дело обстояло, к сожалению, именно так, как показалось в первых же боях.

Вооружение было слабоватое, — Вот бы пушечку на «миг» — первая машина

была бы! — говорили летчики.

Но когда появился вариант «мига» с пушками, выяснилось, что усиление

оружия обходится непомерно

79

дорого — ценой ухудшения всех остальных боевых качеств перетяжеленного

самолета.

Калибр оружия, мощь огневого залпа — вещи для истребителя чрезвычайно

важные. Но, как вскоре выяснилось, кроме всего этого, есть и иные очень важные

вещи, в том числе одно далеко не последнее: надо уметь стрелять. Без такого

умения никакой калибр не поможет. А для владеющего меткой стрельбой

летчика. . Впрочем, вот конкретный случай.

В том же бою, о котором я начал рассказывать, Ю. А. Антипов оказался на

МиГ-3 в одиночку против пяти Ме-109. Это было то самое соотношение сил, при

котором фашистские летчики охотно завязывали бой. Не имея численного

преимущества, они, как правило, от схватки уклонялись. Интересно, что в этом

проявлялся прежде всего не слабый наступательный дух летчиков противника

(воевать они — ничего не скажешь — умели), а результат прямых указаний

командования гитлеровских воздушных сил, о которых рассказали пленные

немецкие летчики: вступать в бой лишь при явном превосходстве в силах.

Тут такое превосходство было, и Антипову пришлось вступить в неравную

борьбу. Первое, что он при этом обнаружил, был.. отказ пулеметов. Всех трех —

одного за другим. Летчик нажимал на гашетки, а в ответ не возникало ничего —

ни мелкой, нервной дрожи всей машины, ни похожего на стрекотание швейной

машинки треска пулеметной стрельбы, прорывающегося сквозь шум мотора и

шелест потока обтекания, ни дуновения острого запаха пороховых газов.

Пулеметы молчали. Антипов попробовал перезарядку: один раз, другой, третий

— не помогло. Сейчас немцы заметят, что он фактически безоружен, и тогда. .

тогда будет нехорошо.

Оставалось одно: любыми средствами выходить из боя.

Выбрав удобный момент, Антипов с полным газом, с полупереворота

устремился к земле и, оторвавшись таким образом от «мессершмиттов» метров на

восемьсот, пустился домой.

Если бы дело происходило где-нибудь повыше, МиГ-3 свободно ушел бы от

любого немецкого истребителя, но у самой земли это не получалось. А

противник, как на грех, попался упорный — три «мессершмитта» остались

патрулировать в районе боя, но

80

остальные два смело пошли вслед за МиГ-третьим в глубь нашей территории.

Тогда немцы этого особенно не опасались: они считали, — к сожалению, не без

оснований, — что во всех случаях эта территория не сегодня, так завтра будет

занята ими.

Антипов тянул к своему аэродрому — за добрых шестьдесят — семьдесят

километров от места, где начался бой. «Мессершмитты», дымя работающими на

полном газе моторами, медленно сокращали дистанцию.

Вот наконец и аэродром. Сейчас оттуда поднимутся наши истребители, и

зарвавшимся немцам достанется. . Но не тут-то было! Никто не поднялся, и

никому не досталось. Дома не ждали возвращения Антипова со столь необычным

эскортом. Ни одна машина не взлетела на помощь ему. Пришлось обходиться

своими силами. Легко сказать — своими силами! Единственное, чего удалось

добиться, так сказать, для наращивания означенных сил, был один пулемет: упорно повторяя по дороге к аэродрому попытки наладить бортовое оружие, Антипов хоть на одну треть, но оживил его.

Трудно представить себе более тяжелые условия» двукратное превосходство

противника в количестве самолетов и, наверное, десятикратное в огневой мощи, крайне неблагоприятная для «мига» высота, невыгодное исходное положение —

вражеские истребители за хвостом. . Все плохо! Но выхода нет — надо давать

бой.Антипов, неожиданно для противника, ввел свою машину в энергичный, предельно крутой разворот (нет, что ни говори, маневр у «мига» есть!), успел

выйти «мессершмиттам» в лоб и, прицелившись в ведущего, нажал гашетку.

