло не очень удачно… Возмущённые пни повытаскивали из земли длинные корни и принялись яростно хлестать ими вокруг себя. Били корни больно, остро реагируя на любое наше движение. Пришлось ловить их под градом ударов: пока один боец удерживал корень натянутым, другой его рубил. Так что с пнями мы провозились долго, но через пару часов выкорчевали и их.

Всё оставшееся до заката время мы пытались подрубить одно-единственное дерево – грёбаный фикус. Я всегда думал, что фикусы – это такие комнатные растения. Индийский фикус баньян (так его определила система) оказался целым конгломератом стволов и корней, которые пришлось рубить и сверху, и снизу – и всё равно мы не успели. Так и оставили на ночь фикус недобитым…

С плато мы ушли засветло – очень уж не хотелось в темноте связываться с местными обитателями. Переночевали у водопада, а утром снова пришли на холм. И первое, что мы заметили – огромные следы какого-то кошака. Похоже, ночью он облазил весь холм, обильно натоптал и куда-то ушёл.

– След кошачий… Вот только котик должен быть размером с быка! – заметил Тариг. – Это не лев, не тигр… Это вообще хрень какая-то…

Мы снова принялись за рубку, и к обеду уже разобрались с непокорным баньяном. Следующее дерево – мезуя – к сожалению, оказалось ничуть не лучше фикуса. Оно незаметно росло рядышком и в предыдущий день умудрилось ничем не привлечь нашего внимания. Мы об эту жёсткую тварь два каменных топора убили, пока удалось её срубить… И когда я начал возмущаться такой несправедливостью, – только тогда гадский Дойч сказал, что ничего удивительного в этом нет, потому что на Земле это дерево ещё называют железным.

За оставшееся время мы срубили несколько тиковых деревьев, которые росли по периметру холма, и снова ушли на ночёвку к водопаду. Несмотря на все наши мучения, на очищенной части холма непрестанно росла куча стволов, очищенных от ветвей и с частично ободранной корой. После недолгого совещания мы решили вырубить все мезуи, что нам попадутся. Уж очень крепкие – из таких брёвен получится надёжный сруб.