Так я носился по цепям Врат, быстрый, как молния в облачном небе, и здоровался с сотнями старых и новых друзей. Иногда портативная Эсси была со мной. Иногда занималась своими знакомствами и приветствиями. Верный Альберт всегда находился с нами, но никогда не участвовал в объятиях и пожиманиях рук. Дело в том, что он показывается только мне или когда его приглашают. Никто в этой смешливой душной атмосфере встречи выпускников, кануна Нового года или приема по случаю бракосочетания не хотел общаться с простой информационной системой, хотя это мой лучший друг.

Но когда мы вернулись в Веретено и снова пили с Сергеем Борбосным, мне стало скучно и я прошептал:

– Альберт?

Эсси бросила на меня взгляд. Она знала, что я делаю. (В конце концов, именно она написала его программу, не говоря уже о моей собственной.) Но не возражала; продолжала болтать по-русски с Сергеем. В этом не было ничего плохого, потому что, разумеется, я понимаю по-русски – даже бегло говорю, в числе многих других языков, потому что времени для обучения у меня очень много. Плохо же было то, что они говорили о людях, которых я не знаю и не хочу знать.

– Ты звал, о хозяин? – прошептал мне на ухо Альберт.

Я ответил:

– Не умничай. Ты узнал, зачем здесь Кассата?

– Еще не совсем, Робин, – ответил он, – иначе я бы уже сообщил. Тем не менее кое-что интересное я выяснил.

– Давай, – прошептал я, улыбнувшись Сергею, который добавил мне в стакан ледяной водки, даже не посмотрев на меня.

– Я выделил три отдельных вопроса, – сказал Альберт, настраиваясь на длинную поучительную лекцию. – Вопрос о связи семинаров Института с ЗУБами, вопрос о маневрах и вопрос о присутствии здесь генерала Кассаты. Их можно, в свою очередь, подразделить на…

– Нет, – прошептал я, – нельзя. Быстрей и попроще, Альберт.

– Ну хорошо. Семинары, разумеется, непосредственно связаны с центральной проблемой Врага: как можно его распознать по подписям и почему он хочет изменить ход эволюции вселенной. Единственная проблема заключается в том, почему ЗУБы выражают озабоченность в связи с семинарами Института, так как прошло уже много таких семинаров без всяких возражений со стороны ЗУБов. Я считаю, что это связано с вопросом о маневрах. И могу добавить кое-что: со времени начала маневров всякая связь с двумя спутниками ЗУБов и с Колесом прервана.

– Пре… что?

– Прервана, да, Робин. Отрезана. Запрещена. Прекратилась. Не разрешается никакой вид коммуникации. Я делаю вывод, во-первых, что эти происшествия связаны друг с другом, и во-вторых, они имеют непосредственное отношение к маневрам. Как вы знаете, несколько недель назад на Колесе была ложная тревога. Может, она и не была ложной…

– Альберт! О чем это ты говоришь? – Я не говорил вслух, но Эсси удивленно посмотрела на меня. Я успокаивающе улыбнулся, вернее, постарался улыбнуться, хотя мысли мои были далеко не спокойны.

– Нет, Робин, – сказал Альберт, – у меня нет причин считать, что тревога не была ложной. Но может, ЗУБы встревожены больше меня. Это объяснило бы неожиданные маневры, в которых как будто проверяется некое новое оружие…

– Оружие!

Еще один взгляд со стороны Эсси. Вслух я жизнерадостно сказал по-русски:

– На здоровье! – И поднял свой стакан.

– Совершенно верно, Робин, – мрачно сказал Альберт. – Остается вопрос о присутствии генерала Кассаты. Я считаю, что его объяснить легко. Он следит за вами.

– Не очень-то он хорош для этого.

– Это не совсем так, Робин. Да, кажется, что генерал здесь занят своими личными делами. Сейчас он закрылся с некоей молодой леди и пребывает с ней наедине уже некоторое время. Но перед тем как уединиться с этой юной персоной, он приказал, чтобы в течение ближайших тридцати минут органического времени не выпускали ни один космический корабль. Я считаю вполне вероятным, что до истечения этого времени он проверит, на месте ли вы, а вы пока покинуть астероид не можете.

– Замечательно, – сказал я.

– Не думаю, – почтительно поправил меня Альберт.

