— Куда пошли?

— Как куда? Ты же разбойника перевозил, Чучу Дихаминджиа, ну и поторапливайся.

Варден слышал звуки выстрелов, слышал, как шлепаются в воду пули. Он обманул поскакавших за ним карателей — отстал от них, и когда они, по его расчетам, скрылись за излучиной реки, вынырнул, осмотрелся и, набрав в легкие воздух, снова нырнул. Так плыл он вниз по течению. Сапоги Варден, прыгая с парома, сразу же сбросил с ног, но отяжелевшая одежда все же мешала ему плыть.

Левый берег реки был совершенно голым — ни деревьев, ни кустика. На него Варден не мог выйти, если б даже повернул назад — на левом берегу он был бы как на ладони. Правый же берег у леса снижался, там были сплошные заросли: у самого берега камыш, а чуть подальше — кустарник. Варден знал это и плыл к зарослям. Конные гвардейцы туда не полезут — там не то что конь, там сквозь заросли и топи даже мышь не проберется.

Варден вышел из воды и залег в камышах. Некоторое время лежал он неподвижно — устал и боялся привлечь внимание преследователей. Только одно движение позволил себе Варден, он провел рукой по груди: за пазухой у него лежал завернутый в кожу сверток с ленинскими "Ответами на вопросы крестьян" и Декретом о земле.

Гвардейцы промчались по противоположному берегу, уже не стреляя. Варден подождал еще немного, потом приподнялся на локтях. Что-то обожгло его шею. Варден притронулся рукой и брезгливо поморщился — это была пиявка. Пиявки впились ему в руки, в лицо, в грудь, а он до сих пор и не чувствовал этого, потому что думал о другом, думал только о том, как уйти от преследователей.

Варден сбросил пиявок, вышел из болота и побежал к лесу. Там, в лесу, — спасение. Но и достигнув леса, Варден не остановился. Он шел качаясь, колени у него подкашивались, и он хватался руками за деревья, потому что не хватало дыхания — что-то стискивало ему горло, казалось, будто какой-то горький, как яд, комок застрял в нем. Варден с трудом откашливался, боясь, что выплюнет кровь и желчь. Но все же он шел, пока не споткнулся о какой-то корень и, теряя сознание, упал ничком.

Было уже около полудня, когда Варден очнулся. Он с большим трудом снял с себя одежду и белье, выжал их, расправил и развесил на ветвях. Закончив эту работу, Варден принялся растирать свое тело, затем бегать вокруг дерева, вернее думал, что бегает — на самом же деле едва передвигал ноги. И все же ему удалось унять противную дрожь, удалось немного согреться.

Когда одежда подсохла, Варден оделся и медленно пошел вверх по течению реки. Как только стемнеет, он должен обязательно проникнуть в деревню. Пусть на каждом шагу там стоят гвардейцы, все равно Варден обязан пройти. Он всегда помнил отцовское наставление: "Начатое дело нужно доводить до конца, сын. Нельзя останавливаться посреди пути. Победа человека начинается с победы над самим собой".

В деревне никто не удивлялся таким проникнутым крестьянской мудростью суждениям Беглара. Многое видел этот умный человек, многое испытал дурного и хорошего, и односельчане дорожили его советами. А Варден вдвойне дорожил ими, они не раз помогали ему в его полной опасностей и лишений жизни.

У очага, за низким столиком-табаки, сидели Мака и Джвебе. Свет луны, проникавший в хижину сквозь распахнутую дверь, и яркое пламя очага освещали лица матери и сына и табаки с угощением — желтым горячим гоми из кукурузной муки, золотистой поджаренной рыбкой, красной от бурачного сока квашеной капустой, грудой зелени и большой, белой, как сахар, головкой сыра-сулгуни. Единственное, что было маленьким за этим столом, — это рыбешка. Миски с лобио и острым соусом — сацебели были большие, стаканы и кувшины для вина — большие… Беглар не любил вещи-недомерки…

Джвебе расправлялся с материнским угощением, как долго голодавший человек, — все казалось ему необычно вкусным, и он никак не мог насытиться.

