— Именно поэтому человек не должен путать, — заявил Авксентий.

— Да, конечно.

— Сачино, я еще ни разу не ошибался, и никто не уговорит меня сделать ошибку!

Сачино словно дали пощечину. Он пробормотал:

— Не понимаю я тебя.

— Все понятно, по-моему. Дорогой мой Сачино, я не дам фальшивую справку не только тебе, но и самому богу. — И секретарь уже более мягко прибавил: — Если бы я был уверен, что ты хочешь уменьшить годы ради Аграфены…

— Как то есть уменьшить?

— Если ты хочешь казаться моложе, чтобы жениться, я так и быть…

Сачино позеленел от обиды:

— Извиняюсь, батенька, но мне нечего молодиться даже из-за Аграфены. За меня в прошлом году сватали сорокалетнюю женщину! И я глазом не моргнул — выпроводил сваху.

— Если так, получишь справку истинную.

— Нет! Ты дашь такую, как я…

— И не подумаю!

— Выдашь, говорю! — Сачино стукнул кулаком по столу.

— Отстань, Сачино, а то все Пиртахия и Кордзахия узнают, что ты задумал какую-то махинацию.

— Что ты говоришь?!

— Тогда для чего тебе уменьшать свои годы?

— Я думал, ты человек…

— Я человек честный, — важно сказал Авксентий и встал, показывая, что разговор окончен. — В плохом я никому не помощник.

Авксентий увидел, что здоровенный, богатырского сложения старик словно уменьшился в росте. Что делать? Поговорить с ним, расспросить, для чего ему нужна метрика? Теперь уже поздно возвращаться к началу разговора… Сачино прошел мимо окна. Издали он казался совсем маленьким.

Сачино шел, сам не зная куда. Все кончилось для него.

С трудом передвигая ноги, старик брел по улице, никого не видя и не слыша. Из тумана прошлого вереницей поднимались былые дни.

Двадцать лет ему было, когда он полюбил Аграфену. Но кто бы тогда разрешил, чтобы Кордзахия вышла замуж за Пиртахия?.. Между родами была кровная вражда, мост через Цхенисцкали срубили, и влюбленные могли лишь переговариваться через реку. Но и этому крохотному счастью скоро пришел конец — Аграфена сообщила, что ее выдают замуж в дальнее село Самурзакано. Сачино решил похитить девушку. Но где им приютиться? Не бежать ведь в лес? Два дня он искал убежища, договорился с одним человеком, однако уже было поздно. Отец Аграфены предусмотрел все. Он посоветовал жениху увезти Аграфену ночью, на второй день после помолвки.

Сачино чуть не помешался. Для чего он медлил? Будто так уж необходимо иметь крышу над головой. Не только в лес, в болото надо было забраться, лишь бы добиться счастья. Так ему и надо.

Аграфена была вдвойне несчастлива в семейной жизни. Муж оказался таким скрягой, что про него рассказывали: не разрешает жене поворачиваться с боку на бок в постели, простыни, мол, изнашиваются. Он был и ревнив — не выпускал ее даже на улицу. Сачино знал, Что Аграфена ненавидит мужа, жалел ее и страдал за нее.

Прошло почти полвека. Аграфена неожиданно вернулась в Дагмартула. Муж умер, детей не было, и она снова переехала в родное село. Сачино словно родился заново. Он не верил тому, что снова видит Аграфену, снова слышит ее голос.

Она жила у старшего брата. Сачино ждал, пока не пройдет срок траура, чтобы открыть перед Аграфеной двери своего дома. Все шло хорошо — и вдруг на тебе!

Ночью он так и не смог заснуть, а утром встал и твердым шагом направился в парикмахерскую. Впервые за пятьдесят лет к его длинной бороде прикоснулись ножницы.

— Волосы тоже подстриги. И покороче, — сказал он парикмахеру.

— В чем дело, Сачино? — спросил парикмахер.

Сачино не ответил. Лицо его светилось улыбкой. Надо будет еще сузить внизу брюки, надеть вместо башлыка новую шапку, потуже затянуть пояс.

