существу, он был, конечно, не прав в своих представлениях о характере

деятельности начальников промежуточных — между эскадрильей и Военно-Воздушными Силами страны — ступеней. Но во всем, что касается персоны

командира эскадрильи, я по сей день с мнением этого несолидного капитана

полностью согласен. Командир эскадрильи должен быть хорошим летчиком, хорошим организатором и хорошим педагогом одновременно — вряд ли есть

необходимость раскрывать скобки и перечислять все свойства личности, нужные, чтобы удовлетворить этим трем требованиям. Скажу только об умении владеть

собой в сложной обстановке, принять верное решение и уверенно провес-136

ти его в жизнь — все это Павел Иванович Беляев в полной мере проявил в тот

день, когда впервые в истории нашей космонавтики осуществил ручное

управление спуском корабля «Восход-2». Хотя, конечно, опыт командования

эскадрильей — далеко не единственный возможный путь к обретению этих

качеств.

Входили в состав второй группы и А. Леонов, и Б. Волынов, и Е. Хрунов, и

Г. Шонин, и В. Горбатко, и другие летчики, имена которых сейчас известны во

всем мире.

Первый инструктор-методист, пришедший в ЦПК (руководители которого, естественно, не собирались особенно долго опираться на «варягов») еще весной

1960 года, Евстафий Евсеевич Целикин ранее занимал разные командные

должности в авиационных учебных заведениях и строевых частях

истребительной авиации. Вот уж кто был настоящим — до мозга костей —

методистом! Методистом по призванию, а не потому только, что кто-то назначил

его на эту должность. Недаром попадавшие ему в руки молодые летчики входили

в строй — это очень тонкое, непростое дело: войти в строй! — так быстро и

надежно. Много лет спустя Ярослав Голованов скажет о методистах Центра

подготовки космонавтов: «Методисты — это космонавты, которые не летают».

Сказано справедливо, однако я бы уточнил: не летают, но много летали раньше, пусть не на космических кораблях, а на обыкновенных атмосферных летательных

аппаратах, но обязательно летали! Во всяком случае, я исключений из этого

правила знаю немного.

К сожалению, знакомство с нашим тренажером у Целикина несколько

задержалось по причинам, так сказать, формального порядка: кому-то что-то не

до конца ясно было в его биографии.

Во всяком случае, приступив наконец (к самому завершению занятий на

тренажере первой группы космонавтов) к работе, Евстафий Евсеевич уподобил

себя известному персонажу «Золотого теленка» гражданину Гигиенишвили:

— Я бывший князь, а ныне трудящийся Востока. — И добавил: — А что?

Конечно же «Востока»..

Возражать не приходилось. Корабль, который теперь совсем уж скоро

должен был уйти в космос с человеком на борту, назывался именно так.

137 . .Иван Алексеевич Азбиевич был следующим из собственных инструкторов-методистов ЦПК. Он был знаком мне как летчик-испытатель, работавший на

одном из соседних аэродромов. Однажды мы с ним прожили недели две в одной

палате, проходя стационарное медицинское обследование, которому неминуемо

подвергаются летчики, достигшие такого возраста, когда уже не медицинская

комиссия должна, если найдет криминалы в их здоровье, доказывать им, что они

больше не могут летать, а, наоборот, сами «перезрелые» летчики должны

доказать комиссии, что еще могут летать. В тот раз это удалось и Азбиевичу, и

мне. Но, по жестоким законам природы, удалось не очень надолго. Во всяком

случае, когда мы вновь встретились при подготовке первых космонавтов, то

вдобавок к своим летно-испытательским званиям оба уже обрели, как пишут

шахматные обозреватели, неприятную приставку «экс». Но я рад был убедиться, что мой коллега не закис «на заслуженном отдыхе», а вновь нашел себя в новом, интересном, значительном, имеющем большое будущее деле.

