– Пельмени? – удивилась девушка.

– Конечно, Марко Поло привез из Китая рецепт приготовления, хотя в Средней Азии, на Кавказе, на Урале их готовили еще до Марко Поло.

– Какой вы умный, – восхитилась Леночка.

– Павел Валентинович, – спросила Прошкина в щелочку приоткрытой двери, – вы кушать будете?

– Нет, обычно я не завтракаю, – ответил Ипатьев.

То, что Леночка провела ночь в его квартире – плохо, конечно, но никакой глупости Павел не совершил. После итальянского ресторана он решил подвезти Прошкину до станции метро, и его остановил инспектор ГИБДД. Он даже не стал требовать документов, поздоровался, отдал честь, а потом наклонился и посмотрел на Леночку.

– Девушка, а у вас есть водительское удостоверение?

– Права? – переспросила Прошкина и быстро кивнула: – Имеются.

– Тогда поменяйтесь местами с водителем и доставьте его домой в целости и сохранности.

Ипатьев спорить не стал: как-никак он выпил бутылку сухого «барбареско». Прошкина лишь пригубила…

Он не был пьяным, а потому ничего такого не было. Добрались до дома без приключений. Пили чай с привезенными из ресторана вафельными трубочками канноли. А потом разошлись по разным комнатам. За чаем, правда, Ипатьева пробило на откровенность, и он рассказал, что рос без отца, потому что тот, решив купить для семьи собственную квартиру, рванул на Чукотку в Билибино, где трудился горным мастером на золотом прииске. Оттуда он не вернулся, очевидно, нашел там новую любовь, потому что очень скоро развелся, писем не присылал, но алименты платил исправно…

И теперь, утром, Павел не мог понять, зачем он рассказал это Прошкиной, потому что даже близкие друзья об этом не знали. Правда, близких друзей было немного, можно сказать, их совсем не было – разве что Володя Высоковский. Но и с ним они виделись редко, хотя до Володькиного дома всего-то метров двести…

Завтрак она все-таки приготовила. Гречневая каша с рублеными бифштексами.

– Когда ты это все успела? – удивился Ипатьев, усаживаясь за стол.

– Каша сама сварилась, а котлеты я нашла в морозилке.

Девушка смотрела на него так, словно пыталась сообщить что-то важное, но не решалась. Потом осмелела и спросила быстро, но так тихо, словно в этот самый момент проглотила свою смелость:

– Можно мне на работу поехать?

– Вместе поедем, – ответил он.

– А я уже позвонила Анатолию Максимовичу и сказала, что вам надо отлежаться.

Ипатьев хотел сказать что-то очень жесткое, потому что только он решает, что ему делать и как поступать в тот или иной момент, но неожиданно даже для самого себя согласился.

– Ладно, пока это ваша программа: вы ее готовите без меня, так что делайте что хотите, а мне надо закончить одно дело.

Он сам вызвал такси. И вышел, чтобы усадить ее в машину.

– Спасибо, – прошептала Леночка, и непонятно было, за что она благодарила его: то ли за то, что вызвал такси, то ли за то, что не воспользовался обстоятельствами.

Он вернулся в квартиру и стал ждать звонка, не сомневаясь, что с ним свяжется Гончаров, но прилетел звонок с неизвестного номера.

– С вами говорит следователь по особо важным делам управления Следственного комитета подполковник юстиции Егоров. У нас просьба лично к вам: не надо беспокоить наших сотрудников в процессе расследования. А то вчера звонили ваши сотрудники и настойчиво пытались узнать результаты расследования. Когда у нас будут какие-то результаты, то мы сами сообщим и сможем дать интервью вашей передаче. А они будут обязательно.

– А сейчас результатов никаких нет?

Подполковник юстиции замолчал, но было слышно, как он пыхтит в трубку.

– Вы там что – курите? – поинтересовался Ипатьев.

– Я некурящий, – ответил Егоров, – просто думаю, можно ли вам сообщать. Результаты определенные есть.

– Так вы сами сказали, что когда будут какие-то результаты, то вы готовы дать интервью. Но я не прошу интервью, я просто хочу знать, сдвинулось ли расследование. Мне известно, что трупы двух грабителей обнаружили полицейские…

– Полицейские только мешают, – тут же нашелся подполковник юстиции, – мы уже готовились задержать этих преступников, а некий майор, возомнивший себя Шерлоком Холмсом или этим… как его – Глебом Жегловым…

– Но обыски в их квартирах проводили вы: нашли что-нибудь из списка украденных вещей, что я предоставил?

