–Тебе налить ещё чаю? – спросила его Наталия, когда заметила, что кружка супруга опорожнилась.
–Да, будь добра.
Хотя на дворе стоял 1928 год, тогдашние мода и взгляды на житейскую сущность не повлияли на Наталию Михайловну. Ей присущи были хорошие манеры держаться, любовь к искусству, элегантность, воспитанные в ней с той французской царской России. И сейчас, когда эта эпоха давно прошла, женщина сохранила прежнюю закалку. За столом сидела благородная дама с прекрасными белыми кудрявыми волосами, заложенными кзади, и темно-голубыми глазами. Ей очень подходили одетые сегодня длинная до пола синяя юбка с высокой талией и, заправленная в нее белоснежная блузка с длинным рукавом до запястья. Из-под ее воротничка выглядывала большая синяя брошь.
–Благодарю, – сказал Федр Николаевич, принимая вторую порцию ароматного чая из рук жены.
В этот момент в столовой появилась Марья Петровна, женщина в возрасте, исправно служившая господам уже двадцать третий год. Лицо, фигура, одежда, говор и поведение этой женщины могли говорить только о ее добросердечности и только. Она несла большой поднос с еще горящим пирогом и с вазочкой сгущенного молока.
–Ура! Ура! Сгущенка! – закричал Саша и заиграл под скатертью ногами. Он жадно следил за каждым движением Марьи Петровны и ожидал с нетерпением того момента, когда она положит вазочку на стол и он сразу же съест ложечку, другую любимого лакомства. Лиза, да и Рома, заметили реакцию Сашки на приход няни и не могли не улыбнуться, изредка косясь на него. Как только сгущенка оказалась на столе, объем её в сосуде, как и следовало ожидать, резко начал уменьшаться.
–Сашенька! – воскликнула мама. – Ешь поспокойнее! Куда ты торопишься? – на её лице были заметны и удивление, и строгость.
Эти слова матери заставили мальчика остановиться. Он и вправду увлекся. Темными пятнами устилалась дорожка по чистой белой скатерти от вазочки со сгущенным молоком до тарелочки Саши. Да и сам он был не очень. В сладком оказались его пухлые розовые щечки и кончик кнопочного носика, усеянного веснушками. Ложку он случайно повернул вертикально, и остаток сгущенки с чашечки ложки стекал по стеблю к ручонке, уже облипшей сахаром. Поняв, что ведёт он себя неподобающе, Сашка со стыдом опустил глаза, голову, плечи… Ему стало очень стыдно.
– Не серчайте, Наталья Михайловна, – с пониманием произнесла нянечка,– это ребенок, ему ещё это позволительно. Пускай балуется.
– Я вовсе не серчаю, Марья Петровна, -с мягкостью в голосе ответила мать. – Я хочу, чтобы Александр понял, что нужно кушать более аккуратно,– продолжала она, глядя на своего сынишку.
–Сынок, слушай, что мать тебе говорит. Будь аккуратным,– подтвердил отец, допивая чай.
– Марья Петровна, присоединяйтесь к нам! – пригласила мать к столу няню.
– Ох, батюшки! -взмахнула руками та. – Кушайте сами, а я потом, когда уберусь, и позову ещё дядю Васю; его тоже кормить нужно,– выговорила няня, удаляясь из столовой.
Сашка немного приободрился и исподлобья стал медленно осматривать лица окружающих, что на них написано. Все они смотрели на него, тщетно пытаясь скрыть свою улыбку, но у мальчика выражение лица не изменилось. Он с виновным видом стал облизывать свою ложку. Глядя на эту опущенную светлую головку, ручонки в липкой сладости, мама усиленно и глубоко вздохнула:
– Сашенька, Сашенька…. Лиза, милая моя, подай мне, пожалуйста, горбушку хлеба.
Лиза поспешно подала ее матери. Наталья Михайловна намазала на хлеб сгущенное молоко и положила в тарелку Саши:
– Кушай, сластенушка наша!
Это вмиг все изменило. Сашка понял, что прощен, и с превеликим удовольствием начал лопать предложенное лакомство.
– Благодарение Богу за великолепный завтрак, – сказал Федр Николаевич, поднявшись из-за стола. Он наклонился к своей жене и поцеловал ее в лоб. – Извещай меня о любом изменении состояния. Хорошо? – отец не ушел, пока не услышал ее тихое «Да, конечно». Удовлетворившись ответом, он взял свою газету: – Саша, я буду в библиотеке. Когда покушаешь, можешь подняться, и мы позанимаемся с тобой. Ты помнишь об этом?
