Николай прошел в комнату, огляделся, увидел на комоде фотографию Виктора — на фотографии брат был совсем мальчишкой. Прихрамывая, он пошел на кухню, где Катя чистила картошку, и, вытянув ногу, примостился на табурете.

— Вас ранили? Больно?

— Было больно, а теперь уже ничего… Как вы тут живете с мамой, Катенька?

— Мама работает на хлебозаводе, днем я хожу к ней обедать, она мне выносит вкусный горячий хлеб. И картошки у нас немного есть, нам дали две грядки прямо под нашими окнами, скоро посадим.

Катя словно шелуху снимала с картошки — такой тонкий прозрачный слой срезал ее ножик.

— Некоторые едят картошку прямо с кожурой, а мы с мамой не можем. Очень горько!

Николай улыбнулся.

— Принеси мой вещмешок.

Он достал из мешка большую консервную банку, ловко вскрыл ее ножом и выложил содержимое в кастрюлю с картошкой.

Единственная конфорка еле горела; казалось, дунешь — и газ больше не зажжется.

— А от папы мы еще ни одного письма не получили, — сказала Катя. — Мама говорит, что вот-вот получим.

Николай промолчал.

Пришла Мария. Увидев гостя, она обняла его и заплакала. И у Николая покраснели глаза.

Кате было неприятно, что мама плачет, и она отвернулась.

«Радоваться надо, а она!..»

— Мама, чайник закипел!

Мария залила картошку кипятком и поставила на огонь, а чайник, чтобы не остыл, завернула в ватное одеяло.

— Газа хватает только на одну конфорку, — вытирая глаза, сказала Мария. — Попробуешь зажечь вторую, и эта гаснет… Пошли в комнату.

Катя собирала на стол.

— Ты, может, приляжешь, Коля?

— Я не устал.

Мария открыла дверцу шкафа, как будто спряталась за ней. «Надо же ему сказать! Как он отнесется к этому?.. Стал инвалидом, а я и помочь ему не могу. Что делать?»

Катя понимала, о чем думает мать. «Может, мне сказать? И пусть остается с нами! Мы с мамой будем его кормить».

— Пойду посмотрю картошку. — Мария вышла на кухню, Катя — за ней.

Николай потер раненую ногу. «Как я им сообщу? Они живут только этой надеждой».

Разложили по тарелкам дымящуюся картошку. Ели молча. Быстро выпили чай. Катя думала: «Сейчас я скажу, скажу!»

Но в тот вечер никто ни о чем не говорил: ни Мария о золоте, ни Николай о Викторе.

Николаю постелили на полу, чуть ли не под кроватью.

На следующий день Мария, встав рано утром, пошла на Усачевский рынок и обменяла свое любимое длинное панбархатное платье на тощую синюю курицу. Она варилась долго, и запах напоминал Кате жизнь на берегу моря, когда был рядом папа, и в ушах звучали мамины слова: «У него язва желудка, ему можно есть только белое мясо!»

А у этой курицы никакого мяса, одни кости.

Молчать но было сил.

И первым начал Николай:

— Меня мобилизовали в Ленинграде на второй день войны, но направили на юг. Сначала наша часть стояла в Мариуполе, потом в Новороссийске.

— Виктор тоже был в Новороссийске.

— Знаю, все знаю…

— Ну?

— Я его видел там. На следующий день после того, как вы уехали.

— Правда? — обрадовалась Мария. — А потом что было?

— Нас погрузили на поезд. И нашу часть, и часть Виктора. Мы радовались, что будем рядом… — Николай помолчал. — Но не успели мы отъехать от Новороссийска, как наш эшелон попал под страшную бомбежку. Горели вагоны, бомбы рвались на путях. Негде было спрятаться, вокруг — голая степь, а самолеты все заходили и заходили… Страшнее той бомбежки я больше ничего не видел. Не знаю, как я вышел из этого ада!

— А Виктор?

— Он бежал сначала рядом со мной, потом упал… Я решил, что его оглушило…

— А потом?

— К вечеру за ранеными приехала дрезина.

— А Виктор?

— Виктор остался.

— Где?

Николай промолчал. Мария схватила его за руку:

— Где?!

— Его там же похоронили…

Крик прервал слова Николая:

— Нет! Ты лжешь! Это неправда! — Мария вскочила.

