Но чуткая Лена дернула его за рукав. Горчаков оглянулся по сторонам.
— А что?
Заметив в уголке пожилую мадам с нашим супер-мачо, Горчаков качнул головой в их сторону:
— О! Бабушка внука строит. Слышите?
Давешнего Мачо он, конечно, не узнал. Зато Лена сразу среагировала. Прислушавшись, она шикнула на мужа:
— Тише ты!
— А что? — громко удивился Горчаков. — Все равно тут никто не понимает…
— Да? — прищурилась Лена. — А ты послушай…
Мы замолчали, и до нашего слуха отчетливо донеслись знакомые слова. Бабушка действительно строила внука, и отнюдь не на языке Бодлера.
— Зачем ты поехал в Сен-Тропе? Где ты встал там? — строго допрашивала она его на неправильном русском. Я даже не сразу поняла, что она интересуется, где он остановился.
— В «Ля Бастид», — он произнес это название неохотно. Видимо, это была гостиница.
— Зачем ты встал туда? — продолжала она выговаривать парню. — Там дорого, сьют стоит пятьсот эвро…
— Тебе все дорого, — непочтительно бормотнул он и отвернулся.
Но она резко отставила кофейную чашку — при этом перстни тяжело стукнули о фарфор, — и требовательно заглянула ему в лицо:
— В конце концов, я даю тебе достаточно денег…
— Достаточно? Ты так думаешь? — поднял брови молодой бог.
Он во время разговора кривился, как будто выполнял тяжкую повинность. А может, так и было. Раз бабушка дает деньги, надо терпеть.
— Я уж думаю, — саркастически подтвердила дама. — Я-то думаю, у меня, слава те, господи, голова есть, чтобы в казино не играть те деньги, что с неба упало.
— Ага, — мрачно хмыкнул парень в сторону, — и много же упало…
— Тебе мало?! — дама пристукнула отягощенной драгоценностями рукой по столу. — И девки… Вечные тебе девки! Я устану терпением, гляди! Зачем тебе отель, пятьсот эвро сьют, кого ты водишь на номер?! Тебе деньги дадены на студию в Ницце…
— Я не хочу студию в Ницце, — пробормотал парень, — говорил тебе уже…
— Вот грымза старая! Чего к парню прикопалась?! — прошипела Регина.
Грымза подняла брови:
— О! Ты хочешь номера снимать? Что ты хочешь?
— Не хочу в Ницце, — повторил он упрямо, — зачем мне Ницца, там старперы одни…
— А-а, — выдохнула старуха, — ты Монте-Карло хочешь?!
Мачо шумно вздохнул и отвернулся, заскользив глазами но ресторану. Задержался на сидящей вполоборота к нему Регине, но стоило той, почувствовав его взгляд, сесть ровнее, как он потерял к нашему столику всякий интерес.
— Нет, смотри в меня! — Дама снова пристукнула кольцом по столешнице. — Смотри! Что, тебе девки опять? Ты забыл уже, как я зимой унижала себя, ходатаяла…
Он дернулся. Мне показалось, что он собирался толкнуть женщину, чтобы та замолчала, но он с неожиданным смирением положил свою большую рельефную ладонь на ее полную руку в возрастных родинках.
— Ну зачем ты… — пробормотал он, опустив голову.
С трудом отведя от этой парочки глаза, я обнаружила, что мы все, как в театре, сидим с раскрытыми ртами, в полной тишине и пялимся туда, где творится этот драматический диалог. Ужас, стыдно как! Но на нас, в отличие от этой парочки, никто в ресторане не обращал внимания, все смотрели на них. Правда, остальные посетители за диалогом наблюдали как за пантомимой, поскольку русского языка, кроме нас, похоже, никто тут не знал. Я удивилась, почему внук так хорошо говорит по-русски, а вот бабушка коверкает слова; по логике вещей, все должно быть наоборот: пожилая эмигрантка еще помнит родной язык, а вот внук, выросший во франкоязычной среде, как раз и должен говорить на ломаном русском.
Ласковый жест парня, видимо, примирил их — они склонили друг к другу головы и тихо заворковали. Мы все с большим сожалением отвернулись и уткнулись в свои чашки. Тут же за нашими стульями материализовался официант печального образа, похожий на постаревшего Пьеро, и вопросительно обвел нас глазами. Горчаков, деликатный, как толстолапый щенок, радостно писающий посреди гостиной, был единственный, кто не почувствовал тонкости момента, и в связи с этим зычно ляпнул что-то, с его точки зрения, остроумное в адрес Регины, типа, как тут с кандидатами для совместного разведения кроликов? Лена пнула его ногой под столом.