– Он не может этого сделать!

Альберт поджал губы.

– В конечном счете – да, – согласился он. – Вы, несомненно, рано или поздно сумеете связаться с высшими властями, чтобы отменить приказ генерала Кассаты, поскольку над Звездным Управлением Быстрого реагирования еще есть гражданский контроль. Но на данный момент, боюсь, астероид закрыт.

– Ублюдок!

– Вероятно, так и есть, – улыбнулся Альберт. – Я позволил себе известить администрацию Института о последних событиях, и она ответит – боюсь, однако, что с органической скоростью. – Он помолчал. – Еще что-нибудь? Или мне продолжать свое расследование?

– Действуй, черт побери!

Я некоторое время кипел в гигабитном пространстве, пытаясь успокоиться. Решив наконец, что уже в состоянии разговаривать с другими, я присоединился к Эсси и Сергею Борбосному в их имитации Голубого Ада. Эсси дружелюбно взглянула на меня посредине длинного анекдота, потом посмотрела внимательнее.

– Хо, – сказала она. – Тебя снова что-то расстроило, Робин.

Я сообщил ей, что рассказал мне Альберт.

– Ублюдок, – сказала она, подтверждая мой диагноз, а Сергей подхватил:

– Некультурный тип.

Эсси ласково взяла меня за руку.

– В конце концов, дорогой Робин, сейчас это не так уж важно, – сказала она. – Мы ведь и не собирались покидать прием, даже в плотском времени.

– Да, но будь он проклят…

– Он и так уже проклят, дорогой Робин. Выпей немного. Это тебя подбодрит.

Я попытался.

Получилось не очень хорошо. И разговор Эсси с Сергеем меня не очень занимал.

Вы должны понять, что Сергей мне нравится. Не потому, что он красив: он некрасив. У него выразительные русские глаза и искренняя русская привычка поглощать стаканами огромные количества ледяной водки. Поскольку он тоже мертв, он может заниматься этим бесконечно долго и пьянеть не больше, чем ему хочется. Но, по словам Эсси, такая же способность была у него, когда они оба учились в Ленинграде и были плотскими людьми. Конечно, в студенчестве это весело – особенно если вы русский. Но для меня в этом ничего веселого.

– Так как же дела? – добродушно спросил я, заметив, что они перестали разговаривать и смотрят на меня.

Эсси ласково погладила меня по голове и сказала:

– Эй, старина Робин, тебе все эти старинные истории не так уж интересны, верно? Почему бы тебе не прогуляться?

– Все в порядке, – лживо ответил я, а она только вздохнула и сказала:

– Иди.

И я ушел. Все равно мне нужно было кое о чем подумать.

Мне трудно объяснить, о чем я собирался подумать, потому что плотские люди не могут одновременно держать в голове столько мыслей и проблем, как я в своей – так сказать, «голове».

Это заставило меня понять, что я уже совершил ошибку.

Плотские люди не могут обдумывать одновременно множество вещей. Плотские люди непригодны для параллельного действия. Плотские люди линеарны. Мне следовало помнить, что, общаясь с плотскими людьми, нужно к ним приспосабливаться.

Итак, трижды попытавшись решить, с чего начать, я понял, что начинать нужно с четвертого и совсем иного направления.

Мне следовало начать с рассказа о детях, живших на Сторожевом Колесе.

Сейчас нам придется вернуться немного назад. Не очень на много. По крайней мере, во времени плотских людей. Боюсь, что позже нужно будет отходить назад гораздо дольше. А сейчас всего на несколько месяцев.

Я должен рассказать вам о Снизи.

Снизи восемь лет – по его личному счету времени, но это не одно и то же, что другое время, о котором мы говорим. Его настоящее имя Стернутейтор[17]. Это имя хичи, что, впрочем, неудивительно, так как он ребенок хичи. Ему не повезло (а может, повезло) быть сыном двух специалистов в очень необходимом деле, и эти специалисты были на дежурстве, когда хичи поняли, что больше прятаться от вселенной они не могут. Именно такого чрезвычайного положения всегда обостренно ждали многие специалисты хичи. Объединенный разум Древних Предков хичи установил необходимость, и дежурные экипажи были немедленно отправлены во внешнюю Галактику. Маленький Стернутейтор полетел с ними.