Выслушав мой взволнованный рассказ о происшествии, местный шериф направил отряд вооруженных людей на ферму Айкли, но того уже и след простыл. Его поношенный домашний халат, желтый шарф и бинты для ног валялись на полу в кабинете рядом с креслом в углу, и никто не мог сказать, пропала ли вместе с ним еще какая-то его одежда. Ни собак, ни живности на ферме и правда не обнаружили, зато нашли на стенах дырки от пуль – как снаружи, так и внутри; но помимо этого ничего необычного не выявилось. Ни металлических цилиндров, ни диковинных машин, ни предметов, которые я привез в саквояже…Пропал мерзкий запах, пропала вибрация, исчезли следы на дороге и те три загадочных предмета, которые привлекли мое внимание напоследок.
После бегства я провел в Братлборо целую неделю, опрашивая местных жителей, знавших Айкли, и в результате убедился, что все приключившееся со мной – не сон и не обман. Айкли на самом деле многократно покупал собак, ружейные патроны и химикаты, кто-то действительно многократно перерезал ему телефонные провода; при этом все знавшие его – в том числе и его сын в Калифорнии – показали, что он часто упоминал о своих странных исследованиях. Образованная часть местного общества считала его безумцем и без колебаний объявляла все так называемые вещественные доказательства мистификацией, результатом его безумных проделок, в которых, возможно, участвовали его эксцентричные подручные. Зато невежественная деревенщина подтверждала все его заявления до последней мелочи. Айкли показывал кое-кому из них и фотоснимки, и черный камень и проигрывал им жуткие записи; и все уверяли, что следы клешней на дороге и жужжащий голос один в один похожи на описания этой дьявольщины в старинных поверьях. Старожилы также говорили, что появление подозрительных фигур и голосов вблизи фермы Айкли участилось после того, как он нашел черный камень, и что в последнее время его ферму обходили стороной все, кроме почтальона и горстки самых отчаянных смельчаков. Всем было известно, что и на Темной горе, и на Круглом холме частенько появляются привидения, но я не мог найти никого, кто бы исследовал те места. Случаи регулярного исчезновения местных жителей за всю историю округа тоже нашли подтверждение, и в число пропавших теперь включали и Уолтера Брауна, чье имя упоминалось в письмах Айкли. Я даже встретил одного фермера, который божился, что лично видел в Вест-ривер во время наводнения тело странных очертаний; впрочем, этот рассказ был слишком сбивчив, чтобы счесть его ценным свидетельством.
Покинув Братлборо, я твердо решил никогда не возвращаться в Вермонт и больше чем уверен, что сдержу данное себе обещание. Эти безлюдные лесистые горы и впрямь являются форпостом ужасающей космической расы, и я все меньше сомневаюсь в этом с тех пор, как прочитал об открытии новой, девятой, планеты за Нептуном, в точности согласно предсказаниям жутких тварей. Астрономы, с присущей им пугающей проницательностью, которой они так гордятся, назвали планету Плутоном[13]. Я же, безусловно, считаю, что это и есть мрачный Юггот, и с содроганием размышляю о том, почему чудовищные пришельцы пожелали, чтобы это открытие состоялось именно сейчас. Я тщетно пытаюсь убедить себя в том, что эти демонические создания не изберут новую политику, вредоносную для Земли и ее обитателей.
Но должен еще поведать, чем завершилась та ужасная ночь на ферме. Как я уже сказал, в конце концов меня сморил беспокойный сон, и в обрывках сновидений мне привиделись страшные картины. Что меня разбудило, я так и не понял, но точно помню момент пробуждения. И помню первое смутное впечатление – скрип половиц: в коридоре за дверью кто-то шел крадучись, а потом я услышал приглушенное звяканье дверной щеколды, которую неловко пытались открыть. Впрочем, звуки почти сразу прекратились, и затем я услышал – помню это совершенно четко – голоса из кабинета на первом этаже. Мне почудилось, что я различаю голоса нескольких собеседников; они о чем-то спорили.
