Играющие, легкие мотивы постройки вполне соответствуют былому убранству комнат и тому духу при дворе властителя, который имел своим источником амурные хроники Трианона и Сен-Клу. Еще и теперь пред главным фасадом, на берегу пруда, белеют две очень красивые группы, в особенности одна, Сатир и Вакханка, очень любопытные с разных точек зрения; еще и теперь малый, нижний кабинет, называемый «зеленым», по полинявшей обивке стен, полон портретов самых красивых женщин времени Станислава Августа: герцогини Бирон, княгинь Сапега, Любомирской, графинь Потоцкой, Томатис, Рибинской, Дангоф, Любинской, танцовщицы Бюрк; еще и теперь, в так называемом среднем зале картины Баккиорелли имеют главным действующим лицом женолюбивого Соломона; в чертах лица его можно узнать портреты самого Станислава-Августа в разные годы его жизни. В так называемой Ротонде, освещенной сверху, поставлены неизящные статуи королей: Казимира Великого, Сигизмунда I, Стефана Батория и Иоанна III. Над ними, по своду, которому придан довольно оригинальный вид дыни, помещены четыре медальона того же Баккиорелли, с изображением основных качеств нужных королю: Силы, Справедливости и, наконец, Мудрости.
Прелестен по размерам своим «большой зал», служащий в настоящее время столовой, с его беломраморными каминами и польским орлом на стене; прекрасны многие картины и мраморы дворца. Сам дворец расположен между двух больших Дремлющих в глубокой зелени парка прудов, и на заднем плане одного из них видна белая фигура на коне короля Иоанна III, Собеского, топчущего двух турок. С одной из террас заметен открытый каменный амфитеатр, могущий вместить в себе до 1.500 зрителей, а против него, на островке, открытая сцена. Парк, один из самых громадных в мире, полон всяких мостиков, статуй, павильонов; в разбросанных домиках его жили некогда родные Станислава-Августа и его придворные. Имеется подле дворца красивый небольшой театр, называемый «Помаранчарня», от знаменитых померанцевых деревьев. Благодаря, вероятно, низменному расположению, так как ко дворцу, с Уяздовской аллеи, приходится ехать длинным спуском, — парк щеголяет удивительной растительностью. Бывший зверинец преобразован в парк по плану известного в истории садоводства Шуха и составляет поистине своего рода перл. Было бы несправедливо не вспомнить знаменитых померанцевых деревьев, числом 103, составляющих своей величиной и древностью славу лазенковской оранжереи; говорят, будто 70 из них имеют от 600 до 700 лет. За ними целая история: они происходят из дрезденского Цвингера, были известны уже в XVI веке и куплены у Радзивиллов в 1858 году. Померанцы эти видали много видов.
Лазенковский парк сливается воедино с парком Бельведерского дворца, в котором живет летом генерал-губернатор. Император Николай I останавливался обыкновенно в Лазенках, император Александр II в Бельведере. Бельведерский дворец идет тоже от времен князей Мазовецких и принадлежал когда-то монахам Августинам, но отделан дворцом для жены великого литовского канцлера Паца, итальянки родом, в 1659 году, и тогда же назван «Belvedere». В 1764 году куплен от Станислава Понятовского; существовала в нем фаянсовая фабрика; затем продан за долги, окончательно куплен нашим правительством в 1818 году, сломан и поднят заново в 1822 году, для жительства в нем цесаревича Константина Павловича. Любопытный отрывок истории дворца сопряжен именно с этим именем, и многие характерные данные об этом имеются на страницах «Русской Старины» и «Русского Архива».
Близ Лазенок находится Уяздовский госпиталь — один из самых громадных в России; он вытягивается во всю длину одноименной с ним площади. Здесь тоже, гласит предание, существовал замок древних Маковецких князей уже в XIII веке. Здесь, в одном из самых ранних образчиков, сказалась пресловутая любовь Литвы и Польши, послужившая поводом к порабощению Литвы, существующая, к несчастью, и по настоящий день: в 1261 году напали на замок литовцы, убили князя и разграбили замок. После длинного ряда всяких перипетий устроен королевский дворец, и в нем живали Сигизмунд I, Сигизмунд Август, Стефан Баторий с Анной Ягеллонкой и Сигизмунд III, так что многие деяния, тяжко отзывавшиеся на России, задумывались именно здесь.
