***

– Уволена.

Его скверный голос ещё долгое время всплывал в голове противным скрежетом. А перед глазами стоял его вид избалованного жизнью мужчины, добившегося всех прелестей собственными родственными связями – ничего общего с собственными силами – требующего от подчиненных вывернуться наизнанку и не отказывающего себе в удовольствии увольнять без видимых на то причин. Не человек, а монстр, старательно демонстрирующий своё всесилие.

Конечно, кто он, а кто все остальные? Он – сын учредителя, племянник начальника, получивший миллион высших образований и ни где-то в родной глуши, а в Америке, Англии, Оксфорде, Йеле, Гарварде и Кембридже.

На самом деле она не знала, где он учился и жил, но по его виду и поведению можно было догадаться, что везде в вышеперечисленном и сразу. И трудно было не понять, что ему с пеленок была уготована руководящая должность, даже без образования. О таких говорят: «Родился с золотой ложкой во рту».

И два дня назад он вернулся на родину, чтобы первым делом уволить её.

Ульяна шмыгнула носом, вытерла ладонью слезы – даже они не могли смыть видение наглого разозленного начальника. Она моргнула и продолжила собирать свои вещи.

Картонная коробка трещала по сгибам, но Ульяна настырно совала в неё красную папку – причину ее сегодняшнего увольнения. По словам начальника Глеба Константиновича – в ней позор рекламного агентства. Ещё он, конечно, выразился, что не готов повторно смотреть весь этот ужас, поэтому даже не позволил защитить проект лично. Папочка нашла свое место в коробке, но верхним краем торчала, болезненно мозоля глаза. Ульяна в последний раз попыталась пропихнуть её глубже. Не получилось. И продолжила делать стол стерильно чистым, выбирая с полочек журналы, брошюры, листы, записки, блокноты, и прочие принадлежности бумажной промышленности, которую жалела выкинуть в мусор. Все это свое, родное, то, которое всегда выручало её в работе.

Не хотелось оставлять личные дорогие сердцу вещи в этом кабинете, чтобы не было надобности сюда возвращаться и (не дай Бог) встретиться с этим наглым ужасным человеком.

– Да не расстраивайся, Ульяночка.

Попытки подруги не увенчались успехом. Результат был противоположным. Ульяна ещё сильнее разрыдалась. Как будто подруга нечаянно открыла кран на трубопроводе слёзных каналов, хоть и пыталась закрутить.

– Уля, ты же специалист. Найдешь другую работу. Лучше этой.

Лиза сидела на соседнем столе, культурно отодвинув экран компьютера и бесцеремонно закинув на его место ноги. Стеснение и Лиза несовместимы. Ульяна позавидовала её характеру. Вот если бы её уволили, она бы не оставила на месте этого здания камня на камне, запустив лифты в космос. Нет, Ульяна не хотела, чтобы Лизу увольняли, но какую–то защиту и опеку хотелось почувствовать от лучшей подруги. Но Лиза вяло позащищала, поругалась и смирилась, возможно, мыслями была на торжестве.

От этого было вдвойне обидно.

И все это произошло с ней в канун Нового года. Самое обидное, что вместе с противным голосом Глеба Константиновича в голове набатом била примета: кем новый год встретишь, тем и будешь жить – безработная рыдающая в подушку триста шестьдесят пять дней – ужасная перспектива. И что теперь? Ничего.

Все идут праздновать, а она едет домой. А за что? за то, что приболела вчера и не явилась на работу. А в это время Глеб Константинович выбирал лучшего работника, так, во всяком случае, ей объяснили. Но на самом деле выбирал худшего, как оказалось жребий выпал ей. Больничный лист она не брала, потому что ответственно предупредила начальника отдела Семёнова Толика. И теперь доказать, что не прогуляла работу – дело очень трудоемкое, хотя не это было причиной увольнения. Разложив на весах собственной защиты аргументы, самым весомым стало бесполезность дела. По физиономии Глеба Константиновича было понятно, что он не захочет слушать её, считая все сказанное отговорками.

Да и доказывать как–то не хотелось. Её уволили, не спросив причины, её выгнали, не попытавшись выслушать. Распрощались без желания разобраться в произошедшем. Её как будто скинули с катера на глубине озера обреченности. А волны скептичных мыслей топили в темной глубине невысказанности.

