Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Ольга Островская

Янис

Глава 1

Вид с крыши всегда кажется необычным, даже та местность, которую вы знаете как свои пять пальцев, и обошли там каждый закоулок, и знаете, сколько кирпичиков в доме напротив, от одного окна до другого. Даже ваш родной двор, где вы выросли, и каждый бордюр знает размер вашего детского ботинка. А в щелях между дверью подъезда и старой ржавой трубой еще хранится записка для девочки из параллельного класса, которую она, наверное, так никогда и не прочтет. Даже эти места с крыши будут казаться другими.

С крыши шумное утро, суета просыпающегося города, доносящиеся запахи кофе из открытых кухонных форточек, скрипучая калитка забора детского сада, через которую мамы сдают своих сонных, плачущих детей, кажутся прекрасными. Кто и зачем придумал эти детские сады, и когда? Конечно, есть в них рациональность, но она так противоречит всему естественному. Сколько детей, из всех тех, кого туда приводят, не плачут? Наверное, единицы, либо самые выдержанные, которые боятся гнева строгих родителей и держат все слёзы внутри, проглатывая их тихо вместе с грустью.

Оставляют в окружении совсем незнакомых людей и еще не известно, как себя нужно с ними вести и чего от них ожидать. А это чувство тоски и ненужности в этом мире. Почему все взрослые в дверях этого детского сада делают вид, что все не так ужасно и это все детские капризы и выдумки. Все же понимают, что это не так.

Сколько времени наблюдаю за этим процессом каждое утро почти, и ни одна мама еще не сказала своему чаду, что понимает, как ему плохо, грустно, одиноко, невыносимо тоскливо, так что слезы просто сами льются, и он рад бы их остановить, но это все давит. В большинстве случаев мамы суровые, что усугубляет состояние ребёнка еще больше. Все торопятся убежать, закрыв за собой и дверь и калитку, следы бы еще замели.

Потом остаешься около шкафчиков в раздевалке, стягиваешь с себя ботинки, переобуваешься в сменную обувь и сидишь, пока кто-нибудь не выйдет и не заведет в зал ко всем остальным, потому что идти туда вовсе не хочется. Яркие слоники, собачки, цветочки и ягодки, нарисованные везде, не радуют. Ведь совсем, как-то не до них, когда грусть такая навалилась.

Был я там пару раз, отводили меня, но так как у моих родителей было не много денег, а услуги детского сада были совсем не дешёвыми, да и я закатывал истерики, как только мог, меня решили оставлять охранять дом, под присмотром соседки.

С утренних крыш можно уловить запах кофе. Он заставляет верить и чувствовать тепло и уют, представлять теплые пледы, мягкие кресла, свежие газеты и даже глянцевые журналы, которых в нашем мире пруд пруди и никого ими уже не удивишь. Словно дымка, окутывающая город ночью, медленно поднимается с земли и замирает на мгновение на крышах.

Воздух наверху тихий, именно тихий. Да, он чище, чем внизу. В нем нет такого многообразия запахов, но это и так понятно. Но он именно тихий, словно там внизу в воздухе собирается не только ароматы и зловония, но и все слова и весь шум. Этот воздух излечивает своей тихой чистотой, освобождает мысли от эмоций и лишних переживаний, вдыхая его можно почувствовать свободу и безмятежность.

Я поднимаюсь сюда почти каждое утро, и кажется, словно нахожусь в другом мире, словно не принадлежу тут никому и ничему. Смотрю, как зажигаются лампочки в окнах, как все начинают спешить, будя друг друга, как солнце поднимается вон из-за той большой зеленой крыши. При этом цвет совсем не видно, так как солнце обычно светит очень ярко и затмевает своими лучами еще пару тройку крыш.

Вон то здание, немного правее от восхода, у него серая грязная крыша, ремонта не было уже много лет и сколько еще не будет. Здание детской стоматологии. Это раньше они были на каждом шагу новенькие, чистенькие, пытались заманить каждая к себе разной цветной рекламой. Врачи там, говорят, были добрые и лечили совсем не больно и не страшно, можно было смотреть мультфильмы. А самым смелым всегда выдавали маленькую игрушку. Но я этого не застал. Это было совсем давно, меня тогда еще даже не было.