Варшава. Резервуар в Лазейках
После взятия Варшавы шведами в нем жил Карл XII; когда им владел Любомирский, он, согласно показаниям современного туриста, блистал богатством и изяществом. Всего этого нет теперь и следа; побывали здания эти казармами литовской гвардии, и в 1809 году в них помещен госпиталь. Старейшая часть его, служившая, как говорят, охотничьим замком Станислава Понятовского, обозначается и теперь четырьмя башнями и имеет внутренний двор; следов фонтана Анны Ягеллонки, кажется, нет.
Варшава. Замковая площадь
Порядок в госпитале примерный; больных в описываемое время состояло налицо 1.024 ч.; из 10.000 находившихся на излечении в течение года, в среднем, смертных случаев было не свыше 150. В отделении психически больных состояло 63, из них офицеров 17. На летнее время больные помещаются в палатках.
Хорош, по устройству своему, находящийся на Смольной улице и построенный в 1870 году, офтальмический институт князя Любомирского. На фасаде виден бюст основателя. Говорят, что поводом к основанию послужил accide ut de chasse: Князь Любомирский на охоте прострелил одному из своих приятелей глаз и это обусловило возникновение глазной лечебницы; мысль счастливая. Над дверями комнат надписи: Saba St.-Josefa, Ludvika, Salomei, Teressy, Jadwigi, Magdaleni и пр. Сестры-шаритки[20], в длинных черных шляпах, множество изваяний Богоматери и, наконец, просторная капелла.
Лазенковский замок имеет, как говорят, свой «белую даму», которую видели в его залах тогда-то и там-то и которая показывается изредка в особо-знаменательных случаях. Самый замок или, лучше сказать, его предшественник — древнее привидения белой дамы и был сначала деревянным, а в XVI веке стал каменным. До разорения шведами, в 1655 году, башенка, возвышающаяся над ним и теперь, имела, говорят, уже тот же самый вид что и теперь. Она воздвигнута повелением Сигизмунда III, перенесшего столицу из Кракова в Варшаву, так что является вполне современницей когда-то принадлежавшего Варшаве титула — столица. Названный король особенно тщательно отделал замок, и один только он изо всех живших здесь королей умер в этом замке. В подземельях содержались преступники и совершались казни. После пожара отстроен замок заново в 1771-86 годах ко времени смерти Польши; при отбытии из Варшавы последнего короля, в 1795 году, он захилели? окончательно, и нижние части его отдавались даже внаймы; временно жил в нем, в 1806 году, Наполеон и затем король Саксонский, герцог Варшавский. Затем следовали перестройки 1821 и 54 годов. Замок неизящен снаружи, со стороны площади, но красива терраса, обращенная к Висле в 200 футов длины. Внутренность парадных покоев лучше наружности; очень хороши залы: мраморный и бальный; в бывшем тронном зале, на той стене, подле которой стоял королевский трон, висит портрет императора Николая I, на коне, в конно-пионерном мундире. В числе убранств заслуживают внимания плафон и картины колонной залы, писанные тем же Баккиорелли, который работал и для Лазенок; эффектны часы, мраморная фигура, в рост, Сатурна; замечательно красивы были фарфоры «Vieux Berlin» и бронзы «Thomire а Paris» украшавшие буфеты. Когда-то видал этот замок и не такие поставцы; видал он и другие своеобразные вещи. Так, сохранилось воспоминание о том, что еще не очень давно в одной из комнат, кажется, подле тронного зала, существовали на стенах какие-то живописные украшения, совершенно родственные эротическим мотивам Лазенковского дворца; это было в духе двора и времени.
В рабочем кабинете генерал-губернатора помещаются два громадные стола, из которых один предназначен для дел военных, а другой — для гражданских. Весьма прямолинейные распоряжения идут по Царству Польскому с этих двух столов. В 1863 году Н. А. Милютин писал своему брату: «разница между Вильной и Варшавой огромная; в Вильне авторитет власти восстановлен, здесь, в Варшаве, нет ничего подобного». Слова относились к тому времени; теперь это далеко не так. Милютину в Петербурге и его другу, alter ego, князю Черкасскому в Варшаве (временно с Самариным заодно) приходилось, как известно, много воевать за русское дело с несочувственной пассивностью и неискренностью тогдашнего наместника графа Берга и большинства администрации.
