От Либавы до Митавы. Ринген.

Особенности курляндского пейзажа. Воспоминание о знаменитом дурбенском сражении. Станция Ринген. Особенности школ в губернии. Гривка. Исключительность немецкого влияния. Передача лютеранских школ в министерство народного просвещения. Противоречие в ландратской коллегии. Митава.

Мирный сельский пейзаж, скользивший перед окнами вагонов, везших путников в Митаву, густая зелень лугов и отдельно стоявшие крестьянские дворы, далеко не всегда монументального характера, роскошное солнечное освещение, ударявшее по листве, серебрившейся росой и следами вчерашнего ливня, вовсе не сходились с мыслью о том, что поезд мчится вблизи одного из мест, важного исторического значения, подле Дурбена, где произошла 13 июля 1260 года, шестьсот тридцать шесть лет назад, самая кровавая, самая важная битва в истории порабощения края немецкими рыцарями. То, что перед глазами мелькали не деревни, а отдельные крестьянские дворы, это тоже один из следов дурбенского и других сражений: деревни, вечно возмущавшиеся, еще в те дни были уничтожены и народ расселен по отдельным дворам, что, в смысле полицейского наблюдения за покоренными, было тактически и стратегически очень правильно. Деревень в том смысле, как понимают их теперь, то есть общежитий значительного числа крестьян, нет в латышской части прибалтийского края и поныне, а имеются фермерские хозяйства, отдельные дворы, полное разъединение. Это же придает пейзажу совсем особый вид, и вот какими эстетическими последствиями сказываются сотни лет спустя чисто-административные мероприятия.

К роковому дню дурбенского боя немецкими рыцарями решено было положить конец всяким мыслям о свободе со стороны порабощенных народностей, роившихся особенно сильно именно в тех местах, но которым шел теперь поезд.

К ландмейстерским знаменам собрались рыцари из Пруссии, Лифляндии, Эстляндии, Курляндии. собрались и другие охочие крестоносцы и повели с собой, в качестве вспомогательного войска, — порабощенных ими куронов, которых в настоящее время нет и следа, так основательно счищены они с лица земли. Воинская сила собралась могущественная, и весь цвет рыцарства находился налицо. Дикари-мятежники расположились пестрыми полчищами близ дурбенского замка, одноименного с ним озера и окаймляющих его болот. Болота расстилались в те дни так широко, что на военном совете рыцарей тотчас же возник вопрос: не лучше ли им спешиться и привязать коней где-либо за боевой линией? Большинство рыцарей высказалось против этого, обидного для их гордости, маневра, равно как и против того, чтобы удовлетворить очень справедливому желанию куронов, помогавших им, получить обратно, в случае победы, своих жен и детей, захваченных неприятелем и находившихся в его лагере. Рыцари желали, оставаясь верными своим меркантильным обычаям, чтобы куроны, их союзники, «выкупили» у них этих жен и детей, которые еще не были отобраны, а только имели быть отобранными! Не трудно, казалось бы, предвидеть будущее; но рыцарей, как говорится, Бог попутал, а куроны вошли в тайное соглашение с неприятелем и поняли очень хорошо, что значить стоять в тылу своих собственных войск.

Когда начался знаменитый бой и грузные рыцарские кони под столь же грузными седоками вязли в трясинах, в самый разгар сечи, кинулись на рыцарей с тылу возмущенные отказом их куроны, и целых восемь часов длилось поголовное избиение попавшего в западню рыцарства; полегли все решительно военачальники, поникли долу их красивые оруженосцы и пажи, фохты и комтуры, а большинство взятых в плен сожжено и четвертовано. Конечно, хранят и до сегодня тинистые берега Дурбенского озера не одну броню, не один чеканный шлем немецкой силы, почти поголовно истребленной. Не будь у неё тогда в запасе без малого всей католической Европы, движимой папой и немедленно заместившей с избытком вакансии убитых, будь тогда чуть-чуть посильнее и посвободнее Русская земля, — и судьбы Балтики вышли бы совсем другими, и целая четверть века рыцарского хозяйничанья сгинула бы бесследно и навсегда. Этого не случилось, но память дурбенской битвы живет и будет жить в преданиях и легендах местных жителей, ожидая художника исторической живописи для её воспроизведения.^[5]

