– Задница Лая!

Чтобы не упасть, Рудольф ухватился за кресло. Спальня поплыла перед глазами: старинная кровать под малиновым пологом, мебель с ножками-лапами. Зеркало над камином отразило полубезумный взгляд.

Рудольф рывком, через силу, поднял себя на ноги и упал в кресло. Его прошиб холодный пот, тело колотило как лихорадке.

Противный запах ослаб, но все еще молоточками стучал в висках.

– Ни минуты здесь больше не останусь!

Дождавшись, пока мир перед глазами снова обретет четкость, Рудольф, пошатываясь, встал, нащупал колокольчик. Тот лежал на небольшом наборном столике возле камина.

– Подготовьте мою бывшую спальню. И хорошенько здесь проветрите!

Разумеется, Рудольф ничего не стал объяснять прислуге, зато к матери у него накопились вопросы. И задать их нужно сейчас, до отъезда. Потуже затянув пояс халата, Рудольф отправился прямиком в покои Луизы. На правах сына он мог явиться к ней в подобном виде, хотя мать наверняка не одобрит.

Дурнота прошла, стоило ему выйти из спальни, что наводило на невеселые мысли. Они приобрели совсем скверный оборот, когда Рудольф застал мать сидящей на корточках перед камином в гостиной. В нос ударил запах жженой бумаги.

– Что ты делаешь?

Луиза вздрогнула и обернулась. Из ее рук выпал конверт с черной печатью – такими пользовались в государственных и общественных учреждениях.

– Ты напугал меня!

Она тут же нацепила маску суровости и предала конверт огню.

Рядом с матерью, на полу, Рудольф заметил небольшую стопку бумаг. На верхней стояла печать Лерганов. Остальное, очевидно, Луиза успела сжечь.

– Что. Ты. Делаешь? – сложив руки на груди, сурово повторил Рудольф.

– Избавляюсь от ненужных бумаг.

– Позволь мне взглянуть.

Он шагнул к ней с протянутой рукой.

– Это личное.

Луиза быстрым движением швырнула всю стопку в огонь. Мгновенно вспыхнув, она затрещала, обратилась в пепел.

– Слишком много странностей, не находишь?

Рудольф с сожалением смотрел на поглотивший бумагу огонь. Теперь содержание писем не восстановишь.

– Я нахожу, – Луиза аккуратно поднялась на ноги и помешала пепел кочергой, – что человеку твоего происхождения не пристало разгуливать по дому в таком виде. Если не стесняешься меня, подумай о сестре. Она невинная девушка!

Выходит, Евгения до сих пор не замужем. Хорошо!

– И чем же мой халат угрожает ее невинности?

– Прекрати паясничать! Твой отец не позволял себе появляться в таком виде даже передо мной. Оденься, не заставляй свою сестру краснеть!

Рудольф поражался умению матери ловко менять тему разговора. Как хитро она ушла от ответа на неудобный вопрос, сделала его виноватым! И все же Рудольф не отстанет.

– Боюсь, Евгении здесь нет, поэтому тебе придется еще немного потерпеть, мама. И я по-прежнему желаю знать, почему ты сожгла те бумаги. Я видел черные печати…

– А, – отмахнулась Луиза, – старая переписка! Твой отец не состоял ни в каком тайном обществе, не нарушал законов. Впрочем, ты сам через два часа в этом убедишься.

– А остальное?

– Любовные письма его женщин.

Не родись Луиза в семье графа, употребила бы другое слово.

– Хорошо. – Объяснение матери показалось ему разумным. – А как насчет спальни отца? Я пробыл там не больше получаса и заработал удушье.

– Удушье?

Луиза побледнела, шагнула к нему, торопливо ощупала.

– Где болит? Тебе плохо? Послать за мэтром Одушем?

– Нет, уже все прошло. Тот запах…

– Запах?

Пальцы матери болезненно сжали его запястья. Спохватившись, она убрала руку, но на коже Рудольфа остались две красные отметины.

– Цветы. Полагаю, дело в цветах, – отведя взгляд, пробормотала Луиза. – На похороны прислали множество венков, даже от королевской семьи. Их сложили в спальне… Евгения, где тебя носит, дрянная девчонка, Рудольф вернулся!

Она бросилась навстречу дочери, нерешительно замершей на пороге комнаты.

