В самый вечер приезда путники посетили два учреждения, сохраняющие здесь память известного табачного фабриканта Василия Жукова, а именно: приют сирот на восемнадцать человек и богадельню на сорок два человека
Третье жуковское учреждение, основанное, как и богадельня, в 1843 году, городской банк, один из старейших в России; едва ли иронизировал покойный, устраивая банк и богадельню одновременно? Жуков умер, кажется, в 1881 году, и добрые дела его на пользу Порхова заслуживают внимания; здешний уроженец, мещанин, не имевший ни гроша денег, он сумел составить себе и большое состояние, и добрую память; жуковский табак, как известно, убит на рынке жизни явившимися в публику Достоевскими папиросами, но вызывает и до сих пор сожаление любителей, помнящих, на склоне лет, все его достоинства. Не вдали от Жуковских учреждений находится земская больница на двадцать пять человек.
Только на утро следующего дня, 17 июня, при полном свете солнца, можно было хорошо ознакомиться как с общим очертанием крепости, так и с рекой Шелонью, протекающей у самых стен её под плотовым мостом. На Шелони, как говорят, целых восемьдесят мельниц, из них три в самом Порхове; можно представить себе, насколько трудолюбивы волны этой кроткой исторической реки. Общий вид на нее и на крепость один из очень характерных, вполне достойных художника.
По выезде за черту города, по направлению к городу Опочке, при подъеме в гору, опять обозначились поля, принадлежащие городу Порхову и составляющие его крупную доходную статью. Сильно возрастают здесь посевы льна, причем торговля им почти вполне перешла из рук купцов к крестьянам.
Недалеко от Порхова, в селе Хилове, существуют серные хиловские воды, принадлежащие г. Балавинскому; там три источника, сходные по составу с кеммернскими в Лифляндской и Сергиевскими — в Самарской губернии; неудобство их — это шестидесятиверстное расстояние от железной дороги. Г. Балавинский пользуется также известностью, как любитель собак; любопытна волчья порода, им разводимая; это третье поколение от волчицы, овчаров и бульдога; родственники первых двух поколений оказались ни к чему негодными: они выли, не лаяли и бросались на людей и животных; но третье поколение — очень хорошие караульные собаки и отличны для отыскания медведей. Опыты разведения породы начаты сравнительно недавно — в 1867 году.
Опочка.
Посещение г. Острова. Лукаши. Приезд в Опочку. Собор, Историческое. Вопрос о подрезанном мосте. Две чудотворные иконы. Крестные ходы. Местные историки: Травин, Замыцкий и Бутырский. Поплешные пошлины. Исчезнувший водный путь. Вид на город с вала.
Покинув Порхов 17-го июня, путники проехали к станции варшавской железной дороги Новоселье тем же путем, каким направлялись накануне в Порхов. Та же довольно пустынная местность, те же лесистые, болотистые трущобы, та же «Грива», эти места, в двойном смысле слова, «на охотника», и не удивительно, что именно из Порховского уезда, из так называемых «Островов», идут знаменитые лукаши, получающие под Петербургом до 100 руб. в месяц жалованья, а летом проживающие здесь на покое, в ожидании новой зимы. Когда-то уезд был богат помещиками, число которых доходило, говорят, до 350 семейств; теперь их не более 200; между ними есть и богатые люди, и у них хорошие усадьбы; есть, правда, и семьи совсем захудалые, таковы князья Костровы: это — крестьяне, пашущие землю и даже не носящие неподходящего им по положению титула.
К пяти часам вечера поезд прибыл в город Остров. Отсюда предстояла длиннейшая почтовая дорога, так как приходилось перерезать вдоль и поперек губернии Псковскую, Новгородскую и восточную часть Петербургской, и это все на лошадях.
От Острова до Опочки ровно семьдесят верст пути по хорошо содержимому, отличающемуся совершенно новыми мостами, шоссе. Но погода, становившаяся очень дурной, делала и без того унылый пейзаж дороги еще более унылым, и тянувшееся прямой струной шоссе вторило погоде и пейзажу своим однообразием. В десять часов вечера замелькали издали, словно порванные огневые нити, огоньки Опочки.
