Растимир читал о них в своём бестиарии от Эмира из Халборда и знал, насколько они опасны, но знал он и еще кое-что… У своры есть король. Судя по количеству этих созданий, он вполне может быть тут. Парро успел описать его, как огромное существо с несколькими головами и бессчётным множеством лап. Голодное и жестокое. Страшное. Исследователь сгинул в руинах Дида, и все, что от него осталось это дневники, в которых последней записью было описание крысиного короля. И рисунок. Черный сплетенный комок, больше похожий на судорожно нарисованную кляксу.

Растимира пробрала дрожь. Неужели смерть Корда смогла пригнать сюда свору? Как это событие сумело подчинить себе крысиную волю, повлиять на всех этих животных, заставить их бежать, не разбирая дороги. Гибнуть и нападать на людей.

Кто-то кричал из-за домов, что нужно закрыть ворота, но голос потонул в вороньем грабе и криках о помощи. Большинство жителей сновало между домами в поисках родных и безопасного места. Воронье, поглотившее уже все небо, то и дело срывалось вниз и облепляло черными крыльями то одного, то другого, старясь добраться до глаз и горла. На улице уже лежало несколько изуродованных тел с пустыми глазницами и выеденными боками. У забора, на противоположной стороне улицы, сидела девочка – дочка держателя постоялого двора, сидела и, зажав руками уши, громко визжала. А прямо перед ней раскинула руки мертвая женщина, на спине которой копошились птицы. Растимир подобрал лежавшую рядом ветку и, размахивая ею, побежал к девочке. Вороны взметнулись ввысь, но быстро расселись невдалеке от недоеденного тела. В ожидании. С клюва каждой капала черная кровь. Он присел рядом с девочкой и попытался успокоить её, но она вовсе его не слышала, тогда он силой отнял её руки от головы и прижал рыдающую малютку к груди. До его дома было рукой подать, но нужно было отвести девочку, её звали Амиша, к отцу, который жил почти у самых ворот. Он посмотрел в сторону её дома, куда уводила единственная улочка деревни – там было страшно. Ночь скрывала многие вещи, творившиеся под её покровом, но не могла заглушить крики одуревших от страха людей.

В этот момент он краем глаза успел заметить, как какой-то довольно крупный зверь пересек дорогу и скрылся меж домов.

«Крысиный король!» – мелькнуло у него в голове.

Испугавшись, он приник к забору и зажал девочке рот. Она дернулась и посмотрела на него напуганными глазами.

– Тише, Амиша! Кажется, я что-то видел! – прошептал он и убрал руку с её губ.

Девочка не проронила ни звука, а только с тревогой посмотрела ему за плечо.

– Где твой отец? Матвей, то есть…

– Я не знаю, он дома, конечно! – забормотала сквозь слезы она. – Он придет, вот увидишь!

– Давай-ка лучше мы к нему придем. И, пожалуйста, – тише! – он крепко взял её за руку и осторожно, но быстро повел к их дому.

Вся деревня была охвачена ужасом, словно подверглась нападению, как в древние времена, но люди уже оправились. Мужики, кто покрепче, пришли в себя, похватали топоры, вилы да дубины и махали ими, разгоняя особо крупные черные крысиные пятна. Крысы тут же спасались бегством, разбившись на части или завидев огонь. Растимир с Амишей осторожно пробирались вдоль забора, замирая всякий раз, когда мимо проносилась свора Парро. Благодаря высоким кустам сирени и ивняка им удавалось оставаться незамеченными.

По пути они встретили трясущегося Зубаху и Вида с тяжелым кистенем в могучих руках. Здоровяк с остервенением колотил крыс, загнанных в угол между забором и старым тополем. Когда они подошли ближе, он уже закончил свое дело и довольный собой хлопнул брата по плечу с такой силой, что тот повалился на землю. В его глазах пылало зверство, зубы были стиснуты, а могучая грудь вздымалась и опадала, словно меха на кузне. Он непрестанно поглядывал по сторонам, видимо, его необоримая сила жаждала новых жертв.

– Что происходит, вы знаете? – спросил Раситимир, вываливаясь из кустов и с опаской поглядывая на здоровяка.

– Ак черти женятся! – со злорадным довольством ответил Вид, – Гляди, какая кругом силища! Чувствуешь этот дух? Эти маленькие твари пришли покусать нас, но не тут-то было!

Он легко махнул, запустив зазевавшуюся крысу далеко в кусты, откуда немедленно выскочили и разбежались в разные стороны несколько её собратьев.

