— Давай уже, излагай свою идею, суицидник! — буркнул Комаро. — У нас после твоей войны тут такой переполох начался.

— Да ну, всё запечатал вроде бы, — я искренне задумался, не мог ли кто-то из эргов потеряться, но нет, пришёл десяток и ушёл десяток.

— Серьёзно? — Комаро недоверчиво хмыкнул, — то есть прорвать грань мира, протянуть десяток тварей шестого-седьмого уровня изнанки и потом вернуть их домой через другой прорыв — это для тебя обычное дело?

— Я даже не думал, что получится, — честно высказал свои опасения, — но вышло, чему я безумно рад. Иначе последователей у тебя стало бы значительно меньше.

Я показал ту часть воспоминаний в красках, где на берегу резвились наёмники и маг крови.

— ***, — коротко и ёмко отозвался Виноград.

А он-то как посмотрел?

— Комаро показал, — отмахнулось божество. — Непонятно, чего только хотел добиться этим маг крови?

— Развития, — буркнул я, не задумываясь, — когда маг тормозит на своём пути в качественном отношении, то он пытается пробить стену количественным показателем. То есть, упёршись в собственный потолок, он реками крови хотел взять новый уровень владения.

Несколько минут стояла тишина.

— А ты тоже можешь так свихнуться? — осторожно поинтересовался Виноград, словно уже говорил с психически больным магом.

— Нет, не тот уровень владения, — сказал я полуправду, не вдаваясь в подробности. Да и нужно было сменить тему на нужную мне. — Могу я попросить у тебя возможность менять вид родового перстня по необходимости?

— Так война же окончена, ты можешь не прятаться, — с удивлением отозвался Комаро, — зачем продолжать маскарад?

— Я тут некоторые дипломатические и деловые связи установил как Виноградов. Мне бы теперь объединить обе личности. Титулы мне не принципиальны, но путаницы и недоверия хотелось бы избежать. Тот же Зубров, Кротовский, Выдрин, Кабанов, Колька Воробей знают и имеют дела с Виноградовым, а не с Комариным. Но с императора мне привилегии трясти надо Комариным, вот и вертись как хочешь.

— Н-да, надо с этим что-то придумать… А ещё ведь внешность, — в задумчивости пробормотал Комаро, — сейчас ты, уж извини, выглядишь постарше и попредставительней, чем выглядел Михаил. Это чья внешность? Настоящего Виноградова?

— Моя, — коротко ответил, надеясь избежать лишних вопросов. Хвала Комаро, тот понял намёк.

— Мы подумаем, что можно сделать, — отозвался Виноград, — пока иллюзию на перстне зарядом из артефакта менять будешь по необходимости. Только не части, там и так меньше половины осталось.

— А по внешности Кицунэ можно подключить, — с сомнением предложил Комаро.

— Конечно, ты ещё Фенрира подключи, — съязвил Виноград, — тот тоже заинтересовался нашим протеже. Говорит, ему от собственных последователей так не перепадало, как от нашего! Ещё зуб готов ему бонусом дать на случай непредвиденных ситуаций.

Последнее я еле расслышал, ибо это явно не было предназначено для моих ушей. Пристального внимания от Фенрира мне ещё не хватало. Тут бы с этими долгами расплатиться. Но, главное — вид перстня теперь получится менять хоть иногда.

* * *

Борис Сергеевич смотрел на собственную дочь и не узнавал. Нет, это была всё та же белокурая девушка, умница и строптивица, но взгляд… У неё был взгляд военно-полевого хирурга, прошедшего боевое крещение. Цепкий, усталый, жёсткий, чуточку отстранённый.

Она стояла посреди импровизированного лазарета и передавала подоспевшим из школы лекарям своих больных. Характеристики давались чётко и по существу, перечислялись оказанные оперативные вмешательства и указывались рекомендации по дальнейшей карте лечения.

Рядом находилась ещё одна магичка, периодически поднося Свете флягу для питья. Дочь послушно пила и продолжала заниматься передачей дел. Приходилось признаться самому себе, что Светлана выросла и способна принимать решения и нести за них ответственность.

