Он неопределенно махнул рукой в сторону зеленого солнца.

– Гоню! – не стал отпираться старик. – А потом… Потом делаю из него напиток!

– Мешая с водой? – улыбнулся пришлый.

– Эк тебя… – снисходительно проговорил старик, глядя на него. – Давай я помогу перебраться на кровать.

Кровать тяжело пахла старым немытым телом, но была мягкая и большая. Он грузно бухнулся на нее, чувствуя, как голова заходится в буйном танце. Старик чего-то ворошился кругом, ворча себе под нос – не то ругаясь, не то посмеиваясь. Сон, со своей вязкой тяжестью боролся с головокружением, постепенно превосходя его.

– Постарайся не уснуть. Это скоро пройдет, а я пока закончу пару дел, раз уж выпал такой случай, – усмехнулся старик, склонившись над человеком.

Привратник запалил большой фонарь, взял несколько вещей из комода и вышел прочь.

Головокружение, как он и обещал, довольно скоро сошло на нет, оставив медную тяжесть в затылке. Рядом оглушающе тикали часы, отмеряя минуты его новой жизни. В камине трещали дрова, поглощаемые пламенем, выводящим на стенах причудливую пляску. В доме было на удивление безопасно. Он чуял это нутром, словно оказался в родном доме ребенком, в те времена, когда все проблемы решались его невмешательством.

Однако за окном что-то происходило. Природа словно ожила и наполнилась криками птиц, писком мышей и шумом ветра. Её как будто тихонько лихорадило.

Человек сел, сильно морщась и сжимая руки на висках. Гадливое ощущение недельной пьянки поселилось в горле.

– Что же ты там намешал в свой напиток, старый дурень… – в слух усмехнулся он.

Он поднялся, подошел к аппарату, укрытому тканью и осторожно откинул её. Как и ожидалось, под ней таился большой перегонный куб с торчащими трубками и емкости под напиток. Рядом лежали ингредиенты: несколько пузатых бутылочек с темной жидкостью, закопуренных пробкой, пучки трав, кореньев и неких сушеных палочек, больше все похожих на крысиные хвосты.

Он ухмыльнулся и сел обратно, силясь выглянуть наружу, когда воздух прорезал протяжный крик, переходящий в отчаянный вой. Словно одинокий волк, неизвестное создание выло насколько позволяла грудь.

По телу пробежали мурашки, прокладывая дорогу тревожным мыслям. Страшно было подумать, какому существу может принадлежать такой крик. Столь отчаянный и пронзительный, наполненный болью вой.

Человек боязливо поежился и встал, безотчетно потирая ладони.

– «Здесь всегда кто-то воет, стонет или плачет», – со вздохом вспомнил он слова Приватника.

Шум и возня за окном усилились, обратившись в нескончаемый шелест мелких лапок, крыльев и хвостов. Он осторожно подошел к двери и выглянул наружу.

Двор, освещенный раскачивающимся фонарем, двигался. Среди грибов и грязи, болотных кувшинок и мшистых камней ползли, бежали и извивались черви, стрекозы, жуки размером с гусиное яйцо, многоножки, пауки и прочие гады. Между ними шумно сновали мышки и хорьки, выдры и лисы, а в небе начинал зарождаться грозный вороний граб.

Пугающе было то, что все твари, до самого последнего безмозглого червя двигались в одном направлении – прочь от кладбища, в сторону колючего силуэта леса.

– Да будь ты проклята! – злобно раздалось из-за кустов, справа. Там, пробираясь против течения напуганного зверья, шагал, отмахиваясь фонарем, Привратник. Он воевал не то с крысой, не то с выдрой, которая упрямо пыталась залезть ему за ворот. Наконец, ему удалось схватить её за холку. Старик гневно посмотрел ей в глаза, после чего со всей силы зашвырнул зверька в темноту.

– В дом! – крикнул он на человека, выбравшись на свой двор.

– Что происходит? – начал было тот, но старик раздраженно заставил его замолчать.

– Возьми веревку и нож. Там, в столе.

Человек повиновался, быстро откинул тяжелую крышку стола и нашел среди стамесок и тесал крепкий, короткий нож с окованной жестью рукояткой. Веревка висела на здоровенном гвозде, рядом с дверью. Он продел в неё руку и перекинул себе на плечо.

– Готово!