Конечно, явилось начальство, спустилось с небес на землю, повидало подчиненных рабов, ой, простите, сотрудников, выявило нарушение и сократило штат ровно на одну Ульяну. Обидно. А ещё вчера она радовалась, что на носу мини-каникулы, обещающие много отдыха, веселья и праздного валяния на диване в компании Васи, без намёка на поиски работы. А сейчас бесперспективное будущее её не воодушевляло. Причина неоригинальна, и Лиза снова о ней напомнила, как будто читала мысли:

– Сразу ищи работу. Ты главное не останавливайся. Движение. Самое главное движение. Время не стоит на месте, и ты иди. Не останавливайся. Потеряешь динамику – потеряешь все.

В ответ Ульяна тяжело вздохнула. Да и где ей искать работу, самая лучшая компания, в которую она с огромным трудом устроилась, выплюнула её, перекусив сердце и моральное состояние. Состояние, кстати, страдало больше всего – после того, как она вдоволь нарыдалась, захотелось напиться. Но сегодняшняя вечеринка была не для нее, хоть она и вложила в общий праздник целых восемьсот рублей. Теперь бы найти, где их заработать снова. Блин, опять захотелось поплакать. И чтобы не сесть в эту бесконечную карусель рыдания, Ульяна решительно перекинула ремень сумки на одно плечо, на второе – ремень сумки с ноутбуком, в руки взяла коробку, из которой торчали любимые предметы обихода (кружка и заварничек жалобно позвякивали – они тоже не хотели съезжать с места, к которому привыкли).

Ульяна хотела помахать подруге, но руки были заняты и она проговорила:

– Пока.

– Так, хорошо, пять дней отдохни, – сжалилась Лиза, но не лишила себя возможности дать наставления, перед тем как отпустить – потом садись за компьютер, разошли всем резюме. И не отчаивайся. Тебя с руками и ногами заберут.

– Меня родители не наградили таким количеством оптимизма, как тебя.

– Но какая–то толика тебе все же перепала?

– Капелька.

– Ну, Уля, – взмолилась подруга, сползая со стола. Шальная мысль осенила её (обычное состояние Лизаветы) – а хочешь, я тоже уволюсь?

– Конечно же, не хочу – честно ответила Ульяна и всхлипнула – мы так долго шли к этой работе.

– И то верно – грустно согласилась Лизка.

Подруга чмокнула Ульяну в щеку и довела до лифта, даже нажала на кнопку вызова. Откуда–то сверху доносилась веселая музыка, гомон и топот, кажется, подвыпившие сотрудники прыгали от удовольствия. Дом гудел торжеством. Лифт не торопился, а Лиза пританцовывала одной ногой, постукивая носком туфельки. Ульяна невыносимо захотела остаться одной, надеялась, что тихое одиночество спровоцирует общую перезагрузку всего организма. Лифт был единственным пространством, где она насладится одиночеством, внимания сегодня было в переизбытке. Она предложила:

– Чего тебе со мной ждать лифт, я все равно наверх не поеду, и тебе придется поехать со мной на первый, а потом на седьмой, иди уже пешком. Быстрее дойдешь.

– Точно? Ты не обидишься?

– То, что ты будешь веселиться? Нет, конечно. Я уже обиделась, но, естественно, не на тебя – Ульяна никогда не замечала за собой душераздирающие наклонности по отношению к себе (и не к себе тоже не замечала), но сегодня как назло постоянно вспоминала причину своей обиды в лице Глеба Константиновича.

– На нем свет клином не сошелся. Постарайся забыть, как страшный сон.

Ульяна хотела бы не согласиться, потому что в этот, как выразилась Лиза «страшный сон», а точнее «Фейерверк рекламы» хотели попасть все дизайнеры, копирайтеры и прочие специалисты творческого дела. Причины просты до банальности – высокая зарплата, полет фантазии и карт-бланш во всех проектах. В компьютере в открытом окне рекламных идей самым смачным был последний пункт. Ай нет, постойте, сейчас не принято называть что–то последним, поэтому лучше уточнить – крайний. Она тяжело вздохнула и повторила: