Так вот. Шла я по вечерней Бухаре, мимо панельных пятиэтажек, мимо детских площадок с качелями без сидений, мимо ржавых перекладин для ковров и припаркованных машин. Думала, где раздобыть денег, не забывала поглядывать по сторонам. Готовилась чуть что дать деру, ибо дядя Лёша всегда говорил: лучшая драка – та, которой удалось избежать. Впереди послышался звук разбившегося стекла, пьяно загоготали.
Решив не искушать судьбу, я свернула на обходную тропу через детский сад. Кто-то из моих предшественников выломал в заборе прут, проделав для пешеходов дыру. Садик у нас хороший, с пышными клумбами желтых шафранов и астр, с чистенькими деревянными беседками, окруженными зарослями шиповника и сирени. Вот только фонари там не горели, но да ладно, дорогу помню. Выйдя на протоптанную дорожку, я нахохлилась под резким порывом ветра и сунула руки глубже в карман. Поддела ногой позабытый малышней пластмассовый мяч… и замерла на месте, прислушиваясь к ночной тишине.
Во-первых, из-за кустов тянуло одеколоном. Кто-то не поскупился и вылил на себя половину флакона. Во-вторых, со стороны беседки слышались отчетливый шорох и поскрипывание досок, будто внутри переминался с ноги на ногу человек. Отметив этот странный факт, я хотела проследовать мимо, но у неизвестного зазвонил телефон. Звонок сразу сбросили, но я узнала мелодию, стоявшую на телефоне Стаса.
Нахмурившись, я с нарочитым шумом протопала мимо. В голове завертелись тревожные мысли. От садика до дома брата пять минут неспешным шагом. Мелодия не самая популярная, из советского фильма про неуловимых мстителей. Кто еще, кроме Стаса, захочет по десять раз на дню слушать, как «Громыхает гражданская война, от темна до темна…»? Да еще эти шорохи и поскрипывания… Бывало, по ночам на территории садика собирались подростки. Но они ни от кого не прятались: ржали на всю округу, слушали рэп на переносных колонках. И пахло от них купленными в складчину сухариками «Три корочки» и лимонадом «Колокольчик», а не дорогим одеколоном. Подозрительность пересилила страх: я сделала круг, бесшумно ступая кедами на резиновой подошве, и вернулась к беседке с другой стороны. Опустилась на корточки, заглянула в щель между рассохшихся досок задней стены.
Ни черта не видать. Единственный фонарь горел над крыльцом у главного входа, остальная территория садика была погружена в плотную, пахнущую шиповником и мокрой землей темноту. Понятно только, что в беседке стояли друг напротив друга двое мужчин. Оба высокие. Один худой и сутулый, очень похожий по силуэту на Стаса. У второго выправка была лучше, а еще он оделся не по погоде – вроде бы в майку без рукавов. Незнакомец принялся бесцельно чиркать колесиком зажигалки – короткая вспышка осветила его лицо. Парню было не больше двадцати трех. Еще одна вспышка позволила разглядеть длинный подбородок, чуть выступающую вперед нижнюю губу и старомодную стрижку, как у Цоя или Брюса Ли.
– Срок для раздумий подошел к концу. Мы дали тебе достаточно времени. – Незнакомец обладал приятным голосом, очень спокойным. Но что-то неуловимое в его интонации давало понять: тема этих раздумий была посерьезней, чем выбор маринада для шашлыка.
– Вы не понимаете… – Тихий бесцветный голос принадлежал Стасу. – От меня ничего не зависит. У меня маленькая должность, мне никто не доверит дело такого масштаба. Попробуйте поговорить с Брониславом Иннокентьевичем.
– Не прибедняйся, Стасик. – В голосе собеседника послышалась насмешка. Тень пошевелилась – незнакомец привалился к стене плечом, продолжая большим пальцем высекать из зажигалки искру. – Что мне твой Иннокентьевич. Делами он давно не занимается.