Неизвестно когда появившаяся Клава погладила Марию по плечу. Мария с силой оттолкнула ее руку:

— Ты думаешь, я не знаю, почему ты лжешь?

— Мне тяжело так же, как и тебе. Но я говорю правду.

Мария зарыдала.

Катя ничего не понимала. «Почему дядя так говорит? Раз мама ему не верит, значит, папа жив. Но может быть, чтобы папа не вернулся».

Увы, Катю это убеждение не оставляло всю войну, далее после того, как они получили похоронную.

— В Москву я приехал только для того, чтобы увидеть вас. У меня больше никого нет. Я отвечаю за вас перед памятью брата. Ты всегда можешь на меня положиться. Пока из меня работник плохой, но окрепнет нога, и тогда я смогу вам помогать.

— Мне твоя помощь не нужна! Ты уже помог мне своей неправдой!

Николай повернулся к Клаве:

— Успокой ее, Клава.

Одно присутствие Клавы раздражало Марию.

— Ты думаешь, я не знаю, почему ты явился?

Мария выбежала из комнаты, тут нее вернулась с железной коробкой и открыла ее перед ним:

— Нет у меня золота! Ты напрасно приехал! Я его сдала! — Мария в упор смотрела на Николая. Сейчас все выяснится! Конечно же он обманул ее, чтобы получить целиком отцовское наследство. Он разозлится и этим выдаст себя. Но случилось неожиданное. Николай спокойно, даже равнодушно сказал:

— И молодец, что сдала! Надо было давно сдать! Отец мне писал, а я ему ответил: «Сам себе жизнь отравил и на Виктора с Марией взвалил обузу!»

Николай смотрел на изумленную Марию, и его вдруг пронзила догадка: Мария обвиняла его, пытаясь спрятаться от правды! От правды о том, что Виктора нет! Пусть лучше кричит, плачет, чем так вот стоит и не верит. Он стерпел бы и не такие обиды, только бы брат был жив.

«Где взять силы? Как пережить такое?» Мария уже много раз видела Виктора раненым, обожженным, мысль об этом доставляла ей боль, по представить, что Виктора уже нет и не будет никогда, она не могла.

— Мама, не стой так! — крикнула Катя. — Папа жив, он вернется!..

Мария опустилась на край кровати и прижала дочь к себе.

— Да, обязательно вернется, Катенька.

Мария не плакала, все внутри запеклось.

Николай машинально достал со дна коробки бумагу и начал читать.

— Что это? — удивился он.

Клава заглянула через его плечо.

— Расписка.

— Какая расписка?

— О том, что получили золото.

— Кто получил?

— Приезжали же двое с Петровки.

— Такую справку и я написать могу!

— А печать же есть!

— Неизвестно, какого учреждения!

— Мария, расскажи ему сама…

И тут заговорила Катя:

— Меня с тетей возили на машине, разозлились, что золота не было в пальто, а потом ночью пришли к нам, и мама отдала. — Катя сняла с вешалки свое пальто и показала дяде: — Вот сюда тетя зашила золото.

— Но это не документ!

Весь этот разговор Мария слышала как сквозь вату. И слова Николая: «Тебя обманули, Мария!» — будто ударили ее.

Она побелела: «Как это обманули? Как много обманов! И Виктора нет…» Черные пятна закружились перед глазами, она хотела что-то сказать, объяснить… Дальше она ничего не помнит. Катя увидела, как у мамы вдруг зрачки поплыли, из горла вырвался хрип, она повалилась набок… Николай и Катя бросились к Марии.

* * *

Мария открыла глаза. В комнате был полумрак. У изголовья постели, на которой она лежала, стояла Катя. Опершись руками на палку и положив на них подбородок, в углу на стуле сидел Николай.

— Катя, — тихо сказала она, — постели дяде.

И снова закрыла глаза.

Утром она встала в привычное время, ноги ее не держали, но слушались. Николай сидел на том же стуле, что и вчера вечером, привалившись головой к стене. Как только Мария поднялась, он сразу открыл глаза.

* * *

Николаю предстоял трудный день: пойти в комендатуру отметиться, получить дорожный аттестат и билет до Уфы, где находился госпитальный санаторий, в котором Николай долечит ногу.