– От кого докладная? – Вызверился поп.

– От взводного моего – Спокойно ответил Ерофей. Ты его не отпел, на погост без креста положил, не отпел, не упокоил, а про то, что в душе смерти нет – ты каждый день с клироса поешь – Он пожал плечами.

– Не, хочешь, чтобы он докладные в епархию носил, так он их тебе носить будет, в полночь. Каждую ночь, сам – Он посмотрел своим черным взглядом прямо под клобук священника.

– Веришь, что будет как сказал? – Поп крестил свой живот и трясся. Ох, и тяжел был взгляд у Ерофея.

– Не хочу на столб – Заныл поп.

– Это уже дело житейское – Вздохнул Ерофей – Ты божьей службы хотел, ты ее и получишь. Всю до последней капли, как и полагается служителю церкви.

– Изделаю! – Вдруг, брякнулся в грязь на колени перед Ерофеем церковник.

– Не губи! – Ерофей посмотрел в небо. – А, в тебе губить уже нечего. Только черное да золотое. Даже пачкать об тебя сердце не хочу.

– Под крест положи воина святого, как полагается, по вере его, а тебе – наука наперед будет – Он подумал секунду, взялся за тяжесть золотую на животе поповском.

– Это в чеканку отдашь – пусть чашу сделают для крови христовой, и до смерти крест деревянный будешь носить. А, не то… – Ерофей качнул головой не добро – Всех тобою обиженных из гробов подниму.

– Верю, Ерофеюшка. – Зарыдал поп – Верю – На звоннице ударили в колокола.

– К обедне тебе, Онуфрий, по паспорту. Исполняй, давай – Поп суетливо поднялся. Не вытирая с колен ни грязи, ни остатков травы, припустил, мелко, переставляя ноги к луковкам звонницы. Перешел на шаг, только когда избушка Ерофея скрылась из глаз.

# # #

Ерофей поднялся на ноги. Не снимая тельника, опустил голову в бочку с дождевой водой. Не ждал такого скорого развития событий. Даже осмотреться не успел – завертело как в водовороте.

Высунулся из бочки. Вытер лицо ладонями.

– Съесть бы чего – мелькнула мысль.

– Добрый день дому вашему – Вдруг раздалось от калитки снова. Ерофей удивленно повернулся на голос.

У той же лужи стояла, скромно сложив руки, молодая красивая женщина лет тридцати. Поглядывала по сторонам тревожно.

– Пустите, Ерофей Иваныч. Поговорить бы нам – Ерофей быстро набросил на плечи полевую куртку в маскировочной «ляпке», из гражданского так ничего прикупить и не успел.

– Да, проходите, конечно – Озаботился тем, что она в коротких сапожках «на выход». Быстро подскочил, подхватил на руки, перенес через баламутную лужу, и посадил на скамейку.

Сам сел рядом.

– Простите. Грязно в доме. Не освоился еще. Лучше здесь.

– Я – вдова Якова, Ерофей Иваныч – Она отвернулась в сторону.

– Взводный ваш – Ерофей скрипнул зубами – Вспомнил с трудом, что жену Якова Клавой зовут, а вот отчество – наотрез.

– Не помню отчества вашего, простите, Клавдия – Женщина махнула рукой.

– Отплакалась я уже. Ерофей Иваныч. Платок свейский – видите? – Она сняла с головы цветастую шаль.

Подняла к лицу Ерофея голубые глаза.

– Клавой зовите. Не успели мы с Яковом ничего. Пустая я. – Ерофей покрутил головой. Не силен был в делах полюбовных.

– Не, ко мне, Клава, разговор, пожалуй.

– К вам, к вам – Вдруг, заулыбалась Клава. – Спасибо, что с батюшкой уладили, а то в общине мне все пеняют – хоть из города беги. – Она склонила голову.

– Матушка перехоронит, как положено, а мне и вам уходить надо – Она качнула головой горько.

– Мне – житья все равно не дадут, а про вас я от батюшки слышала – разорение будет. Обозлился он. Я мимо шла. Даже не гадала, что увижу все. Он с нашими… – Она замялась – Я не знаю как это – По телевизору их «быками» называют. Вот уж глупость совершенная. – Ерофей вздохнул тяжко, баламуть по городку шла еще гуще, чем в его луже, даже суток не минуло.

