Примерно те же противоречия возникали и в его отношениях даже с самыми близкими друзьями. По натуре он был человек добрый и преданный, всегда готов был оказать бескорыстную помощь, но не дай Бог, если его что-то к чему-то обязывало, — тут он просто отходил в сторону, что нередко приводило к конфликтам. Стало быть, несмотря на обилие окружавших его достойных людей (среди них были замечательные музыканты, выдающиеся врачи, ученые, далеко не ординарные женщины), в сущности он был одинок. И если в его ранних сочинениях слышатся романтические порывы, смятение, игра страстей, то в более поздних все явственней проступает тоска добровольного одиночества и трагические предчувствия.
Вообще в его характере было много противоречивого. Он никогда не считал деньги, но очень мало расходовал на себя; будучи один, питался скромно, без претензий, но в то же время любил пожить в свое удовольствие и был подлинным эпикурейцем; при всей его врожденной деликатности, бывал нетерпимым и даже грубым. И все же мало кто мог устоять перед его обаянием.
Я не стану распространяться о его музыке, в отличие от Листа большая часть им написанного постоянно звучит на концертных эстрадах; лучше я попробую передать некоторые связанные с ней мои ощущения в стихах.
ОСЕННИЕ ЛИСТЬЯ
/Рапсодия/
«Истинное чудо начинается там,
где останавливается наш взгляд».
/Морис Метерлинк/
Листья осенние, зрелой осени листья,
Отцветая, с покорностью следуют зову земли.
С ослабевших ветвей
На траву опускаются тихо, как пестрые тени,
И засыпают, перешептываясь с ней.
Но смотрите:
Есть среди листьев свои непокорные души,
Вот, смотрите, смотрите ж скорей!
С одинокого дуба,
С утомленной березы
Золотые уносятся бабочки — выше и выше! —
Быстро-быстро с усилием тонкими крыльями машут,
Устремляясь туда, где над парком, над крышами кружатся
птицы;
Вот они над пылающим кленом уже пролетают —
И новая стайка срывается следом за ними!
Ныряют и снова взмывают — все выше и выше! —
На солнце мелькают —
И исчезают все в прозрачной синеве.
Зачем поддались вы соблазнам ветра, листья,
Что может ждать вас, горстку смелых душ?
Трава чужая?
Гранит бездушный?
Или холодная вода — еще бы хорошо залива,
А не болота или грязного пруда.
А впрочем...
Может быть совсем-совсем иная у вас судьба?
Быть может не земля, но небо — ваш удел,
И вы теперь уже не листья — птицы!?
Или безвременно умерших души?
Или мечты, что вот-вот воплотятся...
Кто знает...
Много ли вообще дано нам знать и видеть!
Вот и сейчас —
Я вижу только дуб,
Стоящий на газоне одиноко,
Да утомленную березу,
Два — три клена,
Да те листы, что тихо и бескрыло
Ложатся на траву, как сонм теней,
И засыпают, перешептываясь с ней.
Вынужден сделать одну оговорку: Брамс не писал программную музыку, но моя рапсодия, к сожалению, все же стихи. Как и нижеследующие
ТРИ ИНТЕРМЕЦЦО
Бешеный конь!
Всю жизнь его пытаюсь оседлать,
Но незаметно ускользает он,
Чтоб насмехаться надо мной на расстоянье.
Утро.
Еще не вынырнув из омута, опять
Стремительный негромкий слышу топот.
Проклятье! Какая слабость в теле...
С усилием,
Как раненная птица,
Взметнулась мысль —
И полетела, понеслась вдогонку!
* * *
Тем темней моя грусть,
Чем она беспредметней.
Звонко птицы поют под дождем.
* * *
Горячее сердце — потухший вулкан.
На исходе безводная осень.
Если кто-нибудь спросит меня, —
Где-то там...
АНТОНИН ДВОРЖАК
ЧЕШСКИЙ ДУБ
«В музыке — жизнь чехов». /Бедржих Сметана/