Старик оценивающе оглядел его, не переставая рыться в сундуке. Он перебирал какие-то камни, что светились неверным сиянием. Найдя нужные, он опустил крышку, закрыл сундук и спрятал ключ на груди под одеждой. Поднялся, опершись о него рукой, и подошел к столу.

– Там что-то случилось, – заговорил он быстро, разливая Белого ворона. – Я пошел бомбануть кротовьи норы, они как раз по ночам этими тварями полнятся, как все началось. Видишь, семь ветров дерутся?

– Они с кладбища все бегут. От тех статуй с мечами.

– Нет, дружок, здесь другое, – замотал головой старик, поднося к губам стакан. – Они бегут не откуда, а – куда.

Суету за окном вновь прорезал протяжный плачь.

– Чей это крик?

– …какой толпы, страданьем побежденной? – с нервным вздохом закончил его слова, поглядев за окно, Привратник.

– Что это значит? – не унимался пришлый.

– Это плачет Гамаюн. Но плачь её очень древний и звучит крайне редко. Она поет, когда вершится большое зло над ланнами. Будь осторожен, мой друг, сейчас каждый зверь может захотеть перегрызть тебе глотку…

Шум за окном внезапно оборвался. Они оба невольно поглядели на двор. Там копошились черви, да подыхал лисенок, зашибленный в спешке, и никого больше не было.

И тут грянуло. Ветер ударил с такой силой, что заныли стены у дома. От злобного воя засвербело в ушах. Фонарь громко звякнул, оторвался и разбился о камни, разлив немного горящего масла. Силуэты деревьев упруго изогнулись, послышался громкий треск. Несколько костлявых громадин рухнули, сотрясая округу страшным грохотом. Даже вороний крик на секунду потонул в шуме ветра, но затем разразился вновь. Природа выла и лютовала, швыряя старые доски, поднимая далеко ввысь сухие ветви и кружа их в листолёте.

Но уже через минуту все стихло. Резко. Так обрывается мелодия, после мощного крещендо, позволяя уловить его отзвук в витражах. Кружась и волнуясь, заспешили обратно на землю желтые листья. Звонко грохнулось старое ведро. Упало и укатилось к поваленной изгороди. Как внезапный, мгновенный ливень широкой волной на землю осыпались мелкие камни вперемешку с ворохом трухлявых ветвей. Всё стихло.

– Пошла волна… – одними губами прошелестел старик.

Пришлый вышел во двор и увидел далеко справа стаю бегущих со всех ног зверей, зверьков и птиц. Их путь освещали тысячи светлячков, от чего их неуемный бег походил на огромного желтого змея, уползающего в своё логово.

– Куда они бегут?

– Это гон! – ответил старик. – Кара людишкам за то, что натворили.

– За что?

– Что же там случилось… Идем, нужно кое что проверить, – тяжело взглянул на него Привратник.

Они вышли за дверь. Темень кругом, казалось, сгустилась ещё сильнее, даже звездный свет с трудом добирался до земли. Старик быстрым шагом направился за угол дома, где недавно боролся с грызуном. У края он остановился, спрятал фонарь за бревна сруба и начал внимательно вглядываться в темноту позади дома, где лежало Великое кладбище. Вокруг к этому моменту все стихло. Желтый змей уполз далеко в чащу, сопровождаемый многотысячной вороньей свитой.

– Держи фонарь пониже, пока не спустимся в овраг, – проговорил старик и тронулся дальше.

Человек тоже поглядел на кладбище. Тихо, туманно, мрачно. Там не было ничего необычного, однако сердце неуёмно колотилось в ребрах, надеясь, видимо, разглядеть мертвяков.

Они шли, продираясь сквозь колючие кусты терновника.

«Терновник…» – человек вдруг осознал, что знает это растение. Знает, как оно выглядит, где растет… Вернее, помнит, что оно растет в гористой местности. По крайней мере, такую картинку рисовала его память. Он подивился тому, как избирательно вычищено его сознание. Все, что могло бы указать на то место, откуда он явился, стерто. Однако общие знания и навыки о том, что это вот, например, терновник, сохранились. Он растет из земли. Земля питается влагой от дождя. Кормит деревья. Деревья дают плоды, которые он ест и переваривает в желудке. Затем они, наконец, попадают обратно в землю с его дерьмом. И ещё, в его голове есть мозг, чтобы осмыслить все это.