– Дурные нынче времена, Лиза…– наконец, ответила она и снова надолго замолчала. – Елизавета,– обернулась Лидия Ивановна к Моховой,– ты очень сильна!

– Я? …

– Да, Елизавета, ты. Я долго наблюдала за тобой и с уверенностью могу сделать такой вывод. Ты веришь в Бога. Вера- это удел сильных духом. Именно на тебя, моя ученица и помощница, я могу положиться. Иди за мной,– сказала Лидия Ивановна и подошла к своему рабочему столу. Рассеянная Лиза последовала за ней.

Врач достала из-под стола небольшой сундучок и с поспешностью начала укладывать в него свои книги по медицине, какие-то записи, имеющиеся у неё примитивные инструменты и лекарства. Затем она закрыла сундучок и дрожащими руками протянула его Лизе:

– Возьми.

– Лидия Ивановна, вы…

– Возьми, Лиза! – посуровела врач. – Возьми! – ее подбородок задрожал.

Лиза, испугавшись, послушала ее.

– Ты теперь врач и лекарь, акушерка и знахарка! – голос Лидии Ивановны надломился.

– Лидия Ивановна, о чем вы? Не пугайте меня так!

– Скорее всего завтра меня уже не будет… А людям нужен тот, кто бы о них позаботился… На кого я людей оставлю? – давила в себе слезы лекарь. – На кого? … Я, как и твои родители, для властей стала лишним кадром. Кто-то настучал… В мире есть два класса людей: те, которые честны, трезвы, трудолюбивы, и те, которые рады лишь полениться, похмелиться и завидовать первым. Зависть губит народы, Лиза. Зависть- один из страшнейших пороков человечества.

– Лидия Ивановна…– задрожала Елизавета, – не покидайте и вы нас! …

– У этих «нас» есть ты.

– О, умоляю, не возлагайте на меня эту ношу. Я… Я не смогу.

– Сможешь. Знаю: сможешь. В тебе есть достаточно сил, чтобы служить. У тебя большое сердце, в котором есть место для каждого.

– Лидия Ивановна…– расплакалась Лиза.

– Успокойся, дорогая, – утешая, обняла ее врач. – Тебе нужно спешить. Я специально позвала тебя ночью, чтобы меньше глаз видело. Эти вещи очень ценны. Они тебе пригодятся. Это все отцовские книги. Он меня учил всему, рассказывал, объяснял, – тут Лидия Ивановна отпустила Лизу и подняла голову к небольшому портрету, висевшему на стене. – Да, да, Иван Иванович! Вот вы меня учили и дали мне этот сундучок, теперь и я учу и отдаю сундучок. Наше дело, дело врачевания, не прекращается, папа. Гордись мной! – было слышно, как она проглатывала слёзы, глядя на своего отца. -Знаешь, Лиза, это он был настоящим лекарем. Он получил образование в Одесском медицинском институте, что поныне считается одним из самых престижных. Сюда отец приехал по воле императора. Я, сколько себя помню, никогда не видела его удрученным своей работой. Я восхищалась им. Он получал исключительно удовольствие, помогая другим. С детства я точно знала, что хочу стать именно такой как папа… Стала ли я такой? – задумалась Лидия Ивановна.

– Более чем, -тихо ответила Лиза.

Врач улыбнулась.

– Я ведь без диплома…– добавила она. – Лечу так, как Иван Иванович обучал… А это есть очень и очень плохо…– тяжело вздохнула женщина. – Ведь из-за того, что я не на государство работаю и люди, которым помогаю, иногда осмеливаются на некую «благодарность», я не являюсь достойным гражданином… Эхах! А ведь потом я замуж вышла. Пришла война и отца, и мужа увела с собой. Родители твои помогали врачам в то время тяжелое. Я тоже с отцом там работала… Так-то …– Лидия Ивановна на пару минут задумалась, а затем, спохватившись, что время уже за полночь ещё раз обняла Лизу. – Всегда помни своё звание и избрание… Иди.

На следующий день по всей деревне прошла весть, что лекаря тоже увезли, да ещё пару семей, которые сколотили какое-никакое хозяйство возле дома. Толковали и о том, что командир провожал уже своих гостей и, что к вечеру дом Моховых полностью очистят и всё уйдёт на благо народу. Были те, кто злорадствовал в ожидании обогащения, были и другие, которые понимали всю бедственность положения, в какое они попали. К сожалению, последних было меньшинство, поэтому на их тревоги мало кто обращал внимание.

