В первый день, в раздевалке вдруг раздался истеричный вскрик.

Я сама не видела, но слышала, как пересказывали другие – оказалось, что у Кристины, прямо внутри сумки лопнула сама собой бутылка с водой, и залила ее учебники, тетради, но самое страшное – косметичку. В пластиковую коробочку с дорогими тенями просочилась вода, и они превратились в бесполезную липкую кашицу.

Моя мама в таких случаях говорит, спасибо Богу, что взял деньгами.

Зачем, спрашивается, богу вообще нужны деньги?

На второй день в классе царило какое-то предпраздничное настроение. Каникулы с каждым днем становились чем-то все более реальным, и это пьянило, будоражило моих простаков одноклассников.

На третьем этаже, опершись на перила животом, стояла Марта, и, увидев ее, я почему-то замерла. Сумрачная сосредоточенность свернулась тенью в глубине ее медового глаза. Было жарко, поэтому форму никто уже не носил – а она стояла в пиджаке. Но когда она сцепила пальцы в напряженном, почти молитвенном жесте я увидела торчащий хвостик бинта, выглянувший из рукава.

Этот бинт на запястье всколыхнул осевшее на илистое дно моей памяти странное ночное воспоминание. Я до сих пор не решила – было ли это в действительности, или мне приснилось.

Воспоминание о том вечере, когда я, убегая от охранника, наткнулась левой рукой на торчащую арматуру. Ржавый штырь проехался по коже, оставив лиловую крапчатую борозду. Она набухала, и я боялась, что тонкий слой содранной кожи не сумеет удержать пульсирующую подземную реку. Дома сестра промыла ранку и замотала мне руку бинтом.

Ночью я проснулась от того, что кто-то трогал мою руку холодными влажными пальцами.

Воздух потяжелел. Онемев от страха, я приоткрыла глаза.

Моя собственная сестра – ее рот был приоткрыт, опущенные уголки губ подрагивали от возбуждения – медленно разматывала бинт.

Я не могла пошевелиться от страха.

Я – больше всех на свете любившая сестру – не могла узнать ее, не могла поверить, что это она, что она может навредит мне.

Освободив ранку, она осмотрела ее в холодном электрическом свете фонаря. Ссадина широкая, но неглубокая, кровяные катышки уже давно засохли и затвердели. Сестра достала пинцет и аккуратно, стараясь не задевать запекшийся след, подцепила небольшой кусочек содранной кожи и потянула.

Было совсем не больно, это ведь была просто мертвая кожа – но почему-то очень грустно. Грустно было лежать, без движения, как кукла, и смотреть, как родная сестра, которая несколько часов назад промывала рану, бережно укрывала ее, забирает фрагмент тебя.

Пусть это был крохотный ошметок кожи – это все равно ты, твое тело, твоя собственность.

Сестра, не вставая, проползла в сторону своей кровати и достала из-под нее литровую банку. Маленький, черный, тонконогий лягушонок болтался в воде, и было сложно понять – живой ли он. Но когда сестра открутила крышку, и опустила кончик пинцета – лягушонок судорожно дернул ногами и заглотил его. Я не могла больше смотреть и зажмурилась. Тошнотворная тревога придавила меня к кровати.

– Ты спишь? – испуганно прошептала сестра.

Я ничего не ответила.

На следующий день я забралась под ее кровать, исследовав все пыльные завороты и тупики между обувными коробками, в которых хранились ее тетради, книги и другие личные вещи. Банки с живой лягушкой нигде не было.

Это было за год до ее отъезда. Тогда моей сестре было уже почти семнадцать, она давно не собирала икру и засушенных лягушек. Поэтому мне было сложно решить – было ли это реалистичным вязким запоминающимся кошмаром или случайно подсмотренной таинственной, запрятанной, но по-настоящему значительной жизнью сестры?

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.