Список?

Господи, я даже не хочу думать, что это может быть реальностью.

— Как я могу быть уверенной, что хоть что-то из того, что вы мне здесь плетете, правда? — спрашиваю я его. — Я к тому что, власти начали типа принимать всех с ампутированными конечностями в академию ФБР?

— Несколько лет назад был случай, — говорит он мне. — Раненый ветеран. Это создало прецедент. Пока я полностью способен выполнять свои обязанности, это не проблема.

Это звучит законно, но я не знаю. Я вообще не знаю, что делать с этим парнем.

— Почему вы вообще следили за Ройсом? — спрашиваю я.

— У меня были подозрения на его счет. Большинство из них были необоснованными. Я не хотел передавать все, что накопал на него в бюро, пока не буду окончательно уверен.

— И вы говорите мне об этом? Почему?

Я знаю, почему, но, черт возьми. Мне нужно услышать, как он это произнесет. Мне нужно, чтобы он сказал мне, как я облажась.

— Я не виню тебя за то, что ты жаждешь их смерти, — говорит он. — Они заслуживают ее, за то, что они сделали с тобой.

Я смотрю мимо агента, чтобы не видеть его взгляда. Чтобы не видеть выражения его лица, когда он говорит о моем прошлом.

— Я не знаю, что случилось с Итаном, — продолжает он, — но подозреваю, что это было не ограбление. А что касается Трипа? Его передозировка вызывает сомнения, но это возможно, учитывая его историю с злоупотреблением запрещенными веществами.

Я жду, когда молоток упадет. Либо он собирается шантажировать меня, либо отправит меня за решетку в модном оранжевом комбезе.

— Ройс становится все более безрассудным. И у него всепоглощающая одержимость тобой, которая с каждым днем становится только сильнее.

На этот раз я встречаюсь с ним взглядом. И я говорю это словами, которые агент в состоянии понять.

— Вы воевали, — говорю я. — Вам, как никому другому известно, что некоторые люди настолько ебанутые на всю голову, что единственная гуманная вещь, которую можно сделать, это подвергнуть эвтаназии.

— Возможно, это правда, — соглашается он. — Но это не зона боевых действий, Тенли. И я не могу позволить тебе убить его.

Я чувствую, как это происходит. Кирпичи и раствор моего тщательно выстроенного дома мести рушатся сами собой. Он забирает у меня мое право вершить свою месть, и я ненавижу его за это.

— Так что вы предлагаете? — огрызаюсь я в ответ. — Просто позволить ему убить меня? Так обычно все и заканчивается. Или хотите сказать мне, что мне стоит получить судебное решение о запрете приближаться ко мне ближе, хуй знает, скольки метров, и помахала им перед его лицом, когда он придет за мной?

— Зависит от обстоятельств, — отвечает он. — Расскажи мне о Кайли и ее подруге Кэти.

Я отворачиваюсь. Но мою реакцию не скрыть. Букер - не бизнесмен, ищущий дешевых острых ощущений.

Он загнал меня в угол, и ему это прекрасно известно.

— Я хочу засадить его навсегда, — говорит он. — Но для этого мне нужна твоя помощь.

— Не-а. — Я качаю головой. — Ни за что, блядь. Решили поиздеваться надо мной? Думаете, тюрьма его остановит? Если он вообще доберется до тюрьмы. Я знаю, как все это работает, понятно. Вы просите меня выступить перед судом и свидетельствовать против него?

— И Куинна, и Дюка.

— Это чертова шутка, — пробормотал я. — А какова вероятность выиграть это дело? Ни малейшего шанса. Нет никаких доказательств. Мое слово против их слов.

— Есть еще дневник, — говорит он мне. — Трип все записал. Признание.

— Этого недостаточно. Люди думают, что я мертва, и я бы очень хотела, чтобы они продолжали так думать.

— К сожалению, — говорит Букер. — Те, кто важен, в курсе, что ты жива. Так что ты правда скоро умрешь, если не пойдешь на это, Тенли. Потому что я не смогу защитить тебя, если ты не согласишься дать показания.

— Нет, — говорю я ему снова. — Категоричное и бесповоротное «нет».