Если Рудольф пошел в отца, то Евгения унаследовала внешность матери и преумножила ее, увы, не в лучшую сторону. Худая, высокая, ростом с брата, с белоснежными волосами, практически сливавшимися с кожей бровями и ресницами, она напоминала спиру. Острые ключицы резко обозначились под тканью траурного платья – будто Евгении не двадцать, а по-прежнему четырнадцать. Она держала в руках лампадку с изображением солнца. Такие ставили на могилы усопших.

– Вот. Это тебе. – Евгения протянула лампадку Рудольфу. – Я подумала, у тебя нет.

Она говорила тихо, избегала смотреть ему в глаза.

– Что здесь происходит? – копившееся много дней нервное напряжение выплеснулось наружу в крике.

Евгения отшатнулась от брата, едва не выронив лампадку.

– Ничего, о чем бы тебе следовало знать, – ответила за обеих Луиза и тайком пригрозила дочери кулаком.

– А о чем не следовало? – не унимался Рудольф.

– Евгения потом сама тебе расскажет. Она изрядно отравила последние дни твоему отцу. А теперь, сделай милость, наконец переоденься, раз уж ты раздумал спать.

Рудольф не сразу понял, где находится. Перед глазами стояло раскрасневшееся после танцев лицо Катарины. Она как всегда болтала всякую чепуху, а он пытался вычленить из этой шелухи нужную информацию. Князь Полеский был вчера в опере вместе с Юлией Ляйшер, супругой кромхеймсого посла…

Режущий слух звон повторился, окончательно сорвав с него покрывало сна.

– Лай! – помянул Рудольф Повелителя сил зла и открыл глаза.

Расписанный звездами потолок, легкое дуновение ветерка пощипывало щеки – определенно, не гостиница. Точно, он в Сайратине!

Рудольф со стоном сел на кровати, почесал голову. Сколько ему удалось проспать? От силы пару часов. После разговора с матерью Рудольф перебрался в свои покои и прямо в халате рухнул в постель.

Солнечные лучи проложили дорожку по каменному полу от окна до стула с одеждой. Пока он спал, слуги все подготовили.

– Интересно, матушка приказала выбросить штаны и жюстокор, или я найду их в дальнем углу шкафа? – усмехнулся Рудольф и сладко зевнул.

Однако что же издавало тот противный звук?

Осознание пришло с опозданием. Рудольф подскочил, запахнул развязавшийся во время сна халат и поспешил к секретеру, где светилось приглушенным синим цветом вмонтированное в откидную крышку зеркало. Как он мог забыть, проспать все на свете?! Его ждет поверенный! Или уже не ждет, поэтому завывает зеркало связи.

Сделав глубокий вдох, чтобы выровнять дыхание, Рудольф нацепил на лицо светскую улыбку и опустился на стул. После коснулся ладонью светящейся поверхности, мельком порадовавшись, что не видит в зеркале связи своей сомнительной физиономии – в отличие от обычных, эти зеркала не отражали предметы. Зато собеседник на том конце Авердена оценил его внешний вид.

– Развлекаетесь, Рудольф?

Людвиг Десятый со снисходительной улыбкой взирал на своего подданного. Сам король выглядел безупречно: ни отпечатков от подушки на лице, ни взъерошенных волос, ни тем более халата.

– Ваше величество?

Рудольф встал и отвесил монарху глубокий поклон, запоздало сообразив, что в халате делать этого не стоило. Впрочем, король никак не прокомментировал открывшиеся ему виды.

– Рад, что вы благополучно добрались до Сайратина. Плохо только, что возвращение вышло безрадостным. Примите мои глубокие соболезнования.

– Благодарю.

Болезненный укол совести напомнил Рудольфу, что он до сих пор не посетил могилу отца.

– Собственно, я надолго вас не отвлеку, понимаю, сейчас не время… Бедная Луиза Александра наверняка места себе не находит.

Рудольф усилием воли сдержал саркастическую ухмылку. Его мать вряд ли всплакнула, а теперь и вовсе в спешке, на радостях уезжала в южное имение Зюдхоф.

Что же она сожгла? И что подмешали в дрова? Теперь, немного отдохнув, Рудольф пришел к выводу, что его дурнота и попытка разжечь камин взаимосвязаны.