— Не советую брать никого из наших девочек. Если хочешь, могу пойти с тобой, — неожиданно предложил Ергам, и тут же сделал важное дополнение: — Но быть полностью на твоей стороне не смогу. Могу лишь держать нейтралитет. Если что-то пойдет слишком нечестно, обещаю замолвить свое слово.

— Было бы неплохо, — немного подумав, согласился я. — Твои эти… — я неопределенно кивну в сторону двери в класс, имея в виду Лужина и прочих шестерок. — Тоже пойдут.

— Не знаю. Поговорю. Думаю, это было бы полезно для тебя. Если они пойдут можно представить, как спор районов: нас представляешь ты, Резники — Варха, — он хотел сказать что-то еще, но в коридоре появился госпожа Явлинская, ведущая у нас прикладную геометрию, и мы зашли в класс.

Ни Ковалевской, ни Синицыной о предстоящем завтра я не говорил, лишь извинился перед Айлин, что не смогу сегодня провести с ней время, как мы договаривались. Последний урок — урок имперской литературы, я провел, закрыв глаза и усиленно работая над шаблоном управления лазутчиком. В прошлом он назвался «Эроши ви Кайрин», в переводе с лемурийского «Нанятый в Пустоте», но для простоты я называл эту заготовку просто «Лазутчик», предпочитая поэзии древних современную практичность. Айлин дважды тихонько толкала меня ногой под партой, давай понять, что преподаватель подозревает меня в преступном невнимании к происходящему на уроке. Тогда я глаза открывал, смотрел ими вполне осмысленно и даже кивал, в знак согласия и принятия всем сердцем важных наставлений учителя.

Когда уроки закончились, меня с Айлин нагнал граф Сухров и сказал:

— В общем окончательно договорился. Завтра на том же месте в два. Я обязательно пойду с тобой и Лужа, может Адамов поддержит. Но сразу говорю, ты очень рискуешь. Я бы советовал…

Он замолчал только со второго моего кивка — я многозначительно указывал на Айлин.

— Ах, да. Давай тогда на пару слов, — Еграм отошел к лавочке, где сидело несколько парней из третьего класса, при этом они тут же с почтением освободили место.

— На минутку отойду, — сказал я Синицыной и последовал за Сухровым. Садиться он не стал и продолжил, понизив голос:

— Ты очень рискуешь. Это не те люди, от которых можно ждать благородства. Я их заставил уважать себя лишь после нескольких побед в боях со ставками в «Сталь и Кровь». Но бои в клубке на ринге — другое дело. Там имеют значение деньги, и это причина почему бои на их ринге проходят относительно честно.

— Ты предлагаешь, драться с ним в их клубе? — удивился я.

— Конечно, нет. Там будет еще хуже — это их клуб, — сказал он, разглаживая отклеившийся пластырь на лице. — Я только объяснил, как происходило со мной. Тебе предлагаю не спешить, отложить это на неделю-две и подготовить нашу команду. Если не спешить, то можно со школы привлечь наших человек десять-пятнадцать. Тогда условия чуть изменятся.

— Еграм, честно говоря, тронут и спасибо за советы и помощь, но пусть это случится завтра. Как ты понял, теперь я — маг. Достаточно сильный маг, и если что-то пойдет не так, то с моей стороны тоже будут сюрпризы, — сказал я, при этом понимая, что Сухров во многом прав. Тысячу раз я убеждался, что нельзя недооценивать противника, тысячу раз сожалел из-за лишней поспешности. Но я — Астерий, и знаю еще одну истину. Истину более высокую: любая жизнь, это лишь игра, и я в ней для того, чтобы наслаждаться ее вкусом, пусть даже он будет иногда горьким. Я рискну в этот раз — я так хочу. Как я рискнул, идя на поединок с тем же Сухровым и зная, что в его окружении что-то замышляют. Посмотрим, что выйдет. У меня есть свои задумки и свои хитрости. Можно, конечно, сейчас отложить карты и ждать более благоприятного момента, но я так не хочу.

— Твое право. Большой плюс к уважению тебя. Но имей в виду: если ты считаешь себя сильным магом, то у «Волков» тоже есть такие. У них дважды проводились поединки магов, и это было очень серьезно. В общем, предупредил, дальше сам думай, — сказал он и направился к ожидавшему его Лужину.

