Сфера «духовность» – это, в некотором смысле, «территория» бессознательного в понимании К. Юнга, на которой совершается духовная деятельность. Область той части «коллективного бессознательного», которая не только внеличностна и укоренена в языке символической реальности, но и, прежде всего, соразмерна личности человека. По мере развития личности увеличивается радиус круга, описывающего границу индивидуального и коллективного бессознательного.

Духовная жизнь реализуется человеком через интуицию, сны, мистический опыт и фантазии, посредством которых человек познает символизм «коллективного бессознательного» и обогащает его смыслами свое «Я». Изменяет, таким образом, свое «Я», делая его несоизмеримо большим, соразмерным тому новому кругу знаний о мире, который несоизмеримо шире круга повседневных бытовых интересов и не мог быть передан «от отца к сыну». Этот трансцендентный акт позволяет человеку выступить в роли демиурга, творца нового мира. Того мира, который только и может по праву считаться личным пространством – пространством жизнедеятельности.

«В фантазии мысль и вся психическая деятельность человека отрываются от действительности, но, отрываясь от нее, не теряют с ней связи в том смысле, что питаются опытом этой действительности. Что движет фантазию? Желание, стремление. Цель фантазии – это такая действительность, к которой мы стремимся; это устранение в воображаемой действительности всего того, что нас отталкивает из повседневной жизни» (В. Н. Мясищев, 1949).

Следует отметить, что в сфере «духовность», равно как и в остальных трех сферах модели гармонии, отношение к миру проявляется посредством деятельности человека. Именно целенаправленное усилие, в котором сплетаются воедино познавательный интерес и желание, актуализирует отношение, насыщая его смыслами. Данное усилие направлено не столько на изменение мира вещей, сколько на изменение самого инструмента воздействия на окружающий мир, а именно человека. Уместно привести слова В. Н. Мясищева, который в статье «Основные проблемы и современное состояние психологии отношений человека» (1960) писал: «Сложнейшие и наиболее динамические отношения человека к окружающему миру выражаются в его психической деятельности. …Понятие же отношения, строго говоря, возникает там, где есть субъект и объект отношения. Именно у человека такой характер связи выступает с полной отчетливостью. Сознательное отношение представляет собой лишь высший уровень отношения к действительности, и в самом осознании этого отношения существует ряд ступеней, проходимых человеком в процессе развития. …Нельзя относиться вообще. Отношения обязывают к рассмотрению их объектов».

Духовность – это труд. В отличие от «сферы деятельности», где результатом совершенной работы будут познание и изменение мира вещей, в сфере «духовность» человек, выступая одновременно в двух ролях субъекта и объекта деятельности, прилагает усилие к преодолению обрекающей его на экзистенциальное одиночество «стиснутой» формы бытия для реализации потребности «трансцендировать, то есть соучаствовать за пределами самого себя» (В. И. Пузько, 2003). Принимая в целом идею М. Хайдеггера об экзистенции, но не соглашаясь с утверждениями о ее конечности и принципиальной замкнутости в себе, С. Л. Франк (1990) писал о феномене трансцендирования следующее: «Сознавая себя, свое «Я» ограниченным, я, тем не менее, знаю о безграничном и имею его». В. Н. Мясищев (1966), разделяя эти представления, в своей критике экзистенциализма указывал: «Для экзистенциализма всякое существование, в том числе и существование личности, есть раскрытие сущности. Выходит, что сущность предшествует существованию и лишь проявляется в нем. На самом же деле существование – это теория бытия, в котором каждый неопределенный «кусок материи» становится определенным объектом, а человек – объектом и одновременно субъектом, то есть личностью. В истории существования формируется объект – субъект с его сущностью. Не личность предшествует своему существованию, а история существования бытия создает личность». Идея того, что трансцендирование человека может быть только результатом его собственного усилия, находит свое подтверждение и в словах М. Мамардашвили (1997): «Здесь никому ничего не положено, все должны сами проходить путь и совершать собственное движение».

Как было сказано выше, ведущим принципом, реализующимся в модели гармонии, является одноименный принцип. В средневековой арабской медицинской традиции можно найти представление о здоровье как гармонии жизнедеятельности. Так, Авиценне приписывают авторство известного афоризма «В здоровом теле – здоровый дух». А другой известный арабский врач и мыслитель Низами Арузи Самарканди в трактате «Собрание редкостей» писал: «Дабир, поэт, астролог и врач, – суть ближние люди царя, и обойтись без них ему невозможно. На дабире – крепость правления, на поэте – вечная слава, на астрологе – благое устроение дел, на враче – здоровье телесное. И это – четыре тяжких дела и благородных науки из ветвей науки философии: дабирство и поэзия – из ветвей логики, астрология – ветвь математики и медицина – ветвь естествознания». Под царем понимается сам человек, и, таким образом, речь идет о гармоничном развитии личности. Здоровый человек по представлениям арабских врачей успешен в работе (дабир) и творчестве (поэт), кроме того, он гармоничен в отношениях со временем – соблюдает традиции (астролог) и заботится о телесном здоровье (врач). Гармония всех четырех сфер жизнедеятельности – цель арабской медицины, и в этом она следует традиции «правильного смешения» греческих врачей.

Гармоничные отношения имеют динамический характер и не возникают сами по себе или под влиянием некой мистической силы – это результат активных поступков, действий человека. «Действие как таковой сознательный целеполагающий акт выражает основное отношение человека к миру» (С. Л. Рубинштейн, 1946).

Таким образом, динамически возникающая дисгармоничность отношений к миру, описывающаяся с помощью данной модели, может трактоваться как результат усилий самого индивида. Вектор этих усилий – направленность личности – это эмоционально окрашенный интерес (смыслообразующий мотив), посредством которого потенциальность отношений личности актуализируется и реализуется в деятельности человека, цель которой не подавление мира, как утверждал А. Адлер, но познание мира, себя самого и других через общение, в котором результат деятельности выступает в роли морфемы (единицы смысла).

Следующую модель Н. Пезешкиан (1996) называет «моделью подражания», а Х. Пезешкиан (1993) – «моделью четырех компонентов, формирующих поведение». Несмотря на то, что названия различны, оба автора приходят к общему мнению, что в этой модели посредством усвоенных в раннем детстве шаблонов эмоциональных реакций и паттернов поведения реализуется исключительно «способность любить», в отличие от модели баланса, где реализуется исключительно «способность к познанию». Как считают Н. и Х. Пезешкианы, приобретенные в раннем детстве характеристики личности остаются неизменными в течение всей последующей жизни. Таким образом, по всей видимости, более корректным выглядел бы термин «модель идентичности». По моему мнению, предлагаемое Н. и Х. Пезешкианами понимание личности ошибочно, так как личность имеет не только структурные, но и динамические характеристики, и было бы неправильно ограничивать возможность развития личности ранним детством.

Современный энциклопедический словарь различает «идентичность» – тождественность, совпадение и «идентификацию», которая определяется как динамический процесс, результат которого достижение идентичности. В терминах психоаналитической традиции идентичность – это наличие общих границ, что объединяет ранее отдельные субъекты в один общий объект. Так, К. Юнг (1998), рассматривая процесс детского развития, говорит, что «младенец находится в состоянии идентичности со своей матерью, то есть он участвует в ее психической жизни и практически не имеет своей». По мере взросления ребенок учится сознательной дифференциации между субъектом и объектом (Э. Сэмьюэлз, Б. Шортер, Ф. Плот, 1994), что приводит к появлению дистанции и утрачиванию идентичности.