Примерно то же самое сейчас переживал и император. Пытаясь распекать дочь за сумасбродство, он слышал в ответ весомые аргументы об ответственности и своевременности помощи имперским гражданам и вассалам, в частности.

Подорожников снова перевёл взгляд на дочь. Та почти закончила свою часть работы.

Чуть больше сотни женщин должен был принять окружной военный госпиталь в Лахденпохье. Туда же, по-хорошему, нужно было отправлять штат менталов и ментаторов. Ибо после такой трагедии редко чья психика останется стабильной. А ведь есть ещё полсотни детей.

Койки пустели. Светлана грустнела, продолжая выискивать кого-то взглядом и периодически останавливая кровников Комарина с расспросами.

Самого́ барона пока не было. Когда вопрос о его местонахождении задал император, один из командиров, выдержав суровый взгляд, ответил:

— Это для вас бой окончен, а у нас продолжается война. Пока все мирные жители не окажутся в безопасности, он не вернётся.

Ответ был справедливым, хоть и нарушающим субординацию. Мало кто мог себе позволить заставить ждать императора. Комарин смог.

Список вопросов к парню стремительно рос, начиная с живописной картины убитых жителей Малых Трясинок и заканчивая разорванными телами наёмников Крысина.

Кровники и вои Комарина делили останки тел на несколько категорий, не смешивая одни с другими, видимо, готовили к погребению. Отдельно шли мирные, отдельно Крысинские вои, отдельно бойцы Комарина. Разорванные тела наёмников тоже собрали в одном месте. Один отряд прочёсывал прибрежные воды после наводки принцессы, оттуда тоже вылавливали тела.

Горы тел росли, император смурнел. Чтобы убить время, Пётр Алексеевич Кречет попросил провести экскурсию по территории и получил решительный отказ со стороны всё того же кровника, Жука, кажется. Аргументация об активации вокруг разведшколы нескольких линий обороны, основанных на кровной связи и поклонению конкретному тотему, была достаточно прямолинейным, но дипломатично высказанным намёком: «Вы, конечно, император, но здесь территория Комара. Не влезайте — убьёт!»

Казалось, когда чаша терпения императора уже готова была переполниться, появился Комарин. Был он в облике Гаврилы Петровича Виноградова. Вот только на смертном одре люди выглядели лучше, чем он сейчас. Кожа, похожая на пергамент, обтянула кости. Одежда натурально болталась на нём. Впалые щёки, синие губы и ногти, лихорадочный взгляд.

Он даже идти сам не мог, ему помогали кровники. Одна нога с пропитавшейся кровью повязкой. Света тихонько вскрикнула и бросилась к парню. Следом за ней отправилась ещё одна магичка. Император внимательно рассматривал героя войны, оставаясь беспристрастным. О том, что увиденная картина его не радует, свидетельствовали лишь поджатые губы и постукивание пальцев по кобуре личного оружия. Лекари делали своё дело, но то ли резерв Светы был исчерпан, то ли ещё почему-то, но выглядеть лучше барон не стал. Дочь подняла на Подорожникова растерянные глаза в поисках поддержки.

Борис Сергеевич подошёл к Комарину и провёл диагностику. По всем показателям у парня было крайнее истощение, но восстановить его жизненные ресурсы не выходило. Лекарская магия проходила сквозь него, никак не влияя. Даже рана на ноге, и та не затягивалась.

Подорожников в удивлении поднял взгляд на императора и отрицательно махнул головой.

Барон, опираясь на костыль и прихрамывая, отправился к императору. По дороге он цепким взглядом отмечал тела и то, чем занимаются его собственные люди. Пётр Алексеевич стоял у самой кромки воды и с интересом рассматривал своего вассала. Тот отвечал ему тем же. В этой дуэли взглядов не чувствовалось разницы статуса и тем более разницы в возрасте. Когда до Петра Алексеевича оставалось метров тридцать, император пошёл навстречу парню и предложил плечо помощи.

Комарин взметнул одну бровь в немом изумлении, но помощь принял. Всё это происходило без слов, но понимающие люди могли сделать соответствующие выводы.