Сегодня, притулившись между ящиками и постелив себе бамбуковый плед, я разложила по коробочкам заказанные у нас по интернету карточки и подписала две открытки для посткроссеров в Германию и Японию. Потом просто лежала на пледе и смотрела на серый скат высоченной крыши. Ждала, что ко мне придёт наша кошка, но Рагайна куда-то запропастилась. Вообще, она частенько сюда заглядывала.

По ночам, лёжа у себя в мансарде, я слышала, как Рагайна тут скребётся по углам или компостирует очередную картонку.

Заскучав, я открыла «Охотников за сокровищами». Прочитала не меньше трети и уснула. Чуть не проспала школу. Будильник охрип, пытаясь снизу докричаться до меня через потолок. Не позавтракав и толком не умывшись, я выскочила на улицу. Мама с балкона крикнула мне «Доброе утро» и тут же заговорила с подругой, высунувшейся в окно соседнего дома.

Я распахнула калитку, выудила из почтового ящика свеженькую посткроссерскую открытку и помчалась от Безымянного переулка до Лесопарковой улицы. На бегу покрутила карточку и расстроилась: самая обычная, без сувенирных марок и путаницы в штемпелях. Я словно ждала, что теперь буду получать только антикварные открытки от таинственных отправителей. Смешно! Открытка между тем пришла чудесная. Правда, оказалась потеряшкой – добиралась до меня из Беларуси больше трёх месяцев! На её лицевой стороне были дождливый город и девушка в жёлтых сапогах. Девушка держала прозрачный зонтик и смотрела в экран смартфона. «Привет! Я Регина, мне 21, живу и работаю в Минске. Сегодня подала документы в магистратуру. Почему-то переживаю, что не прочла одну бумагу, которую подписывала. Честно говоря, ужасное настроение. Словила грустишку. Надеюсь, у тебя всё в порядке!» И мне представилось, что Регина выглядит в точности как девушка с зонтиком на фотографии. Красивая, живая и немножко печальная.

– Словила грустишку, – прошептала я и рассмеялась, до того мило это прозвучало.

Звонок давно прозвенел. Я повесила куртку в гардеробе и понеслась к кабинету. Не удержалась и на первом же уроке придумала тёплый хуррей Регине, записала его в тетрадку. Остальные уроки просидела с «Охотниками» Паттерсона. Русскому и обществознанию не удавалось отвлечь меня от «я таджика», а Паттерсону удалось, хотя сюжет в «Охотниках» был совершенно нелепый. Всю книгу агенты ЦРУ искали сокровища и отбивались от вооружённых калашами украинских наёмников. Из воды выпрыгивали ниндзя-аквалангисты, кругом взрывались яхты, всплывали подводные лодки воротил чёрного рынка, а поблизости шныряли привлечённые запахом крови акулы. Всё как любит Гаммер!

Я дочитала книгу и сразу забыла, что там искали герои. То ли затонувшие галеоны Филиппа Третьего Испанского, то ли что-то ещё не менее… историческое. Ну и, конечно, не обошлось без батальных сцен: «Томми вырубил каратешными приёмами ещё троих – что ему, он своим ударом кирпичи разбивает. Бек подсекла громилу, который стоял рядом с ней, под щиколотки, и тот рухнул на пол. Падая, он зацепил последнего здоровяка, и тот грохнулся рядом». Или вот: «Шторм снесла раздвижную дверь и ворвалась в дом, вертя вокруг себя нунчаками». Ох уж эти нунчаки…

Мы с Настей учились в гумтехе, а Гаммер – в физмате, однако на переменах он забегал к нам и видел у меня книгу, а после второй большой перемены, когда у нас началась биология, написал в «Вотсапе»:

«Ну как?»

Настя заглянула ко мне в смартфон и, передразнивая Гаммера, прошептала:

– Ну как?

«Охотники» мне совершенно не понравились. Дело было не в нунчаках и воротилах чёрного рынка. Это ладно. Но Паттерсон меня обманул! Семьдесят глав, пять сотен страниц! Толстая, внушительная книга! А прочиталась за два присеста, потому что текста в ней – на повесть. Сплошные картинки. Всё происходило быстро, стремительно. Пих-пах! И все абзацы – на одно предложение! Ну хорошо, иногда на два. Чтобы читатель, бедолага, не уставал.

