О небесном корабле мы впервые услышали на острове, который местные жители называли Ярзик или как-то в этом роде: язык уроженцев Монталира плохо приспособлен для таких варварских звуков. Это случилось почти через год, после того как «Золотой скакун» отплыл из порта Лавр; к тому времени мы обошли, по нашим подсчетам, уже полсвета. Днище нашей бедной каравеллы обросло таким толстым слоем водорослей и ракушек, что даже на всех парусах она едва тащилась по морю. Питьевая вода, еще оставшаяся в бочках, зацвела и протухла, сухари кишели червями, у некоторых матросов уже появились признаки цинги.

– Нам нужно где-то пристать к берегу, придется рискнуть, – сказал капитан Ровик. Помню, как глаза его сверкнули, как он погладил свою рыжую бороду и пробормотал: – Давно мы никого не расспрашивали о Золотых городах. Может, на этот раз повезет и мы встретим кого-нибудь, кто хоть слышал о них.

Мы прокладывали курс нашей каравеллы, ориентируясь по страшной планете, которая всходила на небе все выше, чем дальше мы шли на запад. День за днем рассекали пустынный океан. В команде зрело недовольство, снова начались мятежные разговоры. Говоря по совести, я не мог осуждать матросов. Попытайтесь, государи мои, представить себе, в каком мы находились положении. Неделя за неделей перед глазами одно и то же: синие волны, белая пена да облака высоко в тропическом небе; в ушах раздавался только свист ветра, рокот валов, треск шпангоута и еще по ночам иногда громкое чмоканье – это наш путь пересекало морское чудовище, волны, поднятые им, перекатывались через палубу. Достаточно страшно для простых матросов, неграмотных людей, которые все еще думали, что наш мир – плоский. А тут еще Тамбур, неизменно висящий над бушпритом и все выше поднимающийся в небо. Всякому было ясно, что рано или поздно нам придется пройти прямо под этой мрачной планетой…

– А на чем она держится? – толковали на баке. – Не сбросит ли ее на нас разгневанный бог?

Кончилось тем, что к капитану Ровику отправилась депутация. Эти грубые сильные парни робко и почтительно попросили его повернуть назад. Робко и почтительно, однако остальные ждали внизу. Мускулистые загорелые тела напряглись под изодранной одеждой, руки были готовы схватиться за кинжалы и вымбовки. Правда, мы, офицеры, собравшиеся на квартердеке, были вооружены шпагами и пистолетами. Но нас было всего шестеро, включая испуганного мальчика, то есть меня, и старика звездочета Фрода. Его одеяние и белая борода внушали уважение, но вряд ли могли пригодиться в схватке.

Выслушав требование матросов. Ровик долго молчал. Тишина становилась все напряженней; в конце концов на свете, кажется, только и осталось, что свист ветра в снастях да сверкание океана, простиравшегося без конца и края. Наш командир выглядел необычайно величественно, ибо для приема депутации вырядился в ярко-красные штаны и камзол с полами, которые топырились колоколом. Наряд дополняли начищенные до зеркального блеска шлем и нагрудник. Над блистающим шлемом колыхались перья, сверкали в лучах солнца бриллианты перстней, унизывающих его пальцы, и рубины на эфесе шпаги. Однако, когда он наконец открыл рот, он заговорил отнюдь не языком рыцаря и придворного королевы; это был грубый говор мальчишки-рыбака, росшего когда-то в Андее.

– Домой захотелось, ребятки? Наплевать вам на попутный ветер и жаркое солнце. И на то, что мы прошли полсвета, тоже плевать. Да, непохожи вы на своих отцов! А слыхали предание о том, как раньше человек повелевал вещами? И если теперь людям приходится работать, так виноват в этом один лентяй из Андея. Мало ему было, что он приказал топору срубить для него дерево, а поленьям – идти домой, так он еще захотел, чтобы эти дрова его на себе тащили. Ну, ясное дело, господь разгневался и забрал назад свой дар. Но, по правде говоря, господь не лишил нас своей милости: дал взамен всем мужчинам Андея счастье на море, везение при игре в кости и удачу в любви. Чего еще вам нужно, ребятки?