Опочецкий собор отличается, по сравнению с другими соборами уездных городов, своим высоким, просторным куполом. Внутренность храма вся белая, и потому с особенной резкостью выдаются темные иконы в рамах, расположенные в барабане купола тремя горизонтальными кольцами; иконостас — белое с золотом, с обилием фигурчатых украшений. Направо и налево от входа в церковь, в особых божницах, поставленных посреди церкви, помещаются наиболее чтимые иконы: в правой божнице чудотворная икона Спасителя, простреленная в 1426 году, в левой — чудотворная икона Богоматери Себежской, перенесенная сюда стрельцами в 1634 году.
Опочка — это тоже один из небольших сиротных городов наших, с 4,500 человек жителей, составлявший в былое время одно из воинственных звеньев тех боевых ожерелий, которыми окружали себя Господин Великий Новгород и Псков в защиту от всяких врагов — немецких, польских, шведских и литовских. Опочка принадлежала к псковскому ожерелью; земляной вал её, величественные очертания которого видны и теперь, насыпан псковичами в 1412 или 1414 году, затем подняты деревянные стены и башни. Крепостца опиралась на две горы: Безыменную и Выползавую; на постройку её употреблено всего две недели, и псковская летопись, сообщая об этом, говорит, что таким образом возник не новый город, а возобновлен и передвинут на двенадцать верст старый город Коложо, разоренный литовцами за шесть лет до того. Это передвижение наших старых городов — отличительная черта их возникновения; все они будто испытывала места, приурочивались и, если придержаться только имени, а не места, то прав будет митрополит Евгений, историк княжества Псковского, утверждающий, что Опочка существовала еще до 1341 года.
Опочки касается один из любопытных исторических фактов, вызвавших множество противоположных мнений и окончательно не разъясненных. Вопрос идет об очень хитроумном способе самозащиты, имевшем место при нападении Витовта Литовского в 1442 году. На помощь опочанам Псков прислал только 50 человек; главная помощь заключалась в ехидстве осаждаемых. Еще до прихода неприятеля, перед входом в крепость, повешен был ими на веревках тонкий мост; когда осаждающие взбежали на него, осаждаемые подрезали веревки, мост рухнул, и видимо-невидимо врагов попадали на острые колья и добиты из крепости каменьями и бревнами; после этого разразилась великая буря, так что сам Витовт, будто бы обхватив руками шатерный столб, в ужасе вопил: «Господи, помилуй!» и испуганный отступил. Карамзин, Татищев, Щербатов, Погодин, Соловьев придерживаются разных мнений: одни признают местом крушения моста Опочку, другие Псков, и, вероятно, тут всегда будет некоторое сомнение. Насколько витовтовские нашествия были беспощадны, видно, между прочим, из расправы его с соседними Коложо и Воронечем: «Витольд овых изсечи, а иных поведе в свою область. А всего в полон взято 11 тысяч мужей и жен, и детей. А под Воронечем городом наметаша рать мертвых детей две ладьи. Не бывало пакости таковой, как и Псков стал». Эти «две ладьи» мертвых детей — какая картина! И зачем они понадобились Витовту?
Как лежала Опочка на пути Витовта, так лежала она и по пути войск Константина Острожского и Стефана Батория, но вообще отделывалась довольно дешево, хотя след литовского простреливания имеется налицо на чудотворной иконе Спасителя, причем остается неразрешенным, в которое именно нападение Литвы совершено чужеземцами это святотатственное деяние? Много чтимых образов на Руси, начиная от Соловок, несут на себе следы участия их в боях, и раны эти всегда вызывали бодрость и стойкость в защитниках земли Русской. Относительно времени поранения опочецкой иконы высказано определенное мнение очень любознательным местным летописцем — Леонтием Травиным. Этот Травин родился в 1732 году от дворового человека графа Ягужинского и написал собственноручную автобиографию, начинающуюся 1741 и кончающуюся 1808 годом; писана она, говорит Травин, им, «уроженцем из бедного состояния родителей происшедшего в достоинство благородства», — он умер провинциальным секретарем, — «писана для сведения и пользы потомкам ево» и касается различных обстоятельств и приключений его самого и жены. Как автобиография, так и исторические сведения об Опочке, собранные Травиным, не лишены интереса; по его мнению, икона прострелена Константином Острожским в 1426 году.