Егоров снова начал пыхтеть и наконец произнес скороговоркой:

– Это оперативная информация, и я не могу ее раскрывать.

– То есть мне не дано право знать, нашлись ли мои вещи или вещи, принадлежащие моим родственникам.

Подполковник юстиции глубоко вздохнул.

– Нашлось немало ценных вещей, пропавших из других квартир… Мы сейчас выясняем, есть ли среди них ваши.

– То есть компьютер, который я подарил матери, старенькая офицерская бекеша, которая хранилась в память о дедушке, награды… Я понимаю, что золото, даже такое копеечное, как бабушкино или мамино, улетает мгновенно. Но кому нужен офицерский полушубок восьмидесятилетней давности с зашитой на левом рукаве дыркой от немецкой пули?

– Его не нашли, – быстро ответил Егоров и еще быстрее продолжил: – А найдем, сразу сообщим, я позвонил сейчас просто попросить, чтобы ваши сотрудники…

Павел не стал дослушивать, сбросил вызов.

Но вежливый следователь тут же перезвонил.

– Что-то со связью, – объяснил он, – я сейчас скажу кое-что, но только вам, а не для ваших сотрудников. Хочу сообщить, что мы на верном пути. В деле о разбойном нападении на квартиру вашей бабушки и об убийстве появился третий участник, личность которого мы установим в самое ближайшее время, и тогда дело будет полностью раскрыто.

– А мобильный аппарат Олжаса ведь у вас находится?

– А почему вы интересуетесь? – удивился следователь Егоров. – Аппарата его у нас нет, но есть возможность контролировать звонки и устанавливать точки на местности, откуда эти звонки осуществляются. Так что не переживайте: найдем. Главное, что…

Дальше Ипатьев слушать не стал, а подполковник юстиции уже не перезвонил. Павел еще раз посмотрел на часы, зная, что все-таки надо лететь в редакцию, но желания работать не имелось вовсе, и на душе было муторно. Он подошел к окну, лег грудью на подоконник и посмотрел вниз. Там был потрескавшийся асфальт, и ничего более. Земля казалась такой близкой, что захотелось встать на подоконник и спрыгнуть. И вдруг он вспомнил слова следователя Порфирия Петровича из романа Достоевского, который говорил о том, что иногда нестерпимо хочется в окошко прыгнуть или с колокольни сигануть. Выпрямился, шагнул назад и на всякий случай прикрыл окно. Потом, лишь для того чтобы отвлечься, взял телефон и набрал номер. Медведев отозвался сразу.

– У нас все нормально.

– Толя, Лена добралась? – поинтересовался Ипатьев. – Вчера она меня до дома в лучшем виде доставила, а утром приготовила завтрак. Но если ты думаешь, что между нами что-то было, то…

– Я не думаю, я знаю, – не дал ему договорить Медведев, – ничего не было и быть не могло. А если и случилось бы, то тогда не только я, но и другие ребята нашей роты тебя бы на кусочки порвали: Лена – дочка нашего командира. Когда он погиб, ей едва год исполнился. Тогда мы все и дали клятву не оставлять ни вдову, ни дочку. Разве ты не знаешь, что какие-то люди чуть наш журфак по кирпичику не разнесли, когда Леночке сказали, что она не прошла творческий конкурс. А потом она лучшей студенткой стала. И когда узнала, что программа снова будет выходить, упросила меня взять ее на любую должность, даже на заочный перевелась. Я в отказ, но за нее попросила мама, и я сдался. Так что я тебя предупредил – не говори потом, что не знал…

– Да я и не собирался, – попытался оправдываться Павел, – и в мыслях не было. – Он смутился, но тут же придумал предмет для беседы, ради которого будто бы и позвонил: – У меня к тебе просьба. Не просьба даже, а указание. Мы продолжаем вести тему о том, что произошло с моими бабушкой и мамой. Расскажем о том, что двое предполагаемых участников нападения уже застрелены. На свободе остался еще один… А возможно, это целая банда вроде «Черной кошки». Короче, из выпуска в выпуск возвращаемся к этой теме.