— Помнишь, мама, сколько такой рыбки ловил Варден?

— Для тебя ловил, дорогой мой мальчик.

— Помнишь, мама, как я отнимал ее у Вардена?

— Конечно, помню, сынок, как не помню.

— А помнишь, как Варден радовался, мама, что я отбираю у него мальков?

— Помню, сынок.

— Та рыбка, что ловил Варден, была вкуснее этой, мама.

— Все, что делалось рукой Вардена, было хорошее, сынок.

— А эту рыбку кто наловил, мама?

Мальков наловил Гванджи, но Мака сказала:

— Отец.

— Ты почему ничего не ешь, мама?

— Я потом поем, сынок.

— Ешь, мама! Сколько времени мы не сидели вместе за столом. Я так соскучился по нашему очагу, по твоим лобио и гоми, по малькам Вардена. Не плачь, мама, Варден вернется.

— Вернется…

— Мальков в самом деле наловил отец, мама?

— В самом деле, сынок, — опять слукавила Мака. Она хотела убедить Джвебе, что отец уже не сердится на него: — Отец две ночи не спал, сынок.

— Знаю, мама.

— Он о тебе думает, сынок.

— Знаю, мама!

Джвебе налил из кувшина вина и, не переводя дыхания, выпил.

— У отцовского вина совсем особый вкус, мама.

— Все сделанное отцом не сравнится ни с чем другим, сынок.

— А Варден похож на отца, мама?

— Варден вылитый отец, мой дорогой мальчик.

— А все же рыбка, выловленная Варденом, была вкуснее, мама.

— Боже, не сведи меня в могилу прежде, чем я увижу Вардена. Помилуй меня, боже.

— Не горюй, мама! Вернется Варден. Сколько людей уже вернулось с фронта и даже из германского плена. И Варден обязательно вернется, мама.

— Твоими устами мед пить, сынок. Ослепла я, ожидая Вардена.

— Вернется Варден, мама. Чует мое сердце, скоро вернется.

— О, господи! Хоть бы поскорее.

С улицы послышалась песня аробщика:

— Я помню, как Варден хотел учиться в гимназии, мама.

— Очень хотел, родной мой… да вот не довелось.

— Не плачь, мама, Варден скоро вернется. Чует мое сердце, мама.

С улицы послышался выстрел.

Джвебе насторожился.

— Похоже на карабин Сиордиа.

— Кто это Сиордиа, сынок?

— Чертова нога! Чума! Наш взводный этот Сиордиа. Снова послышался выстрел, затем второй, третий.

— В кого это стреляют, сынок?

— В Чуча Дихаминджиа.

— Еще не родился человек, который поймает этого Дихаминджиа, сынок.

Джвебе встал, надел шапку и взял стоявшее у стены ружье.

— Не уходи, Джвебе.

— Я должен идти…

— Как бы с тобой не случилось чего, сынок.

— Не бойся, мама! — сказал Джвебе, выбегая во двор.

— Будь осторожнее, Джвебе! — крикнула ему с порога мать.

…Перебравшийся через чей-то плетень Варден оказался в узком проулке. Он не ел уже более суток, и от голода и от усталости у него кружилась голова. Варден провел по груди — кожаный сверток на месте.

Когда с наступлением темноты Варден входил в деревню, он не думал, что так сразу столкнется с засадой гвардейцев. И вот — просчитался. Пронырливый, обладающий нюхом и настойчивостью Татачиа Сиордиа учуял, кажется, даже минуту, когда это произойдет. Гвардейцы пропустили Вардена к центру деревни и, замкнув вокруг него кольцо, открыли огонь, чтобы вынудить сдаться. Выхватив револьвер, Варден, не отвечая на огонь, — он берег патроны, — побежал. Перескочив через плетень, он оказался во дворе Иванэ Эсебуа, оттуда попал в загон Зосиме Коршиа, а затем через лаз в изгороди проник в виноградник Еквтиме Каличава. Пули свистели над головой Вардена. Ему давно знаком этот свист, и Варден, словно заранее предугадывая, откуда и когда будут стрелять, бежал то пригнувшись, то выпрямившись, то зигзагами.