— Ты с ними уже дружишь? — удивилась Айлин, когда я вернулся к ней.

— Нет, просто старое забывается. Теперь у нас складываются нормальные отношения. Еще появилось небольшое общее дело, — пояснил я, беря ее за руку и направляясь к воротам.

— Почему он говорит, что ты очень рискуешь? — госпожа Синицына с тревогой поглядывала на меня.

— Ай-лин… Это ему так кажется, что я рискую. Потому, что он не совсем хорошо меня знает. Давай не будем об этом сейчас, — я забеспокоился, что она начнет расспрашивать о том, что мы запланировали с Еграмом на завтра, и мне придется врать — ведь правду в данном случае не скажешь.

— Саш, мне тревожно. Не надо иметь общих дел с Сухровым. Ты сегодня не хочешь пойти ко мне, завтра что-то замышляешь и не хочешь мне говорить. Саш, ну, пожалуйста, не надо так! — она требовательно подергала меня за руку.

— Завтра мы можем с тобой встретиться, но позже. Давай так, ты вернешься со школы, пообедаешь, а часа в три-четыре, я скину сообщение на эйхос, надеюсь, мы прогуляемся. Можно даже на вимане покататься. Хочешь? — предложил я. Ведь в самом деле, Айлин постоянно страдает из-за отсутствия моего внимания. Да, я бываю слишком занят, но последнее время получается так, что я уделяю баронессе Евстафьевой времени едва ли не больше, чем моей девочке.

— Конечно хочу! — Айлин расцвела, казалось, розовые краски в ее волосах засияли ярче. И тут же спросила: — Можно сегодня я тебя провожу домой, если ты спешишь?

Вот поворот! Я-то рассчитывал сейчас сходить тайком в Шалаши, и кое-что приготовить к завтрашнему дню. Придется выкручиваться. Или…

— Мне сейчас нужно в Шалаши. В тот самый двор старого колбасника, — видя удивление в ее синих глазах, я пояснил. — Нужно обследовать то место особым магическим образом. Дорогая, не обижайся, но мне важно, чтобы там мне никто не мешал.

— Но я могу там тихо посидеть на лавочке? Можно? — она смотрела на меня как ребенок.

Вот как ей отказать? Да, госпожа Синицына мне там особо не помешает, но я не хотел, чтобы мои приготовления навеяли ей какие-либо мысли о том, что я к чему-то готовлюсь и разговор с Сухровым имеет к этому отношение.

— Хорошо. Только если ты будешь очень тихо сидеть на лавочке, — согласился я.

Она обняла меня и сказала:

— И когда ты там освободишься, мы сделаем там это… — в последнее слово она произнесла с таким волшебным придыханием, что у меня шевельнулся член.

— Айлин, только плохие девочки делают это… — ответил я, в ответ она прикрыла глаза и ткнулась своими мягкими губками в мои.

Оставив госпожу Синицыну на лавочке, устроенной на старых ящиках и доске, я направился в «колбасник». Для меня не имело большого значения, где здесь заняться вопросом лазутчика, но было важное условие: отсутствие посторонних. Я зашел в то самое помещение, где мы общались с Сухровым, хотел было сесть на диван, но прожженное сидение, грязные разводы на спинке отвратили меня. Устроился на шаткой табуретку, сосредоточился, замедляя дыхание и пульс. Перевел все внимание во внутреннюю тишину, останавливая мысленный поток. Через несколько редких вдохов, восприятие тонкого мира стало достаточно сильным: эрминговые потоки казались столь плотными, что возникла иллюзия, будто их можно потрогать рукой; зыбкой дымкой проступило энергоинформационное поле объектов. Вот, к примеру, тот же диван — если направить внимание на его, я мог узнать пока еще открытую часть его истории: кому он принадлежал, кто его сжег. Но меня это баловство не интересовало. Мне требовался лазутчик. Для этих целей могла подойти лишь надежная, достаточно сильная сущность, настроенная ко мне дружественно. Хотя подошла бы даже враждебная сущность, но при определенных условиях. Хорошие лазутчики получаются из душ собак. Иногда, по разным причинам они остаются в породившем их мире надолго, пока вселенский поток перерождений не унесет их в вечность. Кроме душ умерших здесь, на тонком плане обитали различные нематериальные сущности, некоторые из них тоже подходили под мои цели. Правда с ними иногда возникали проблемы, стоящие жизней неопытным магам.