– Будь они прокляты! – заныл Зубаха, поднимаясь на ноги. – Укусили меня за руку! Где твоя сестрица шляется? Мне помощь нужна!

Рука и правда была в крови, он баюкал её, прижимая к груди, и весь дрожал от страха. Было видно, что ещё чуть-чуть, и он окончательно потеряет самообладание.

– А братишка то мой, гляди, струхнул! – усмехнулся Овидий.

– Да пошел ты! – чуть не со слезами, заорал он. – Не выношу я всего этого, ты же знаешь! А ты, Рост, лучше мне скажи! Ты же вечно читаешь про эту дрянь?! Эти твари ядовиты? У меня вся рука в огне, может, они мне кровь попортили?!

Овидий захохотал. Сам он тоже получил несколько ран, но демонстративно не обращал на них внимания.

– Я не знаю, – соврал Растимир. Ему доставляло удовольствие глядеть на своего недруга в таком виде. – Не думаю. Помогите мне лучше отвести девочку к её отцу. Это – Амиша, дочь трактирщика.

За их спинами, в доме что-то полыхнуло, и окна озарились разрастающимся пламенем, внутри кто-то закричал.

– Этого ещё не хватало, – обеспокоился Вид, – сейчас вся деревня погорит. Нам, эта, к воротам надо. Закрыть их скорее, чтобы больше не лезли крысы. Хватай соплю, и не отставайте!

И они пошли. Пламя в доме разгоралось все сильнее и действительно грозило перерасти в большой пожар, но людям внутри все же удалось с ним справиться. Шли быстро, легко отмахиваясь от зверья.

Один раз мимо них с ядовитым шипением пробежал некрупный барсук в компании двух рыжих лисиц. Несколько раз они видели зайцев, куниц, грязных белок и выдр. Все зверьки были явно взволнованы и метались то-ли в страхе, то-ли в злобе. Многие старались напасть на людей, шипели и показывали зубы, но большинство просто бежало, куда глаза глядят.

Девочка почти успокоилась, семенила рядом с плачущим личиком, но голоса уже не подавала, только всхлипывала иногда. По пути наткнулись на Гжелку, лежащую навзничь в луже крови, устремив бездонный взгляд пустых глазниц в небо. Её прекрасная обнаженная грудь была изуродована Парро, которые копошились в животе отвратительной черной массой. Растимира чуть не вырвало от этой картины, а Овидий наоборот похабно ухмыльнулся:

– Жаль девку, хороша была и всегда приятно пахла! Вон, сопля, – обратился он к Растимиру, – твой шанс стать мужчиной лежит! Гляди, другого может и не представиться.

Он отвратительно заржал. Казалось, из-за происходящего им завладел некий кровожадный инстинкт, любая жестокость, которую они встречали, казалась ему уместной. Вид наслаждался мощью происходящего и совсем не переживал о погибших. Он чувствовал себя частью этого буйства. Томившаяся в нём сила, сдерживаемая людским порицанием, наконец, обрела свободу. Он, словно ребенок, подбежал к телу девушки и с силой опустил тяжелую дубину на её грудь и живот. Крысы, кому удалось уцелеть, рванулись во все стороны, орошаемые кровью и желтыми кусочками костей. Некогда красивое лицо девушки дернулось и обратило взор на Ростика. По его телу пробежала дрожь, а содержимое желудка вновь попыталось вырваться наружу. Он только и успел закрыть глаза Амише, а Овидий уже подбежал к следующему трупу, но что-то остановило занесенную дубину. Это был труп сына мельника с густыми черными волосами, Растимир часто играл с ним в поле, но особо дружен не был. Тело немного полноватого юноши было отмечено глубокими порезами на лице и шее, что явно принадлежали животному крупнее крыс.

– Тут где-то рыщет волк. Охотится на людей, – жалобно заныл Зубаха, подходя ближе. – Я видел.

Овидий лишь серьезно поглядел на труп, а затем на Растимира. Волки редко используют когти в охоте, если на жертве и остаются следы от лап, то по большей части случайно. Вся злость и сила волка – в клыках, после которых на несчастной жертве видны глубокие рваные раны. На теле парня такая рана была. Его голова была склонена набок так, что ухо касалось плеча, а из шеи с противоположной стороны был вырван приличный кусок. Зубаха при виде этого не сдержался и склонился к земле, где его начали терзать страшные спазмы, выворачивая желудок наизнанку. Овидий молча ткнул дубиной в грудь парню, которая была исчерчена тремя глубокими порезами, и перевел взгляд на Растимира.