– Что говорят? – Клава всплеснула руками – Обычное дело – колом дверь подопрут да запалят. Избушка старая, печка в дырьях вся. Никто ничего и писать не будет. Сгорела и сгорела – Она помолчала секунду.

– За вас ведь и заступиться некому. Одинокий вы – Ерофей удивленно поднял брови – Хорошая девушка, славная – подумалось недолго.

– Идите ко мне – Она молитвенно сложила руки – Избушка у меня не велика, вроде вашей – Она передохнула. Говорила быстро, словно боялась, что Ерофей ей откажет.

– Всего-то через три дома. Печь затопите – отдыхаете будто. А сами ко мне – я вас на чердаке спрячу. – Ерофей жестко протер лицо.

– У вас ни мешка, ни рюкзака. Ни на веревках не висит ничего. – Посмотрела по сторонам тревожно – Не, жалуют у нас, таких как вы – Она снова прикрыла руками губы.

– Простите – Ерофей улыбнулся. Все-таки нравилась ему эта женщина – Ну, или девушка – Ерофей снова окинул ее взглядом – Почти, женщина.

– Каких? – Клавдия замолчала. Потом сказала, словно по секрету – Вы глаза не опускаете. Гордый. Силу имеете.

– Хорошо, красавица. Есть у нас кому поклоны бить. Сделаю, как просишь. Нет, у тебя мысли меня обманывать, это уж точно – Посидел. Подумал секунду.

– Скрувился совсем, значит, батюшка – Выпрямился на скамейке.

– Знаю я – где твоя избушка, только нельзя вместе нам – Посмотрел на нее глазом черным хитровато – Ты мне, печь затопи, да иди домой потихоньку, словно и не было ничего. А на чердак я к тебе сам проберусь. И не заметишь даже.

– Хорошо, Ерофей… – Вдруг, запнулась Клавдия.

– Чего замолчала? – Клава подсела чуть ближе.

– Покойно мне рядом. – Осеклась снова, посмотрела Ерофею в лицо. Набралась храбрости.

– А можно мне с вами? Да не по отчеству звать? – Положила руки сомкнутые на колени. Опустила голову виновато.

– Лишнего спросила? Ерофей Иванович – Ерофей задумался, потом ответил негромко.

– Сердце у тебя чистое, только ведь не знаешь, чего просишь – Клава вскинулась, словно воевать собралась.

– Ну, вот лет сколько вам? Я вдовая. Защиты и заботы никакой мне здесь. Ушли бы куда – да и все. Нашли бы место себе. А? Мир большой, есть в нем и люди добрые, кто ни – будь да и поможет место себе найти.

– Ладно, Клава – Встряхнулся Ерофей – Не простой разговор.

– Давай, мы на твоем чердаке все и решим ладом да складом. Хорошо? – Девушка кивнула головой и быстро вошла в избушку. Печь топить.

Ерофей зашел за угол. Посмотрел на колодки свои орденские, и поднялась пестрая птица в небо.

Крыльями машет часто, но, ни шума, ни звука. На то он и филин. Мышь за сто шагов под подстилкой лесной услышит. Над головой пролетит – только волос шевельнется. Захочет – в когтях собаку унесет.

Но, вот солнце в зените, вроде бы не ко времени, да еще и в городе лесной птице быть.

# # #

– Антонина Ивановна! Что это такое? – крупная женщина с красивыми чертами лица, одетая в белый халат и такую же белую круглую шапочку, отчитывала практикантку.

По имени отчеству молодых девчонок работающих после университетов на практике, она называла специально.

Ей казалось, что официальное обращение, как то дисциплинирует ее подчиненных.

Событие произошло обычное для больниц небольших городов. Но, путаницы и неразберихи, нервов и криков оно доставляло множество и врачам и практикантам.

Слово простое, не замысловатое, но для кого-то и страшное. Особенно, если после этого для кого-то наступали последствия, наказания, выговоры и увольнения.

На белом столе, с толстой пластиковой столешницей лежали груды стопок исписанной, испечатанной бумаги.

От, каких – то бумаг нужно было избавиться, какие – то согласовать, какие – то исправить.

Ревизия.

На полу, разваленными, лежали такие же бумаги, какие лежали и на столе.

Молодая девушка, которую главный врач больницы называл Антониной Ивановной, собирала бумаги с пола и едва не плакала.

– Да, не знаю, я, Тамара Васильевна! – Она собрала стопку исписанных листов и положила на стол. Присела на стул.