— Рюс? — тихо поинтересовался официант.
Мы все, кроме Регины, дружно закивали. Регина не обратила внимания не только на официанта, но и на Горчакова с его подколкой, поскольку в это время была занята выбором позы — как лучше сесть, чтобы не выпускать из поля зрения своего героя, и в то же время не обнаруживать неприличного любопытства, чтобы не дай бог не шокировать бабушку. В этой волнующей обстановке было как-то не до еды, поэтому Сашка от нашего имени небрежно заказал всем кофе. Краем глаза я заметила, что при слове «рюс» Мачо дернулся и посмотрел в нашу сторону, но тут же отвернулся. Я очень хорошо запомнила этот его стремительно брошенный взгляд, и часто его вспоминала потом, соображая, не в этот ли момент нас потащило в водоворот международной аферы.
А за тем самым столиком стихло. Парень так и сидел, держа руку дамы в своей. Выражения его лица я не видела, он сидел спиной ко мне и ко всему остальному ресторану. Зато дама… Дама совершенно не скрывала своих чувств, и не стеснялась демонстрировать их всем присутствующим. На ее породистом лице написано было, что мальчишка, сидящий напротив, — наглец и повеса, но стоит ей щелкнуть хлыстом, как он виновато тявкнет и присядет на задние лапки или в зубах притащит тапочки хозяйке.
Парень, не оборачиваясь, выкинул вверх свободную руку — знак того, что он желает расплатиться. Сухопарая мадам, поправляя фартучек, вышла из-за стойки с кожаной папочкой, в которую был упакован счет, и осторожно пристроила ее на край столика. Не выпуская руки бабушки, молодой человек свободной рукой вытащил из кармана и сунул в папочку кредитную карту. Мадам с поклоном ретировалась. И через три минуты принесла ему карту и чек на подпись. Чтобы расписаться, ему пришлось отпустить пухлую старческую длань. Так же, не глядя на барменшу, и на папочку со счетом, он забрал кредитку, швырнул на стол какую-то евромелочь, и встал, подцепив с диванчика свой шлем. Болтнул шлемом, делая вид, что сейчас нахлобучит его прямо в ресторане, и сделал шаг к двери, но был остановлен властным окриком дамы. Что-то она такое приказала ему, на этот раз по-французски, что он торопливо отбросил шлем, наклонился к даме и на глазах у всего ресторанчика впился ей в губы страстным поцелуем.
О! Этот далеко не родственный поцелуй длился достаточно долго для того, чтобы даже такие сундуки, как Горчаков, не говоря уже про остальных членов нашей компании, дотумкали: нет, это не бабушка проводила с беспутным внуком воспитательную работу; это жиголо высокого полета отрабатывал «Хонду-Хорнет» и дорогие отели на Лазурном берегу, услаждая богатую старуху. Чтобы никто уж совсем не сомневался, старуха бесстыдным жестом потрепала своего жиголо по разглаженному джинсами паху, ничуть не беспокоясь насчет присутствующих, а он, распрямившись, провел тыльной стороной ладони по обвисшей щеке своей метрессы и ласково заправил ей волосы за ухо, а потом рука его съехала ниже, на грудь, и задержалась там.
Выполнив эту обязательную программу (10:10, и за технику, и за артистизм), он подхватил шлем и, набросив его себе на руку, как корзинку, вышел из ресторанчика. Харизматичное лицо его не выражало ничего, но заметно было, как от пылающих губ медленно отливает кровь. На Регину было жалко смотреть. Да и мне было не по себе.
Быстро расплатившись, мы тоже ушли из ресторана. Только на холодном ветру с моря у наших мужчин перестали алеть уши. Но зато Регина вспыхнула, как дебютантка, приглашенная на танец, когда увидела свое поверженное с пьедестала божество прямо возле нашей машины. Разглядывая номер «Антилопы», он тихо говорил но телефону. Когда мы подошли, Регина щелкнула брелочком, и машина отозвалась; парень бросил на нас равнодушный взгляд, опустил телефон в карман джинсов и оседлал своего огненного коня. Через три секунды в воздухе растаял последний децибел оглушительного рева, с которым отбыл противоречивый герой. Вместе с децибелом растаяли и иллюзии насчет возможности закрутить роман с таким античным красавцем, если ты молода (относительно), хороша собой и бедна (относительно).