Ребятки были сбиты с толку этим ответом. Делегат, державший речь, смущенно зашевелил пальцами, покраснел и, уставившись вниз на палубу, забормотал, что все мы пропадем ни за грош… от голода и от жажды, или утонем, или будем раздавлены этой страшной луной, или слетим с края света… «Золотой скакун» и так зашел дальше, чем любое судно со времен Падения с небес человека, так что, если мы теперь и повернем назад, все равно наша слава будет жить вечно.

– А ее что, есть можно, эту славу? А, Этиен? – спросил Ровик, все еще приветливо улыбаясь. – Мы прошли через битвы и штормы и повеселились немало. Но черта с два мы увидели хоть один Золотой город, а ведь знаем, что они где-то здесь. Они полны сокровищ и ждут лишь смельчака, который придет и возьмет их. Что у тебя с башкой, парень? Испугался трудного плавания? А что скажут чужеземцы? То-то посмеются надменные кавалеры Сатейна и пронырливые коробейники из Страны лесов, если мы повернем обратно. Да не только над нами, а и над всем Монталиром!

Так он подбодрял их. И лишь однажды коснулся шпаги, которую, словно по рассеянности, наполовину извлек из ножен. Как раз тогда, когда припомнил ураган, трепавший нас у мыса Ксингу. А матросам, конечно, пришел на память мятеж, поднятый ими после урагана. Они вспомнили и смерть трех своих товарищей, с оружием напавших на капитана: именно эта шпага проткнула всех троих. Ровик нарочно говорил с ними запанибрата, чтобы они поняли; для него что было, то быльем поросло. Разумеется, если и они забудут про старое. Он расписывал им, какие радости ждут их, когда они разыщут наконец языческие племена, рассказывал легенды о сокровищах, взывал к их гордости моряков и монталирцев. И они понемногу забывали о своих страхах. Словом, Ровик увидел, что матросы готовы уступить. Тут он отбросил свой простонародный говорок. Стоя на квартердеке в сверкающем шлеме с развевающимися перьями и простирая руку к выцветшему от солнца и морского ветра монталирскому флагу, который реял над его головой, капитан заговорил языком рыцарей королевы:

– Теперь вы знаете, что я не поверну обратно до тех пор, пока мы не обойдем вокруг света и не доставим ее величеству того дара, который можем привезти мы одни. Дар этот не золото и не рабы. И не открытие далеких стран, чего хотела бы она сама и высокочтимая Компания купцов-авантюристов. Нет, в тот день, когда наш корабль ошвартуется у длинных причалов Лавра, мы преподнесем ей на вытянутых руках величайшее свое свершение: путешествие, на которое никто не решался до нас и которое мы закончили во славу королевы.

Он закончил речь. Все кругом молчали, только море шумело. Затем он негромко отдал команду: «Вольно, разойдись!» – сделал поворот кругом и ушел в свою каюту.

Мы шли все вперед, вперед, матросы успокоились и даже глядели весело, офицеры старались скрывать свои сомнения. Я забросил канцелярскую работу, за которую получал жалованье, почти не занимался изучением навигационного искусства, для чего, собственно, и был принят в состав экспедиции, – то и другое не имело теперь большого значения. Я помогал звездочету Фроду. Благодатный климат позволял ему вести работу на палубе корабля. Ему, в сущности, было все равно, плывем мы дальше или идем ко дну: он уже и так прожил достаточно – больше, чем живут многие другие. Но изучение незнакомых звезд – от этой радости он не собирался отказываться. Ночью, стоя на передней палубе с квадрантом, астролябией и телескопом, весь залитый светом, падавшим сверху, он походил на одного из седобородых святых с витражей кафедрального собора в Провиене.

– Смотри, Жиан, – он вытянул руку в ту сторону, где над сверкавшими и искрившимися волнами на багровом небосклоне красовался Тамбур в окружении немногих звезд, осмелившихся появиться в его присутствии. Теперь диск его был совсем круглым и ужасающе огромным – диаметр его занимал целых семь градусов. Он напоминал щит, окрашенный в светло-зеленые и голубые тона. То тут, то там на поверхности его крутились песчаные смерчи. Близ неясного края гиганта светлячком светила маленькая луна, мы назвали ее Сьетт. Балант, который в наших родных краях наблюдался редко и то лишь у самого горизонта, здесь стоял высоко в небе; он имел форму полумесяца. Впрочем, на затемненную часть диска падали отблески сияния Тамбура.