Сухо щелкнула короткая — патрона на четыре — очередь, и. . пулемет снова

замолк. Четыре выстрела! Какой толк от них, когда счет огня в воздушном бою

идет на сотни и тысячи пуль и снарядов в минуту! Но, оказывается, толк был.

«Мессершмитт» горкой с разворотом отвернул на запад и пустился восвояси, оставляя за собой тонкую серовато-белую струйку, тут же испарявшуюся в

воздухе. Второй истребитель, как оно и положено дисциплинированному

ведомому, последовал за ним. Через несколько километров первый

81

«мессершмитт» перешел на снижение и, не выпуская шасси, приземлился на

фюзеляж в лесную просеку.

Немецкий летчик (которого, кстати, взяли в плен только через два дня у

самой линии фронта — он двинулся пешком на запад и едва не ушел), когда дело

дошло до его допроса, сказал: — Мне просто не повезло.

Ему действительно не повезло или, если угодно, крупно повезло Антипову: единственная (одна-единственная!) пуля попала точно в масляный радиатор

«мессершмитта». Масло, конечно, сразу же выбило — это оно светлой струйкой

тянулось за подбитой машиной, — и мотор заклинило.

Опять то же слово — повезло. Нет! Не только повезло! Чтобы попасть одной

короткой очередью за несколько сот метров в жизненно уязвимую часть

вражеского самолета, кроме везения, нужно очень здорово стрелять. Плохому

стрелку так повезти не может. Везет умелому.

Этот случай, как и многие, ему подобные, натолкнул нас еще на одну истину.

Оказалось, что, при всем первостепенном значении летно-технических и летно-тактических данных самолета, воюет не он, не самолет. Воюет человек на

самолете.

А среди свойств самолета, кроме таких, по существу ему присущих, как

скорость, высотность, маневренность, неожиданно видное место заняла, так

сказать, приспособленность аппарата к использованию его человеком: начиная от

устойчивости и обзора я кончая расположением приборов в кабине. Через много

лет возникнет специальная отрасль науки — инженерная психология, — одной из

центральных проблем которой будет изыскание оптимальных характеристик

взаимодействия человека и машины. Многие практические, порой даже чисто

интуитивные наблюдения и находки более раннего времени сорганизуются в

стройную систему.

Но, скажем, изменение внешних форм фюзеляжей наших боевых «яков» и

«лагов», благодаря которому, ценой ничтожно малой потери в скорости, летчикам была дана возможность видеть, что делается за хвостом их машины, —

это было сделано по здравому смыслу, без какой-либо науки, в разгар самого

тяжелого для нас периода войны. Впрочем, на практике уменьшения скорости, даже самого малого, от такого

82

нововведения вообще не произошло, даже наоборот: летчики, получив

полноценный обзор назад, перестали летать с открытым фонарем кабины, что, конечно, съедало гораздо больше скорости, чем небольшой излом очертаний

фюзеляжа.

Машину надо приспосабливать к человеку! Лучше всего, конечно, когда это

заложено в ней конструктивно, так сказать, от рождения, но если нет, то — голь

на выдумки хитра! — человек пытается приспособить к себе машину сам, любыми, пусть самыми кустарными средствами.

Пытались, в меру своих сил, делать это и фронтовые летчики, а особенно —

испытатели, для которых это было чем-то вроде продолжения на войне своей

прямой работы по специальности.

Летчик-испытатель К. А. Груздев, убедившись, что в бою на виражах наш

ЛаГГ-3 не может зайти в хвост «мессершмитту», придумал хитрый прием: отклонять на несколько градусов посадочные щитки крыльев. Это было не так-то

легко! На глубоком вираже, под давящей двух- трехкратной перегрузкой, дотянуться к нижней части приборной доски, нажать кнопку выпуска закрылков, а в нужный момент — когда щитки отклонятся, на сколько требуется, — вернуть