Битва при Дурбене

В настоящее время по этой дороге, близ станции Рииген, находится росенрингенское министерское двухклассное сельское училище. Училище это является первым в крае с русским языком и возникло только в 1885 г. после довольно долгих задержек, след которых имеется в одном из очень любопытных дел министерства народного просвещения. Училище помещается в прочном каменном доме, стоимостью около 70.000 руб., и имело уже в первую зиму 270 учеников, тогда как в местном евангелическо-лютеранском значилось только девять. Такой быстрый успех училища с русским преподавательским языком среди латышей обратил на себя всеобщее внимание.

С легкой руки этой школы, уже возникло другое, совершенно сходное с ней, училище, в Эстляндской губернии, Везенбергского уезда, Катентакской волости, и готовятся к открытию два в Лифляндской губернии. Дай Бог им всевозможного преуспеяния, все они будут на месте, и в Курляндской губернии в особенности. Много любопытного пришлось услышать от местных людей. Курляндская губерния, так сказать, покрыта явными и неявными школами, что, при смешанном населении губернии, представляется особенно неудобным; евреев в губернии 60.000 человек, католиков около 57.000. Кроме того, за последнее время географическое положение некоторых уездов губернии, вдающихся клином в польско-литовские земли, и, рядом с этим, распоряжения тайного советника Сабурова, стоявшего еще не очень давно во главе учебного дела в России, вызвали явление совсем исключительное, а именно: огромный наплыв сюда учащихся из Белоруссии и Литвы; так как с 1881 года разрешено было учреждать уездные училища, то и возникли многие, прежде не существовавшие, и они, при своем рождении на свет, будучи избавлены от правительственного контроля, находились под наблюдением нескольких выборных немецко-дворянских коллегий. Самые видные места среди таких, не то училищ, не то гимназий, занимают основанные в Гривке подле Двинска гофмейстером, ныне городским головой Риги, бывшим до того лифляндским губернатором, Эттингеном. Мужское училище открыто в 1871 году и подарено основателем его курляндскому дворянству; позже оно преобразовано в семиклассное, с преподаванием на немецком языке, причем большинство преподавателей не знают вовсе русского языка, а некоторые не подвергались испытанию в России и, кажется, не принимали даже русского подданства. То же самое должно сказать и о гривском женском училище, основанном тем же гофмейстером Эттингеном в 1873 году и преобразованном в шестиклассное. Эти и другие училища в Курляндской губернии, при том условии, что здесь, на всем протяжении от Риги до Ковны, ни одного русского училища, дающего какие-либо права, не существует, обусловливают то, что поляки, литовцы и евреи, в огромном количестве, направляются в Курляндию и этим самым поступают в круг ведения выборной от немецких дворян «высшей комиссии школ», в которой представителем нашего правительства является один только человек, член от министерства внутренних дел, а не народного просвещения. Каковы должны быть последствия таких порядков, — довольно ясно само собой.

Еще в 1838 году министр народного просвещения граф Уваров обратил внимание именно на Курляндию, но все его добрые начинания быстро перешли в архив. Только в самое недавнее время новый закон передал в ведение министерства народного просвещения около 2.000 лютеранских школ в прибалтийском крае и положил основание совершенно новой системе. Это веское правительственное мероприятие находится в прямом противоречии с «Материалами к изучению положения крестьян в Лифляндии» — изданием высшего местного административно-дворянского немецкого учреждения, ландратской коллегии. В издании этом, очень не задолго до утверждения названного закона, изображено было слово в слово следующее: «Для борьбы против существующей по закону организации народных школ, национальная агитация избрала лозунгом чтобы школы в Лифляндии были изъяты из ведения министерства внутренних дел и подчинены министерству народного просвещения; в действительности, цель заключается в том, чтобы лишить народные школы их церковного характера. Это явление, — заключает коллегия, — представляется в одинаковом смысле и печальным, и опасным». Если верить этому заключению, то правительственное мероприятие передачи школ, уже совершившееся, пошло само навстречу мнимой опасности, а открытие новых русских училищ свидетельствует о том, что и в печалях бывают проблески счастья, при которых возглашаются благодарение Господу и многолетие Царю.