В самом деле, всякое сущее, кроме Бога, состоит оно из материи и формы или нет, с необходимостью образовано соединением «того, что есть» и акта существования (esse). Если речь идет о чисто духовной субстанции, она подразумевает по меньшей мере одно соединение, а именно только что названное. Что же касается телесной субстанции, в ней различаются два иерархически упорядоченных соединения: первое — соединение материи и формы, конституирующее субстанцию; второе — соединение конституированной таким образом субстанции с актом существования. Чтобы яснее понять позицию св. Фомы, рассмотрим в первую очередь случай двойного соединения, где собственная природа каждого элемента определяется через противопоставление другому. С самого начала очевидно, что св. Фома указывает на такое двойное соединение. Вот одна из наиболее удачных его формулировок: «В субстанции, образованной соединением формы и материи, обнаруживается двойное подчинение: первое — подчинение самой материи форме, второе — подчинение уже образованной вещи существованию, к которому она причастна (alius autem [ordo] rei compositae ad esse participatum). В действительности существование вещи не есть ни ее форма, ни материя, но aliquid (нечто), присоединяемое к вещи через форму»[868]. Отметим это aliquid, чтобы не исказить его, переводя как «некоторая вещь». Усвоим из данного текста лишь то, что esse добавляется к вещи, уже конституированной в качестве субстанции. Как можно мыслить такое соединение?

Первый пункт мы уже указали, но должны вернуться к нему вновь, потому что сам св. Фома непрестанно возвращается к нему. А именно, оба названных соединения, а значит, и обе дистинкции похожи в одном отношении и глубоко различны в другом. Они похожи в том, что оба суть соединения акта и потенции, т. е. определяющего и определяемого. А различны они в том, что телесную субстанцию конституирует соединение акта формы с потенцией материи, в то время как существующая вещь конституируется соединением акта esse с субстанцией, которая полагается уже конституированной только что названным образом, но пребывает в потенции относительно существования. Всё это может быть выражено следующей краткой формулой: Nec est autem ejusdem rationis compositio ex materia et forma et ex substantia et esse, quamvis utraque sit expotentia et actu (однако соединение материи и формы и соединение субстанции и существования — не одного и того же порядка, хотя и то, и другое суть соединения потенции и акта)[869].

Итак, эти два соединения не являются соединениями одного порядка, хотя оба представляют собой соединения акта и потенции. Поэтому актуальность, о которой мы говорим, не может иметь один и тот же смысл в обоих случаях. Понять этот факт мешает то обстоятельство, что при всем различии обоих актов они ведут к одинаковому следствию — существованию. Как мы уже сказали, существовать может лишь id quod est; но id quod est всегда представляет собой некоторую субстанцию. А поскольку субстанция является таковой благодаря форме, форму надлежит признать одним из co-начал существования. В этом смысле все существующее существует через форму: forma… potest dici quo est, secundum quod est essendi principium (форма… может быть названа тем, через что существует [вещь]; в соответствии с этим она есть начало бытия)[870]. Форма не только может, но и должна быть так названа: не будучи высшим онтологическим актом, она тем не менее является, в качестве собственного акта субстанциального бытия, необходимым промежуточным звеном, воспринимающим и сообщающим акт существования. Никогда не нужно забывать лапидарную формулу, резюмирующую это учение: Per hoc enim in compositis ex materia et forma, dicitur forma esse principium essendi, quia est complementum substantiae, cujus actus est ipsum esse; sìcut diaphanum est aeri principium lucendi, quia facit eum proprium subjectum lucis (В соединениях из материи и формы о форме потому говорится, что она есть начало бытия, что она представляет собой дополнение субстанции, чей акт есть само бытие. Это подобно тому, как прозрачность есть начало свечения воздуха, потому что делает воздух собственным субстратом света)[871]. Здесь получает разъяснение неуклюжая формула, над которой издевался Сигер Брабантский и которая гласит, что esse «как бы конституировано началами сущности». Вспомним, что конечное существование не способно существовать само по себе. Оно может быть только существованием сущности; а так как сущность есть необходимое условие esse, мы выразимся точно, если назовем существование следствием сущности: Esse in re est, et est actus entis resultans ex principiis rei, sicut ìucere est actus lucentis (бытие пребывает в вещи и есть акт сущего, проистекающий из начал вещи, подобно тому как свечение есть акт светящего)[872]. Если порой св. Фома добавляет ограничение quasi, то лишь потому, что в действительности сущность и существование невозможны друг без друга, хотя и нельзя сказать, что одно проистекает из другого в прямом и буквальном смысле. Итак, св. Фома вновь и вновь повторяет, что существование Достигает сущности в форме и через форму. Таким образом, форма сама по себе есть начало и причина существования в указанном смысле. И однако, хотя не существует формы для формы, должен иметь место некоторый акт формы. Именно таким актом является акт существования[873].

Чтобы эта актуализация формы стала возможной, нужно, чтобы форма, будучи высшим актом в своем собственном, формальном плане, в другом отношении находилась в потенции. Именно об этом говорит св. Фома, но в таких терминах, которые выдают отсутствие у него с этого момента адекватного языка. Тщательно отметим эти языковые затруднения, ибо они связаны с самим существом проблемы. Флуктуации языка, в которых так очевидно выразилась предельная, действительно последняя метафизическая важность темы, могут быть использованы двояким образом: они могут помочь понять глубинную мысль св. Фомы, а могут послужить источником аргументации для тех, кто желал бы приписать св. Фоме совершенно чуждое ему учение. В зависимости от подхода каждого исследователя они могут стать либо драгоценными указаниями на истинный смысл прочерченной кривой, либо удобным предлогом для того, чтобы избежать затруднений, ускользнув по касательной. Естественный язык рассуждающего разума — это язык сущностей и субстанций. Когда сама субстанция описывается в терминах формы и материи, то понятие потенции тут же ассоциируется с материей, а понятие акта — с формой. Но в данном случае речь идет именно о том, чтобы преодолеть план субстанциального бытия как таковой. Это можно сделать лишь одним способом: мы должны мыслить форму (которая есть акт) высшей актуальностью в ее собственном плане бытия и одновременно потенциальностью в другом порядке. Иначе говоря, от нас требуется помыслить такую потенциальность, которая будет никоим образом не потенциальностью материи, но потенциальностью формы. Аристотелевский язык не способен предоставить терминологию для выражения онтологического отношения, столь чуждого самому аристотелизму. Поэтому св. Фома так часто вынужден добавлять quodammodo («некоторым образом») к тем единственным формулировкам, которые были доступны для него в то время. Так, он говорит, что формы «некоторым образом» находятся в потенции относительно существования, к которому они приобщаются[874]. Что касается определительной роли esse, здесь затруднение кажется меньшим, и св. Фома чаще без колебаний называет его актом; но иногда также «актуальностью» форм или сущностей; и даже, как мы видели, говорит о «формальности» esse по отношению ко всем остальным элементам реальности[875]. В действительности и здесь понятие акта естественно влечет за собой понятие формы, хотя экзистенциальный акт формы, будучи запредельным плану субстанции, сам трансцендентен плану формальности.