К десяти часам утра во двор Марьи Петровны вошёл управляющий мастерской, Владимир. Он хотел поговорить со старшей Моховой.

– Володя! – выбежал ему на встречу Сашка. Солнечные лучи весело играли на его золотых волосах, и каждое движение Сашиной головы сопровождалось яркими переливами.

– Привет, богатырь! Как дела? – с бодростью в голосе поприветствовал мальчишку управляющий и подхватил его на руки.

– Хорошо! Только жаль, что папы и мамы нет.

– Как у няни, хорошо живется?

– Очень! Тут так интересно, хотя я очень хочу домой…

– Ну, ты самое главное жди, и всё будет так, как ты хочешь, – улыбнулся Володя Сашке.

Мальчик ответил ему тем же.

– А сестрица твоя дома?

– Да. Она с няней в доме.

– Можешь позвать?

– Могу, – кивнул Саша. Владимир опустил его на землю, и мальчик вбежал в сени.

Через минуту на крыльцо вышла Лиза. Она с явным беспокойством на лице подошла к управляющему.

– Здравствуйте!

– Здравствуйте, Елизавета Федоровна, – Владимир неестественно кашлянул и продолжил. – Я пришел к вам от лица всех рабочих и мастеров вашего батюшки, как к старшему из представителей его семьи. Прошу отнестись с пониманием к тому, что я вам буду говорить, – Владимир сделал небольшую паузу. – Сегодня мастерская конфискована государством. Мы бунтовали, поверьте, но всё было без толку. Теперь мастерская оформлена как мелкая государственная фабрика по обработке дерева. Нам работа нужна… Поймите…

– Я всё понимаю, – ровным тоном оборвала Лиза управляющего. Перед ее глазами появился отец в своем фартуке, обсыпанном стружкой, с рубанком в руках. Он смеялся. От него пахло елью и яблоней. Вокруг него люди. Все такие же как он, но слушают его. Повсюду стулья, столы, тумбы и еще многое другое. Их только что изготовили. У них нет должного вида, имени и хозяина, но они уже есть, они уже существуют. Лиза поняла одно: ничего не будет как прежде. – У вас есть семьи, дети. Вам нужно зарабатывать на хлеб. Я понимаю. Можете работать со спокойной совестью. Мы ни в коей мере не будем держать на вас обиды. Ни в коей мере.

– Спасибо! – начал с жаром трясти Лизину руку Владимир и, вкрадчиво улыбаясь, заглянул ей в глаза. Лизу это несколько смутило. – Спасибо! Если что, мы всегда рядом, мы поможем,– выговорил он и покинул двор.

Лиза вернулась к няне.

По началу жизнь в чужом доме была несносной. Казалось, что день длиться вечность, а бессонные ночи ещё дольше. Ежеминутно в ее памяти всплывали родители, братья, дом, уют, радость, которую они имели, находясь вместе. Это очень отягчало душу, а, учитывая и ряд лишений и неудобств, то становилось ещё хуже. К нашему утешению, Лиза стала привыкать к новому жилищу и окружению. Молитвы, добрые отношения няни и резвость брата ободряли ее. Девушка постепенно стала внедряться в крестьянские заботы, помогая няне. Суетность дня отвлекали ее мысли, и только ночью можно было услышать редкие всхлипывания, а утром увидеть мокрую подушку.

Сашке у Марьи Петровны все сразу понравилось. Он быстро подружился с ее собакой Рябкой и козой Ушкой (клички он им придумал сам). Сторожа мальчик кормил и тренировал, кормилицу выводил на пастбище. Его любопытство было увлечено исследованием бескрайних (как ему казалось) лугов. Он мог часами там бродить в компании с Ушкой и, если няня позволит, с Рябкой. Благо, что со двора Марьи Петровны было видно все то пастбище, и няне с Лизой не было причины беспокойства о Сашке, иногда поглядывая за ним. Мальчик вскоре подружился с соседскими детьми, детьми Дуни. Целыми днями они могли попеременно бегать, резвиться и быть хорошей помощью взрослым. Родителей Сашке недоставало, но надежда, что они скоро вернутся прогоняла прочь грусть.

Поздно вечером, когда все они, справившись с хозяйством, поужинав, готовились ко сну, а Сашка уже видел двадцатое сновидение, раздался стук в запертую дверь.

– Марья Петровна, не беспокойтесь. Я сама посмотрю кто там,– вызвалась Елизавета.