До того как наш мир стал таким серым, угрюмым, где каждый борется за жизнь каждый день и нет никаких планов на будущее. Только здесь и сейчас. У меня нет об этом сером здании никаких приятных мыслей, внутри пахнет сыростью и лекарствами. Попал я туда, однажды, молочный зуб не хотел выпадать сам, и наша воспитательница повела меня туда. Погода была ужасная, сырая, холодная осень, лужи и холодные капли дождя прямо по лицу.

Там я понял, что кода говорят, что будет не больно, то врут. После этого похода я болел еще неделю, дезинфицирующего раствора было мало, экономили, занесли инфекцию. В итоге пришлось колоть уколы. Но страшно мне было от того, что меня держали трое сильных больших женщин, как будто со мной одна бы не справилась. Если бы я мог, то создал бы машину времени, чтобы хоть лечиться там, где уже научились, и всё не больно. Пусть это будет дорогостоящим удовольствием, но оно явно себя окупит в первые же дни.

Есть крыша которая мне нравится, она в другой стороне слева от солнца. Когда-то ее цвет был ярко красный, сейчас немного стерся и местами проржавел, но все так же красив. В этом доме живет девочка, кода мне было пять лет, мы вместе попали в этот интернат, потом ее забрала молодая семья, а я остался. Не знаю как ее теперь зовут, наверное ей дали новое красивое имя, я называл ее Тая. Она была очень худенькой, замерзшей и как и все голодной. Казалось, что еды никогда не будет хватать вдоволь. Никто не подходил к ней и она не стремилась ни с кем знакомится. Я тоже не был в центре внимания остальных и никогда ни с кем не играл, от этого меня немного избегали и побаивались, но это именно то, чего я и хотел. Я не сводил с нее глаз пол дня, не знал как подойти, в итоге после обеда когда всем раздали вкусные плюшки, а она так и осталась сидеть на скамейке в стороне, укутавшись в большую куртку, я не выдержал и присел рядом, молча протягивая свою порцию лакомства. Не сразу она повернулась ко мне и посмотрела, в тот момент даже не помню, как я остался жив и не умер от собственного смущения и страха. Ее яркие зеленые глаза казались центром вселенной, я даже забыл как меня зовут, и ее не спросил, и про плюшку совсем забыл. Если бы она не сказала, что хочет пить, не знаю сколько бы продолжался этот гипноз, так и умер бы от счастливого забвения. Пока я мчался со стаканом воды по коридору от лакомства не осталось и крошки, обидно стало буквально на мгновение, но потом я был горд и счастлив что она приняла мой подарок и еще раз посмотрела на меня. Потом мы долго молчали, и говорить не хотелось, потому что нечего было говорить. В детдом попадают не от дружной семьи, сейчас сюда привозили много ребят и у каждого своя не веселая история, о которой мало кто хотел рассказывать. Но мне казалось я слышу ее и так, чувствую что ей грустно или по глазам вижу что думает и вспоминает что-то хорошее, тогда я тоже улыбался. Так мы дружили почти неделю. Я почти ничего о ней не узнал, а казалось что она самый родной человек в мире. Потом ее забрали. В свободное время я смотрю и на ее крышу тоже. Иногда мне кажется, что вижу ее глаза и слышу как она мне мысленно отвечает.

Есть в этом городе еще одна маленькая крыша, на которую я смотрю редко, но ее образ всегда внутри меня. Не могу сказать, люблю ли эту крышу, или она для меня большая грусть. Каждый раз, огибая город взглядом, я стараюсь пропустить то место, наверное, потому что боюсь увидеть там пустоту, развалины или что еще похуже.

В этом доме я родился. Он не был большим, даже тогда, когда я был совсем маленьким. В нем была всего одна комната и закоулок для кухни. Но уже тогда я понимал, что совсем не важно, насколько огромен твой дом, важно есть ли в нем люди, которые тебя любят или нет.

При рождении имя мне подарили не сразу, тогда имена выбирались как дорогой подарок, который определял всю твою жизнь. Мама с папой выбирали его с особой тщательностью. Хотели, чтобы в нем была особая сила, которая сочеталась бы с мудростью и рассудительностью, частичка любви, которая определяла бы мои поступки и действия, нежность к красоте и мужество перед трудностями. Они хотели вложить туда, как в коробку с подарками, все необходимое, но это лишь имя, несколько слогов из букв.

1
{"b":"850975","o":1}