– Угу! – ответил Саша с полным ртом.
– Ты еще не передумал учить стих?
Мальчик замотал головой: нет.
– Замечательно! Тогда я тебя жду, – с этими словами Федр Николаевич покинул столовую.
– А я уже всё! – объявил Сашка, поспешно допивая чай.– Я иду к папе! Спасибо Богу! – он быстро слез со стула, утерся и помчался вслед за отцом.
– Пожалуй, и я пойду наверх,– сказал Роман, закончив свой завтрак.– Благодарю Тебя за это, Господи.– Роман вышел, оставив Лизу и маму одних.
Лиза положила пустую чашку на блюдце:
– Мама, с тобой все в порядке?
– Да, всё хорошо, моя девочка, – нежно ответила Наталья.
– Отец просил тебя извещать его об изменениях состояния: значит, что-то всё-таки случилось.
– Я просто устала немного. Это пройдет. Не волнуйся, Лизонька.
– Это точно? Или…
– Это точно, дорогая. Мне просто нужно немного отдохнуть.
– Конечно, я позабочусь о том, чтобы тебя никто не беспокоил.
– Не стоит, моя дорогая. Я хочу писать на холсте. Думаю, это меня успокоит.
– Это удивительное лекарство, мама! – просветлела Лиза и встала. – Позволь, я проведу тебя…
– О, Лиза, я справлюсь с этим,– остановила дочку тронутая мать. – Какая ты у меня добрая и заботливая! Спасибо. Мне кажется, что у тебя сегодня намечены занятия с Лидией Ивановной. Разве не так?
– Да, матушка, но мне совсем не хочется оставлять тебя одну сейчас.
– О, мой милый ангелочек, – мать подошла к дочери и обняла ее. – Ступай с Богом. Пусть Он оберегает тебя и даст тебе разумения. Я же одной не останусь никогда. Твоя забота всегда будет меня ободрять, даже на расстоянии, мой цветочек! Ступай…
– Благодарю тебя, мама,– сказала с ободрением Лиза и поцеловала ее руку. – До скорого! Я вернусь к нашему собранию.
– С Господом! – отпустила ее мать.
Через две минуты в столовой снова появилась Марья Петровна.
– Вы уже покушали? – удивилась она. – Так быстро?
– Да, мы уже позавтракали.
– Тогда отдохните, матушка, Наталья Михайловна, немного, а я пока быстренько уберу со стола.
– Вы, няня, как всегда вовремя, – сказала Наталья Мохова и с облегчением присела на стул. – Марья Петровна, вы разговаривали с Василием Павловичем, как я просила? – поинтересовалась она, наблюдая за работой няни.
– Говорила. Как же?
– Он пройдет сегодня?
– Я не знаю, матушка. Он обещал поразмыслить над моими словами. А придёт али нет: не знаю.
– Благодарю вас. Еще один вопрос к вам, Марья Петровна. Что вы можете сказать о Дуне Скупановой?
– О соседке моей что ли?
– Да.
– О, это несчастная женщина! На днях пришёл ее муж пьяным. Дебоширил так, что нам, соседям, было не до сна. Дуня детей-то к матери отправила в ночи, чтоб меньше видели да знали, а сама все удары получала. Так днём-то муженек выспался да ушел. До сего дня его никто не видал… А Дуню жалко. Она хорошая, да и мне по-соседски помогает.
– Они голодают?
– А как же. Кормильца нет, а она сама еле-еле со всем справляется.
– А дети?
– А что дети… Они как воробушки зимой. Худые, боязливые.
– Очень жаль…– вздохнула Наталья. – Марья Петровна, у меня к вам большая просьба.
– Какая, матушка? – выпрямилась няня, оторвавшись от своего дела.
– Я бы хотела, чтобы вы передали кое-что этой несчастной.
– Что, матушка?
– Когда вы закончите работу на сегодня, после нашего собрания, поднимитесь ко мне. Я вам дам один узелок, который нужно будет передать Дуне. Я желала бы подарить ей немного теплой одежды и продуктов. Что скажете?
– О, моя соседка будет самой счастливой на нашей улице!
– Вы не беспокойтесь. Я вам доплачу за эту услугу.
– Что вы, матушка?! Такая работа мне только в радость будет.
– Только не говорите от кого эти вещи. Хорошо?
– Да, конечно, не скажу.