шел ни один из предыдущих, да, пожалуй, и последующих стартов. И настроение, и эмоциональное состояние всех, кто был на космодроме, не позволяли ни

одному из них, сделав дело, разойтись по своим углам.

Все собрались на площадке перед «Второй гостиницей». И, оказывается, вся

информация, поступавшая в «телефонную» комнату, мгновенно, практически

одновременно, доходила до множества людей, стоявших на улице. . Каким

образом? По каким каналам? Не знаю. Не берусь ответить на этот вопрос. Могу

только отнести его к разряду еще не разгаданных тайн космоса.

Когда лидеры нашей космической программы появились на крыльце, они

увидели перед собой множество людей, каждый из которых вложил свой

собственный, личный вклад в общее дело, нес всю полноту ответственности за

него, — словом, был не «винтиком» (существовало когда-то такое недоброй

памяти определение), а личностью. . И вся эта большая группа людей взорвалась

— буквально взорвалась —криками. Разобрать, кто что кричал, было трудно.

Кое-где пробивалось «Ура!», но все прочие слова терялись в общем гуле.

Наверное, по числу децибел этот гул ненамного уступал шуму стартующей

ракеты-носителя. Ну, а сила душевных переживаний человеческих — какими

децибелами измерить ее?..

На площадке возник стихийный митинг — короткий, но очень эмоционально

насыщенный. Говорили возбужденно, сбивчиво, не всегда гладко. Но насколько

же этот импровизированный митинг был сильнее любого размеренного и

распланированного собрания с

227

аккуратными ораторами, читающими по бумажке свои заранее подготовленные

речи!..Короткий путь по раскалившейся к середине дня степи — и мы па «десятой

площадке», то есть в поселке Тюра-Там, будущем городе Ленинске, на окраине

которого находится аэродром.

Здесь происходит нечто вроде парада. Перед деревянной, кустарно

сколоченной трибуной проходят по-разному одетые, выстроившиеся не по

ранжиру, обладающие далеко не блестящей строевой выправкой люди. Но

почему же этот парад производит на меня такое впечатление? И добро бы только

на меня, человека, в парадном деле, скажем прямо, мало эрудированного, а

посему весьма нетребовательного. Однако и стоящий в нескольких шагах маршал

Москаленко не скрывает волнения. Когда прохождение закончится, он сравнит

его с военными парадами на Красной площади, которыми не раз командовал, причем сравнит, так сказать, на равных..

Перед отлетом состоялся обед, который трудно было назвать вполне

торжественным единственно по той причине, что протекал он в темпе несколько

форсированном: Королев, да и все его спутники торопились к месту посадки

«Востока».

После первого тоста — «За успех!» — Сергей Павлович, выпив шампанское, с размаху хлопнул свой красивый хрустальный бокал об пол — отдал дань

старинному обычаю. Во все стороны веером полетели звонкие блестящие

осколки, и многие присутствующие уж было размахнулись, чтобы последовать

эффектному примеру Главного конструктора, но были упреждены торопливой

репликой одного из руководителей космодромного хозяйства:

— Главному конструктору можно, но нам, товарищи, не надо!.

Его нетрудно было понять: мы трахнем бокалы, поедим, попьем и улетим. А

кто будет списывать сервиз?.. То-то же!

Как в полусне проходил для всех нас этот день.

Всего несколько часов назад мы у подножия ракеты обнимали Гагарина и

желали ему счастливого пути — пути, по которому не проходил еще ни один

человек на свете.

228 И вот позади долгое ожидание старта, сам старт, пунктир сообщений о

полете «Востока» вокруг земного шара, сообщение о благополучной посадке, импровизированный митинг на космодроме, столь же импровизированный

парад. .

Мы летим на том же Ил-14, на котором две недели назад прибыли на

космодром, Летим к месту посадки Гагарина.

После пережитых треволнений, а отчасти и после весьма полноценного

обеда, которым нас угостили напоследок на космодроме, клонит ко сну. И, кажется, не одного меня: в соседнем кресле клюет носом Олег Ивановский.

Внезапно по ассоциации вспоминается продуктивная деятельность «высокой

комиссии», участниками которой мы оба были несколько дней назад, и меня

тянет на признания.

— Знаешь, — говорю я, — а ведь это, будь оно неладно, число — сто

двадцать пять — я Юре сказал. И записал ему. Чтобы в случае чего сразу перед

глазами было... В тот же вечер сказал..

Ивановский немедленно вышел из состояния дремоты, посмотрел на меня

несколько секунд каким-то странным взглядом и тихим голосом произнес:

— Я тоже. .

Утро 13 апреля. Потом, просматривая в Москве вышедшие за время нашего

отсутствия газеты, мы поняли, что творилось в этот день в мире! Какой резонанс

получил первый полет человека в космос!

Породил этот резонанс и некоторые симпатичные преувеличения. На

стихийно возникшей 12 апреля 1961 года в Москве демонстрации через Красную

площадь прошла группа студентов с несколько максималистским плакатом: «Все

— в космос!» Даже Сергей Павлович Королев несколько дней спустя отдал

известную дань подобным настроениям, заметив, правда, полушутя, что пройдет

совсем немного лет — и в космос будут летать все желающие по профсоюзным

путевкам. Конечно, это была шутка, но шутка, очень отвечавшая общему

настроению.

У меня сохранились два номера газеты «Правда» от 12 апреля 1961 года —

две разные газеты за одно число: обычный, нормальный выпуск и выпуск

экстренный. В первом — постановление «О мерах по улучше-229

нию координации научно-исследовательских работ», обмен посланиями между

председателем Совета Министров СССР и королем Йеменского

Мутаваккилийского королевства, новые правила приема в вузы и техникумы. . И

сразу после этого — экстренный выпуск; «Свершилось великое событие.

Впервые в истории человек осуществил полет в космос!..» И тут же под грифом

«Молния»—с телеграфной ленты»: «Америка ждала этого события. Крупнейшие

американские ученые предсказывали: вот-вот русские пошлют человека в космос, у них все готово.. » Отклики из Франции, из других стран.. Все это мы

прочитали назавтра — наверное, позже всех других читателей нашей прессы.

Но сейчас, в это утро, мы сидим в просторной комнате на втором этаже

уютного коттеджа. За окном весенняя Волга. Настроение у всех, насколько я

ощущаю, складывается из двух основных компонентов. Во-первых, это

успокоение и радость по поводу того, что Юра живой и невредимый, с

новенькими майорскими погонами на плечах сидит перед нами. Да, для

безопасности его полета было предпринято все, что можно. Но всё ли мы знали о

сюрпризах, которые способен преподнести космос?. В то ясное утро 13 апреля

наименее дальновидным из нас начинало казаться, что теперь-то уж можно с

полной уверенностью, порожденной результатами проведенного уникального

эксперимента, сказать: да, знаем все, предусмотрели все, никаких сюрпризов для

нас в запасе у космоса нет. . Опровергнуть это оптимистическое заключение

космос постарался в будущем. А в то утро радость за благополучие Юры

ощущалась ничем не омраченной.

Второй компонент настроения, господствовавшего в коттедже на берегу

Волги, был чисто деловой. В авиации работа летчика не заканчивается посадкой, он должен еще отчитаться о выполненном полете. Тем более необходим

детальный — до последней мелочи — отчет после такого полета, какой выполнил

вчера Гагарин.

И он отчитывается — спокойно, последовательно, даже как-то подчеркнуто

старательно; словом, точно в той самой тональности, к которой мы привыкли за

время работы с первой группой космонавтов.

Выясняется, что он все, что нужно, заметил, ничего не забыл, внимательно