— У меня есть несколько своих, детка.

Не уверена, в чем дело: в его словах, в том, как он их прошептал, в его нежном взгляде, в том, что он только что назвал меня деткой — самое неоригинальное и в то же время самое нежное обращение на свете, — или в его ласковых прикосновениях, от которых у меня мурашки по всему телу. Будто по моим венам текут конфеты-шипучки. В ушах щекочет. Тяжелое тепло давит на грудь. И все же я не могу отделаться от боли, вызванной зияющей пустотой, которую не описать. Одно дело, когда он возбуждает сексуально. А это… это что-то другое.

Мне нравится.

Но не нравится, что мне нравится.

Из бального зала доносятся громкие аплодисменты и радостные возгласы. Джейк моргает, и туман в его серо-зелено-голубых глазах рассеивается.

— Нужно вернуться на вечеринку.

Он забирает у меня бутылку пива и кладет мою руку на сгиб своего локтя. Весь путь обратно я пытаюсь отвлечься от этого чувства. Думая о черепахах.

Каймановые черепахи.

Морские черепахи.

Коробчатые черепахи.

Черепашки-ниндзя.

В панцирях герои.

— Черепашья сила!

Твою. Мать.

— Что такого в этом коридоре, что заставляет тебя нести всякие глупости? — спрашивает Джейк, не замедляя шага, и смотрит на меня сверху вниз этим своим взглядом «ты-выжила-из-гребаного-ума».

— Тебе удается не напевать эту песню, когда думаешь о Черепашках-ниндзя?

— У меня таких проблем не возникает. Потому что я не думаю о Черепашках-ниндзя. Или любом другом случайном дерьме, всплывающем в твоей хорошенькой головке.

Я смотрю на него и улыбаюсь.

— Ты считаешь меня красивой?

— Я этого не говорил.

— Ты сказал, что у меня красивая голова.

— Лучше ей такой быть, учитывая цену услуг Дэвида Майкла. — Прежде чем я успеваю ответить, он открывает дверь в бальный зал.

Командный голос Дедули гремит по всей комнате. Глубокий и сильный. Но слова звучат мягко. Уверенно. Мощно. Эта речь — нечто большее, чем просто благодарность или прощание. Это свидетельство величия. Обещание, что все возможно, если немного потерпеть и много трудиться.

Охрененно классная речь.

Когда он благодарит весь зал за сорок лет воспоминаний, мы стоим справа от импровизированной сцены рядом с Кэмом. И я хлопаю громче всех. На самом деле, мне хочется, как Джулия Робертс, вскинуть кулак в воздух, издавая при этом «Ура, ура, ура!» Но Джейк, вероятно, прибьет меня. Да и Дедуля, скорее всего, тоже не одобрит такую вспышку эмоций.

— Как вы все знаете, сегодня вечером здесь мой дорогой друг Эд Ширан…

Дедуля смотрит на меня. У меня отвисает челюсть. Я мысленно посылаю ему сообщение, пока он ждет, чтобы толпа перестала хлопать.

Провались ты пропадом, Дедуля Суэггер! Ты не говорил, что он твой друг! «Какой Эд?»… Ах ты, хитрец-жеребец… и старый пердун!

— И в качестве одолжения для меня он согласился исполнить песню, чтобы я мог отплатить за услугу прекрасной девушке моего внука Джейка, Пенелопе.

Где, нахрен, мой телефон…

Эмили не поверит в это дерьмо!

— Дамы и господа, мистер Эд Ширан.

Я все еще стою, разинув рот. Смотрю на огненно-рыжие волосы одного из моих любимых знаменитостей, когда он выходит на сцену. Желая, чтобы он посмотрел на меня. Чтобы я могла использовать свою молчаливую силу передачи мыслей, чтобы сказать ему: «Да. Я рожу тебе детей».

Но прежде чем успеваю помахать ему, как дура, чтобы привлечь внимание, Кэм забирает у меня из рук раскрытый клатч. Затем меня подхватывает и заключает в объятия Джейк Суэггер.

И я.

Не могу.

Дышать.

Конфетки-шипучки, щекотание в ушах, теплая грудь, ощущение зияющей дыры вернулись. Потому что улыбка Джейка — это… все. Может, она для виду. Чтобы доказать что-то своему деду. Не дать присутствующим женщинам вонзить в него свои зубы. Чтобы выглядеть красивым на фотографиях, сделанных всеми этими чертовыми вспыхивающими камерами. И это пугает меня до чертиков, потому что мне все равно, притворяется он или нет. Мне она кажется настоящей.

Он не обнимает меня как любовник.

Он обнимает меня, как женщину.

Его объятия — не странные.

Или слишком крепкие.

Они собственнические.

И успокаивающие.

Мы подходим друг другу.

Мы идеально подходим друг другу.

Песня — Perfect.

Серьезно.

Эд исполняет Perfect.

— Расслабься, Пенелопа. Или ты хочешь, чтобы мы просто стояли и не танцевали, пока все взгляды в комнате устремлены на нас?

Я оглядываюсь вокруг и, конечно же, все смотрят. Танцпол пуст. На нем только мы. Делаю вдох и расслабляюсь в крепких объятиях Джейка. Его улыбка становится шире, и он подмигивает. И мы начинаем двигаться. Не медленно вращаясь по кругу, как танцуют нормальные люди. Нет, он прилагает все силы, чтобы устроить из этого шоу, вальсируя по танцполу длинными, грациозными шагами. А я понятия не имею, какого хрена делаю. Но, так или иначе, все же делаю. При этом задом наперед.

Я повторяю его шаги. Двигаюсь, когда чувствую его толчки. Рука на моей пояснице успокаивает. Если я промахнусь в шаге, не сомневаюсь, он просто усилит хватку, подхватит меня и понесет по полу. С Тем Самым Парнем мои заслуги хорошего танцора даже не учитываются. Все делает Джейк.

— Готова?

— Ммм?

— К поворотам. Готова?

— Что?! Нет! Подожди…

Слишком поздно. Он отталкивает меня от себя. Отпускает мою талию. Крепче сжимает мою руку. Раскручивает. И прежде чем я успеваю все испортить, притягивает обратно к себе. Ни разу не сбившись с шага.

— Не делай так больше, — рявкаю я, все еще пытаясь осознать, что я только что совершила крутое вращение, не упав лицом вниз.

Он смеется. Звук эхом отдается в его груди и ударяется о мою грудь.

— Ты же говорила, что умеешь танцевать.

— Умею. И как только закончится эта песня, продемонстрирую Эду свой ривердэнс.

Он смеется.

Снова.

В его груди снова, будто что-то урчит.

Звук мне очень нравится.

Джейк кружит меня.

А вот это мне не нравится.

— Может, уйдем?

— Почему? Чего ты боишься?

— Эм… шлепнуться на задницу и поставить себя в неловкое положение перед Эдом.

Его взгляд устремляется на сцену.

— Сначала ты говоришь моему дедушке, что он жеребец. Теперь беспокоишься о том, чтобы произвести впечатление на Эда? Есть ли еще мужчины, о которых мне нужно знать?

Моя улыбка немного сникает.

Его тоже.

— Мне не следовало оставлять тебя наедине с Бриггсом.

— Как ты узнал об этом? Тебя даже рядом не было. — Воздерживаюсь от того, чтобы указать, что он тем временем был с какой-то потаскушкой. Хотя мне очень этого хочется, просто для того, чтобы он заверил меня в обратном.

— Беременная жена одного из моих старших сотрудников попросила разрешить дружеский спор между ее мужем и его помощником о том, могут ли они определить пол ребенка по ультразвуковому снимку. Когда я вернулся, Бриггса уже выводили. Я последовал за ним, чтобы узнать, что случилось. Мне очень жаль, Пенелопа. Ты этого не заслужила.

Пытаюсь подавить волнение от того, что та красивая женщина замужем. И беременна. Сейчас мне трудно сохранять безразличие, но я справляюсь с этим как профессионал.

— Ой. Что было, то было.

— Нет. — Он качает головой. — Не отмахивайся от его поступка. Это было неправильно.

— Возможно. Но это не твоя вина.

— Моя. Этим вечером ты со мной. И моя работа — защищать тебя. А я этого не сделал. Но уверяю тебя, с ним уже разобрались.

Я приободряюсь от этого.

— Ох! Звучит как поступок альфа-самца. Что ты сделал? Избил его на парковке? Сломал что-нибудь? Скажи, скажи, скажи.

Его брови сходятся вместе.

— Нет.

Вращение.

Двойное вращение.

— Может, прекратишь? Я серьезно.

Он игнорирует меня.

— Здесь не какой-нибудь бар с музыкальным автоматом или берег реки Миссисипи. Это корпоративный мир, милая. Мы не деремся на кулаках. За нас сражаются наши адвокаты. Это гораздо больнее, чем синяк под глазом. Поверь мне. Я ударил его по самому больному месту.