Я не знала, как ответить Гаммеру. Не хотела его обижать. Но и обманывать не собиралась. В итоге вместо чего-нибудь уклончивого вроде «Поинтереснее обществознания» или «Будто мультик посмотрела» я настрочила ему целое сообщение про не самый удачный перевод книги. Там в «Охотниках» были близнецы Бек и Бик. Они частенько ссорились, а потом мирились:

– А, ясно. Ну, извини.

– Ладно.

– Мы классные, правда?

– А то.

Это «мы классные» повторялось из главы в главу. Я вчера не поленилась и нашла в интернете оригинальный текст «Охотников» – убедилась, что на английском Бек и Бик говорили:

– Oh. Sorry.

– That’s okay.

– Are we cool?

– Totally.

И конечно «Are we cool?» – никакое не «Мы классные, правда?». Тут и школьник справился бы! Последние две строчки переводились как:

– Мир?

– Мир.

И вот это буквоедство я расписала в ответ на коротенькое «Ну как?» от Гаммера. Настя присвистнула, когда прочитала моё сообщение, и пришлось ненадолго спрятать смартфон, потому что к нашей парте, раздосадованная, зашагала учительница.

«Зануда», – ответил Гаммер.

– Он прав, – прошептала Настя. – Страшная зануда! А теперь смотри: будет извиняться.

Следом действительно пришло сообщение:

«Прости».

– Он из кожи вон лезет, чтобы тебе понравиться, а ты ему – про ошибки в переводе.

Кажется, я покраснела. Хотела сказать Насте что-нибудь дерзкое и смешное, как обычно говорила она сама, но только хохотнула.

После школы мы с Настей и Гаммером пошли гулять к зоопарку, и Гаммер всю дорогу рассуждал о приключениях. Говорил, что перевод переводом, а поиск сокровищ Паттерсон описал достоверно и приведённые им «Главные цели охотников за сокровищами» достойны самого детального изучения. Там был список из десяти пунктов. Бек, Бик и прочие герои Паттерсона собирались отыскать копи царя Соломона, сокровища тамплиеров, Янтарную комнату из Екатерининского дворца, утерянные яйца Фаберже и всё в таком духе. Я сказала, что про Янтарную комнату написал наш Юрий Иванов и как-то обошёлся без нунчаков.

– Дались тебе эти нунчаки! – не сдержалась Настя.

– Они слишком киношные!

– Зануда!

Гаммер заявил, что в мире полно кладоискателей. Вспомнил про безумного калининградского богача, якобы закопавшего сундук с золотом и опубликовавшего ворох подсказок, где его искать и как выкапывать. Подсказки месяца два гуляли по интернету и забылись – с пандемией стало не до сокровищ. Может, их никогда и не существовало. Гаммер припомнил ещё парочку подобных историй, а Настя вдруг сказала, что в прошлом году встречалась с десятиклассником, который с детства занимался карате и неплохо владел нунчаками – сбивал ими банки с головы младшего брата и выкладывал ролики в «Тикток». Я не сразу сообразила, о каком десятикласснике идёт речь, перепутала его с другим парнем Насти, учившимся в колледже и целыми днями пропадавшим на старых фортах. Потом Гаммер сказал, что ему пора выгуливать мопсов. Мы ещё погуляли с Настей вдвоём, а когда она убежала к подружкам из Сельмы, я осталась одна.

Возвращаться домой не хотелось, и я до вечера бродила по улочкам Ратсхофа. Так в Кёнигсберге назывался наш район. Мы жили на его северной окраине, немножко напоминавшей Амалиенау – самый богатый и в войну почти не пострадавший район города. Ратсхоф тоже уцелел, но сейчас от него сохранились только общая сетка улиц и несколько домиков вроде нашего. Прочие дома из года в год перестраивались, сносились и возводились заново. Основная часть Ратсхофа располагалась южнее, ближе к реке Преголе, где до войны дымил немецкий «Штайнфурт», а после – советский «Вагоностроительный завод», и особенно оберегать там было нечего. Обычный район, где теперь прятались клуб «Вагонка» и четырнадцатая школа – как говорила Настя, «самая отбитая школа Калининграда». Не Балтрайон, конечно, но разгуливать там вечером я бы не рискнула. Да и днём тоже. А вот на севере Ратсхофа мне всегда было спокойно, и сейчас при свете фонарей я рассматривала по-осеннему стройные деревья, увешанные, будто гнёздами, кустиками омелы.