Я поняла, о чем велась речь. Стас, хоть и заканчивал последний год в магистратуре, уже работал помощником судьи. Кадров в Нижне-Волчанске катастрофически не хватало: все, кто помоложе и поумней, перебрались в столицу региона. Остались одни старожилы. Начальнику Стаса, упомянутому Брониславу Иннокентьевичу, до пенсии оставалось меньше двух лет. Он и раньше умом не блистал, а с возрастом начал все забывать и путаться в делах. Держали его, во-первых, потому что жалко, пусть уж с миром доработает человек, а во-вторых, из-за медали «За служение правосудию», хорошо смотревшейся в отчетах. Дела за него вел Стас, Бронислав Иннокентьевич только важно супил брови и подписывал, где галочка. А все его профессиональные консультации ограничивались старческим похлопыванием по плечу («Работай, сынок… Я всю жизнь работал, и ты работай…») и еженедельным отчетом о том, что поспело в огороде.
– Может, тебя не устраивает цена? Назови свою.
– Речь не о деньгах. – Брат помотал головой. – Это просто неосуществимо. Даже если дело передадут в наш суд, вы представляете, как тщательно оно будет разбираться на каждом этапе? Какой вызовет резонанс?
– Представляю, Стасик, хорошо представляю. Но это не твоя забота. Для тебя умные люди подготовили инструкцию, ничего самому изобретать не придется. – Незнакомец сунул зажигалку в карман. – Мне нужен ответ. Сейчас. Или твое место займет кандидат посговорчивей. Знаешь, как в народе говорят? Нынче полковник, завтра покойник.
Брат отступил, втянув голову в сутулые плечи. Происходящее нравилось мне все меньше, зато налет таинственности окончательно исчез. К помощнику судьи и раньше подбирались отдельные личности, требуя вернуть отобранные за езду в пьяном виде права или замять дело о грабеже. Обещали отблагодарить («Мамой клянусь, в долгу не останусь!»), угрожали («Ты че как не мужик, э! Выйдем поговорим!»), прессовали, но Стас в таких случаях становился только злей. На самых наглых наводил милицию, щедрых отправлял к Иннокентьевичу. Старик поил визитеров коньяком, выслушивал душещипательные истории и абсолютно ничего не делал.
– Давай, Стасик, не томи.
Незнакомец демонстративно размял шею, покачав головой и хрустнув шейными позвонками. И двинулся на Стаса, заставив того неуклюже попятиться. Дело принимало плохой оборот. Стас, конечно, единоборствами занимался и в армии служил. Но когда это было? Уже ни формы, ни навыков не осталось. А незнакомец на Брюса Ли походил не только дурацкой стрижкой из восьмидесятых – в его пружинистой походке чувствовались и сила, и грация, как у хорошего танцора. Встречала я такого на прошлогоднем чемпионате: по рингу перемещался плавно, а не уследишь. Главного соперника за два раунда укатал. Пришлось мне оторваться от щели и, пригибаясь к земле, на цыпочках переместиться ко входу.
И тут Стас сглупил. Ему бы прикинуться простаком, уступить: «Да какие вопросы, братишка, договоримся», а на следующий день пересчитать купюры на камеру, пока в соседнем кабинете ждет сигнала наряд. Но брат решил вспомнить опыт разборок на школьном дворе.
Ударил быстро, без замаха, целя в голову. На долю секунды силуэт незнакомца превратился в смазанное пятно. Вот он стоял напротив Стаса, а вот уже рыбкой нырнул под руку, приблизился и пробил двойку в ответ. Стас согнулся пополам, издавая булькающий хрип. Противник не остановился, добавил коленом под дых.
В моей голове что-то щелкнуло – беседка превратилась в кухню, место незнакомца занял пьяный батя, а взрослый Стас обернулся тощим испуганным подростком, отчаянно пытавшимся не зареветь. Больше не таясь, я метнулась в беседку, на ходу выдергивая шокер. Незнакомец успел оглянуться на шум, но шокер прозевал – я сделала ложный выпад правой, а сама исподволь ткнула в бок левой. В темноте полыхнула голубоватая искра разряда. Не дожидаясь, пока противник свалится на пол, я схватила задыхавшегося Стаса за рукав и потянула за собой.
Некоторое время мы бежали, наворачивая кренделя среди качелей, вкопанных в землю шин, гипсовых Чебурашек и кустов. Перемахнули через забор, миновали квартал. Я неслась впереди, за спиной, шумно дыша, с трудом поспевал Стас. Кто знает, вдруг у того придурка имелись друзья, поджидавшие в припаркованном неподалеку автомобиле? На такие встречи редко приходят в одиночку. Наконец, брат не выдержал – остановился, привалившись спиной к березе, и попытался отдышаться.