Я иду к двери, и агент останавливает меня, произнося:

— Дело не только в тебе, — говорит он. — Как думаешь, сколько еще женщин он убьет, прежде чем доберется до тебя?

Моя рука дрожит на ручке.

— Вы не вправе взваливать все это на меня.

— Он собирается вывести тебя на чистую воду, — говорит Букер, и в его голосе звучит покорность. — Есть твои фотографии. Кучи улик. Сын сенатора и многие другие. Он уже связался с несколькими новостными изданиями.

И он загнал меня в угол, потому что я точно знаю, что это правда.

Я поворачиваюсь и встречаю агента взгляд. Я никогда в жизни никого не умоляла, но сейчас я хочу умолять его. Чтобы он прекратил это. Я хочу верить, что он хороший человек.

Как Рори.

Я могу сказать, что он уважает женщин. Он уважает меня. Но хороших поступков не бывает.

— Какой вам от того прок? — спрашиваю я его. — Что получите лично вы за помощь мне?

Он отворачивается, испытывая отвращение к себе, вину... и я права. Я всегда права.

— Когда все закончится, — говорит он. — Я попрошу тебя оказать мне услугу.

— Прости, мистер Трепло. Я не оказываю услуг подобного рода. Вам придется оговорить условия заранее, или и речи не может быть ни о какой сделке.

Его взгляд переместился на небосклон, и он рассеянно потер шрамы на тыльной стороне руки.

— Сторм.

Что ж, вот сюрпризик.

— А что с ней?

— Мне нужно знать, где я могу ее найти.

Я не говорю ему, что не знаю, потому что сейчас это единственный козырь, который у меня есть. И к тому же лучше позволить людям поверить, что они получат от вас то, что хотят.

— Ты лучше всех знаешь, как ее найти, — добавляет он.

— Что вам от нее нужно?

Букер не отвечает. Но в его глазах есть что-то, что говорит мне, что для него это личное. Он желает ее сильно.

Достаточно сильно, чтобы шантажом заставить меня поступить правильно. И я предполагаю, что он не из тех, кто часто идет на сделку с собственной честью.

Но это неважно.

На улицах у нас есть своя Омерта.

Я бы не отдала ее ни за какие его посулы. Но ему не нужно этого знать.

— Хорошо, — говорю я. — Если я сделаю это, вы избавитесь от всех улик против меня?

Он кивает.

— У моей матери будет чертов сердечный приступ, когда она узнает.

— Возможно, — соглашается он. — Но она не была для тебя матерью, так что я бы не стал беспокоиться о ее чувствах.

— Только вот не нужно притворяться, что знаете меня, — предупреждаю я его. — Вы не знаете меня, независимо от того, что нарыли на меня. Вам известно только то, что написано на бумаге.

Букер игнорирует мою колкость и кивает мне.

— Тогда давай сделаем это. Давай покончим с этим. Я дам тебе неделю на размышление, — говорит он.

— Тут и думать не о чем, — возражаю я. — Хотите, чтобы я это сделала или нет? Нет смысла возиться...

— Есть еще кое-что, о чем тебе стоит знать, прежде чем ты дашь свое согласие.

Что бы это ни было, мне это не понравится.

— Этот вид суда будет сложным. Затянутым. СМИ будут шнырять повсюду. За тобой будет пристально наблюдать бюро, репортеры, жаждущие крови враги.

— И что вы хотите сказать?

— Рори Бродрик, — едва слышно произносит он.

И вдруг все, что было таким ясным, стало вмиг очень туманным.

Рори.

— Не хочу показаться самонадеянным, — говорит Букер, — но рискну предположить, что он тебе небезразличен.

Он воспринимает мое молчание как утвердительный ответ.

— Если ты не хочешь вмешивать его во все это... если не хочешь вызвать подозрения Синдиката, обрушив на них весь жар этого суда, тогда тебе стоит держаться от него подальше.

И вот оно.

Моя ясность.

Этим утром отношения с Рори были такими туманными. Мутными, запутанными и неопределенными. Но слова Букера расставили все по полочкам, поделив все на черное и белое. И прямо сейчас мне приходится столкнуться с очень реальными чувствами, которые я так старалась отрицать.

Я забочусь о Рори.

Я влюблена в него.

И это настолько реально, насколько это вообще возможно для меня.