Несколько секунд я прислушивался, а затем окончательно проснулся. Тональности голосов заметным образом различались, и всякий, кто хоть раз слышал ту мерзейшую фонографическую запись, смог бы определить природу по крайней мере двух из них. Ибо, сколь бы пугающей ни была моя догадка, я понял, что нахожусь под одной крышей с безымянными тварями из космических бездн: два собеседника говорили тем самым мерзким жужжащим шепотом, который Пришлые использовали для речевого контакта с людьми. Хотя эти два голоса заметно отличались – и по тембру, и по темпу речи, и по выговору, – оба принадлежали одному и тому же окаянному виду.
Третий голос совершенно точно звучал из специального аппарата для озвучивания речи – спикера, соединенного с изъятым мозгом в металлическом цилиндре. В том у меня не было ни малейшего сомнения; скрежещущий безжизненный говор, громко чеканивший слова с монотонной отчетливостью и неспешностью, забыть было невозможно. Я даже не пытался определить, был ли он идентичен тому самому, который я слышал вечером, поняв: любой мозг будет продуцировать вокальные тона одного характера, будучи соединенным с тем же самым аппаратом; единственные отличия могли касаться языка, ритма и скорости речи и произношения. В довершение картины были слышны два подлинно человеческих голоса: один – грубый, неизвестного мне местного жителя; в другом я без труда узнал бостонские мурлыкающие нотки моего давешнего гида, загадочного мистера Даннета.
Силясь разобрать слова, доносившиеся из-под старых толстых половиц, я отчетливо слышал шарканье, топот и скрежет и не мог избавиться от ощущения, что в кабинете внизу полным-полно живых существ – гораздо больше, чем голосов, которые я смог различить. В точности описать это шарканье и скрежет я вряд ли смогу – мне просто не с чем их сравнить. Судя по звукам, в кабинете двигались разумные существа; звук их шагов слегка напоминал легкий цокот, как бывает при касании к твердой поверхности изделий из кости или твердой резины. Или, если воспользоваться более наглядным, хотя и менее точным сравнением, как если бы люди, обутые в деревянные башмаки большого размера, шаркали по начищенному до блеска паркету. Я даже представить себе не мог, как выглядят существа, производящие при движении столь диковинные звуки.
Вскоре я понял, что уловить сколько-нибудь связный разговор не удастся. Отдельные слова – в том числе имя Айкли и мое собственное – то и дело всплывали в потоке речи, особенно четко их произносил аппарат-спикер; но их истинный смысл терялся без внятного контекста. Сегодня я вряд ли смогу составить из них осмысленные фразы; их устрашающий эффект был результатом скорее моих неосознанных предположений, нежели ясного понимания. Я не сомневался, что в кабинете собрался противоестественный конклав чудовищ, но какова была кошмарная цель сего собрания – понятия не имел. Мне стало даже любопытно: почему сразу пришло ощущение злонамеренности и мерзости этого синклита, несмотря на все заверения Айкли в дружелюбии Пришлых?..
Терпеливо вслушиваясь в приглушенные речи, я начал наконец различать отдельные голоса, хотя не мог уловить смысла произносимых слов. Мне показалось, что я даже угадываю некоторые характерные эмоции, сопровождающие те или иные реплики.
Один жужжащий голос, например, говорил с очевидными властными интонациями, в то время как механический, несмотря на его искусственную громкость и размеренность, выдавал подчиненное положение его носителя и временами звучал даже просительно. А в голосе Даннета слышались примирительные интонации. Тембры других голосов я даже не пытаюсь как-то интерпретировать. Я не слышал знакомого шепота Айкли и понимал, что столь слабый звук вряд ли проникнет сквозь толстые половицы моей спальни.
Попытаюсь привести здесь кое-что из разрозненных слов, указывая, кто, по моему мнению, их произносил, а также описать другие звуки. Первые разборчивые фразы звучали из спикера.
(Спикер)
