– Лишние уши нам ни к чему. А здесь, на поле недавней брани, так хорошо говорить, не находишь? – сказала она, скрестив руки на груди.
– Зачем… – шёпотом повторила Александра. Её плечи вздрогнули под голубой блузой.
– Ну, что ты заладила, как заведённая. Ну, захотелось мне так. Я же, по-твоему, прихотливая дура, поступающая, как заблагорассудится, – девушка рассмеялась. – Нет, Алекса, не так. Всё дело в зависти и ненависти. Я бы многое отдала, за то, чтобы хоть день пожить твоей жизнью. Сказать тебе, как чувствуешь себя, когда к тебе относятся, как к пустому месту, как к чему-то незначительному и жалкому? Чувствуешь себя грязной, ничтожной… Оплеванной…
– Но отец сам…
– О, я уже всё сказала о нём ему же в глаза. Правда, думаю, вскоре он поменяет мнение обо мне. У него не будет выбора. Видишь ли, пусть я его ненавижу, его оценка важна для меня. Такая уж я идиотка, – Кларисса развела руками. – Иронично, что именно ты, светлое безгрешное создание, проложила мой путь наверх. За счёт твоих преступлений я смогу показать себя с лучшей стороны. Мне всего-то и нужно рассказать о них. Да, это будет предательством, я понимаю, но лучше я предам и выбьюсь в люди, чем проведу жизнь в грязи, куда меня хочет засунуть наш отец!
– Значит, ты нас ограбила? – с трудом шевеля языком, спросила Александра. Кларисса усмехнулась и покачала головой.
– Какая же ты дура. Даже когда я почти всё объяснила, ты не можешь понять самого очевидного. Хорошо, я расскажу подробно. Мне интересно, что ты почувствуешь. Потом всё равно я сотру эти воспоминания, чтобы ты не могла предупредить Раапхорста, и чтобы мой сюрприз действительно оказался неожиданностью. Смотри: мы живём под одной крышей всю жизнь, но ты счастлива, а я нет. Ты согласна?
Светловолосая девушка инстинктивно выразила удивление, но, почувствовав собственную фальшь, была вынуждена согласиться и кивнуть.
– Отлично, – сказала Кларисса. – Хорошо, что ты не пытаешься извернуться. Итак, за годы унижений, мне стало кое-что понятно. Как бы хороша я ни была, отец и общество никогда не примут меня так же хорошо, как принимают тебя. Да, это зависть, да это глупость, но такова я есть и поделать с собой ничего не могу. Во мне живёт страшная ненависть, и пока я не докажу, что достойна того же, чего достойна ты, я не успокоюсь. Слишком глубоки раны…
Она немного помолчала, собираясь с мыслями, и вскоре продолжила.
– Да, я ненавижу тебя. Ты всегда была лучше, красивее, чище… Ты жила, не сражаясь с миром, не ломая себя, не вступая в бессмысленную борьбу. А у меня так не получалось и не получится. Судьба распорядилась так, что мне недоступно твоё мировоззрение и твои возможности, и не надо рассказывать мне, что каждый сам выбирает судьбу. Нет, каждый выбирает лишь то, как к ней относиться. С любовью или ненавистью… Что ж, мой выбор тебе понятен.
– Ты ненавидишь меня, но при чём здесь Раапхорст? А наши исследования? – подняв голову, спросила Александра. Её сестра подошла к ней.
– Всё-таки, ты меня не слушаешь и совсем не понимаешь. Если бы я не знала тебя, решила бы, что ты беспросветная тупица. Ну да ладно. Хорошо! Насчёт Раапхорста… Я уже призналась, что страшно завидую тебе, твоим успехам и твоим же поражениям, потому как и они имеют некое очарование. Ты не понимаешь? Всё просто… Ты влюбилась, и он ответил взаимностью. Вы расстались, но не стали врагами. Это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Даже твои недолгие страдания и плаксивые рассказы были наполнены чем-то светлым и приятным, чего у меня никогда не было и не будет. Я ненавижу тебя за это, я ненавижу Раапхорста, ставшего для тебя первой любовью, ведь я никогда не смогу испытать нечто похожее. Я оторвана от мира, я оторвана от человеческого счастья и могу совсем исчезнуть. Но я не сдамся. Благодаря тебе и твоему бывшему, я смогу добиться нового положения. Ты спрашивала про ограбление, так знай, мне стало известно об этом только что, от тебя. И это не я ворвалась к вам, но, видимо, сделала так, чтобы это смогло осуществиться… О, скоро вас коснутся бедствия гораздо страшнее, чем те, что только что миновали.