И вот настал день, когда мы смогли сказать:

— Ну вот и все, ребята. Наши с вами дела окончены. Все, что надо, вы

умеете.

Они действительно умели все. . Все, что можно было проимитировать на

тренажере, и все, что мы смогли предусмотреть. . Все ли?.. Не раз возвращался я

мысленно к этому мучительному вопросу. Прецедентов нет. И авторитетов нет.

Никто и никогда этой проблемой до нас не занимался. Кажется, отработали и

нормальный одновитковый полет, и ручное управление спуском, и всякие отказы

в системах корабля. . Вроде бы ничего больше не придумаешь.

И тем не менее — все ли?.

. .А вскоре наступил и день экзаменов.

Точнее, первый день, который проходил у нас и был посвящен самому

главному элементу подготовки космонавтов — практической работе в

космическом корабле, то есть на тренажере. Второй же день проходил в Центре

подготовки космонавтов, где наших подопечных экзаменовали по всем

предметам (их набежало довольно много, этих предметов), которые они

проходили.

В состав комиссии входили ученые, летчики, конструкторы, медики —

специалисты многих отраслей зна-

138

ния, из совокупности которых возникала — еще только возникала —

космонавтика. Сейчас, в наши дни, готовность к полету будущих космонавтов

проверяют прежде всего уже летавшие космонавты. Тогда такой возможности не

было.Председательствовавший на заседаниях комиссии генерал Каманин вызывает

первого экзаменующегося.

— Старший лейтенант Гагарин к ответу готов.

— Занимайте свое место в тренажере. Задание — нормальный одновитковый

полет.

Дальше все пошло спокойнее. И для меня, и для всех участников этой не

имевшей прецедентов работы, и, главное, как мне кажется, для самих

экзаменующихся. Оно и понятно, вновь возникла обстановка, ставшая за

последние месяцы привычной: тот же шар, те же тумблеры, ручки и приборы, положения и показания которых требуется проверить, та же процедура «пуска», тот же еле заметно ползущий глобус. .

Нормальный одновитковый полет все испытуемые выполнили

безукоризненно. Так же успешно справились они все и с имитацией ручного

управления спуском. Потом пошли «особые случаи». Члены комиссии вошли во

вкус, вопрос следовал за вопросом — один другого заковыристей.

Андриян Николаев на вопрос одного из экзаменаторов, что он будет делать

при каком-то, не помню уж сейчас точно каком именно, отказе, без малейшего

замешательства ответил:

— Прежде всего — сохранять спокойствие.

В этом ответе было все: и действительно разумная рекомендация, пригодная

для любой ситуации космического полета, и, наверное, умелый

«экзаменационный» маневр, дающий некоторое время для раздумий

(действительно, через несколько секунд Николаев дал совершенно верный ответ), а главное, в этом ответе был весь Андриян с его невозмутимостью и завидным

умением держать свои эмоции в кулаке. Тогда я еще не знал, как незадолго до

прихода в отряд космонавтов он посадил вынужденно на грунт, вне аэродрома, без сколько-нибудь серьезных повреждений реактивный истребитель, у которого

отказал двигатель (кстати, в том, что не знал — после стольких разговоров с

ребятами об их прошлой летной работе, — тоже проявился Николаев). Но когда

узнал, совсем не удивился.

139

Философский ответ Андрияна оказался чем-то вроде переломного момента в

ходе экзамена. Дальше все пошло как-то спокойнее, легче, я бы сказал даже —

веселее. А назавтра шестеро молодых людей — будущих космонавтов — должны

были показать уже не то, что они умеют, а что они знают. Устройство ракеты-носителя и космического корабля, динамика их полета, работа отдельных систем, маршрут и профиль полета, физиология действия перегрузки на человека — всего

не перечислить!

Я сидел за длинным столом экзаменационной комиссии между

конструктором К. П. Феоктистовым и физиологом В. И. Яздовским, смотрел на