Кларисса приблизилась к сестре, дотронулась пальцем до её виска, и та, не успев отшатнуться, ослабла и упала в обморок.
– Заходите! – воскликнула девушка, в коридоре раздались шаги, и слуги вновь оказались в столовой. – Обморочную заберите. Я устала, мне нужно отдохнуть.
С этими словами старшая сестра покинула комнату и оказалась в коридоре.
– Доверять себе – прекрасно, – промолвила девушка. – Если бы тогда я не решилась доложить Арбрайту, ничего бы не получилось. И, кроме того… Как хороши и полезны мысли моей сестры. Из них можно не только узнать, где и когда обычно обедает заместитель Тода, но и о чудесных ужасах, творящихся в лаборатории Раапхорста. Поистине, женский разум – хаос, но какие, порой, полезные знания можно почерпнуть там.
***
Спрыгнув с забора, Евгений приземлился на влажную опавшую листву. Где-то рядом, за тонкой деревянной стенкой вольера, залаяли собаки, но эовин тотчас их усмирил. Животные заскулили и вскоре замолкли.
«Какое везение, – подумал Раапхорст. – Единственное место, где можно было пролезть и сразу собаки. Что ж… Надеюсь, хотя бы того старика я не встречу. Мне меньше всего на свете хочется сейчас вступать с кем-то в противоборство. Главное, добраться до Елены…»
Мужчина огляделся. Он находился во дворе поместья Хауссвольф, расположенном в некотором отдалении от особняка. Добротные деревянные строения, сараи, склады и дома для прислуги чернели в осенних сумерках, и только едва освещённые жёлтым окна, являлись свидетельством того, что здесь кто-то живёт и работает. Наступил вечер, людей на улице не осталось, темнота сгущалась, и для Раапхорста это оказалось наилучшим раскладом. Дул слабый ветер, ветви деревьев едва заметно раскачивались, и блеклые тени от них, танцевали на земле, освещённой слабым лунным светом. Эовин передвигался бесшумно, стараясь не выдать себя. Миновав постройки, он вышел на широкую гравийную тропу, ведущую к особняку. Пятью минутами позже свернув с неё к небольшому парку, эовин перебежками между стволами деревьев направился к цели. К счастью, она была хорошо видна, ведь особняк, в отличие от домов прислуги, не только был огромен, но и великолепно освещён. Страшного старика Раапхорст до сих пор не заметил, и надежда на свидание с любимой стала сильнее.
«Атерклефер сказала, что я не могу быть с Еленой. Примерно то же думал и я, но то были лишь мысли, сейчас же мне нужно окончательно во всём разобраться. Я призову девушку к мужеству, и, если у неё получится, мы сможем договориться», – так размышлял мужчина, подбираясь к поместью Хауссвольф. Многие его окна излучали свет, однако восточное крыло, где по разумению эовина жила Елена, было погружено во тьму.
Подобравшись к нему, Раапхорст заметил балкон и закрытую стеклянную дверь. За ней висели тёмные шторы, но Евгений едва ли мог их увидеть. Ему приходилось задирать голову, прислушиваться, в надежде различить мысли дорогой девушки. Но та, кажется, спала, и мысленный фон был чист.
– Прости, дорогая, – промолвил мужчина и закрыл глаза. Его виски сковала тупая боль, раздался тонкий высокочастотный шум, и в информационной тишине вспыхнула алая судорожная мысль. Елена очнулась ото сна – импульс Евгения сработал. Девушка, вздрогнув, встала и, поддавшись неизвестному порыву, подошла к балконной двери. Слегка замешкавшись, она открыла её и оказалась на балконе. Теперь ветер трепал её волосы, ночная сорочка белела в ночи, и Раапхорст невольно залюбовался девушкой, её красотой и наивной смелостью. Впрочем, сейчас дочь Хауссвольфа едва ли понимала, где находится и что это уже не сон, а потому вела себя несколько храбрее, чем подобало в нынешней ситуации.
«Елена, осторожней! – мысленно сказал Раапхорст. – Ты на балконе. Прошу не волнуйся. Я пришёл, чтобы поговорить с тобой».
Эти слова тотчас возымели действие. Девушка вздрогнула, отшатнулась от каменных перил и наткнулась на отворённую дверь. От неожиданности она едва не вскрикнула, но вовремя сдержалась и зажала рот руками. Она поняла, что Евгений пришёл за ней, и счастье, явившееся вместе с этой мыслью, согрело Елену и освободило от остатков сна. Отняв ладони ото рта, дочь Хауссвольфа вновь приблизилась к перилам и посмотрела вниз. Там, среди цветочных кустов она разглядела тёмную мужскую фигуру и радостно замахала рукой. Евгений не двигался.