Сегодня же скажу Аграфене, чтобы переселялась ко мне. Хватит, столько ждал! Подумаешь, траур. Снимет его раньше времени, и мир от этого не перевернется. Да и вообще стыдно в наше время траур носить! Сейчас же пойду на ферму!

Сачино выбежал из парикмахерской, забыв заплатить. Дома он торопливо переоделся.

Кинтирия не узнал его: легкая походка, высоко поднятые плечи, новая одежда.

— Это ты, Сачино? Ничего не понимаю.

— А что такое? — Будто не замечая изумления Кинтирия, он поправил пояс. — К чему одежде валяться в сундуке. Моль поест…

— А бороду тебе тоже моль объела?

— Давно собирался подстричь. Немножко перестарался Харитон, но разве я не выгляжу лучше?

— Если говорить о красоте, то… хорошая одежда и быка украсит, не то что человека!.. — Кинтирия сам не знал, что говорит. Он не мог глаз оторвать от Сачино. Тот лихо сдвинул шапку на затылок и протянул руку:

— Дай-ка ружье. Что ты так на меня уставился?

— Ты пришел сменить меня? — совсем обезумел Кинтирия. — В таком виде только на смотрины невесты идти.

"Почти угадал, стервец, — подумал Сачино. — Только не на смотрины, а жену в свой дом ввожу".

Он побрел по двору, отыскивая глазами Аграфену. Кинтирия смотрел ему вслед. Рот его так сжался, что его не раскрыть и лезвием ножа. С чего это старый хрыч так помолодел? Горе тебе, Кинтирия, горе! И он отвернулся, чтобы не видеть, как Сачино направляется к птичнику.

Аграфена собирала яйца. Увидев Сачино, она чуть не выронила из рук корзину.

— Господи, это ты?

— Кому же еще быть! Я… Теперь мода такая, да и Харитон проклятый немножко перестарался, — неловко сказал Сачино. — Смешным стал?

— Вовсе нет. Только где мне, старухе, тягаться с таким молодым…

— У этого молодого есть просьба к тебе.

— Пусть скажет. О чем он может просить?

— Давай не станем откладывать до осени. Переходи ко мне.

Аграфена смутилась. Она продолжала держать в руках корзину с яйцами и молчала.

— Как же, Сачино… я еще не сняла траур. Что скажут люди? Обождем немного…

Обождем! Он не имеет возможности ждать. Если бы она знала, что с ним собираются сделать, бегом побежала бы в его дом. Но ведь не скажешь ей правды себе на позор…

Аграфена хотела скрыть свое волнение, боялась показать Сачино, что сама хочет скорее перейти к нему. Она помолодела от волнения. Перед Сачино была прежняя милая девушка. Глаза ее светились лаской и теплом. И Сачино угадал — если бы не траур, она прямо отсюда пошла бы с ним в его дом.

— Не обижайся, Сачино, — тихо сказала Аграфена. — Бог свидетель, и я не хочу откладывать.

— Твоя воля, — ответил он, сжав зубы.

— Боюсь только, не перехватила бы тебя какая-нибудь девчонка.

Аграфена рассмеялась.

Сачино не умер на месте только потому, что где-то в глубине души не доверял Кинтирии. Кому не приходилось испытывать, как драгоценна хотя бы мельчайшая крупица надежды. За нее хватаешься, как за соломинку. Но соломинка тонет, и ты снова видишь горькую действительность. У Сачино не было надежды даже на соломинку. Он ушел с фермы, чтобы повидать друга своей юности Ипполита Пиртахия.

Ипполит был на год старше Сачино, но в колхозе уже не работал и сидел дома. Дело он себе все же находил, постоянно возился в саду и на огороде, что-то чинил, латал.

— Без работы заржавеешь, что твоя лопата, — говаривал он.

Ипполита ждала та же участь, что и Сачино. Возможно, он что-либо слышал, и уж, конечно, ничего не скроет от друга. Так думал Сачино. Вдруг он спохватился, что забыл оставить на ферме ружье, и рассердился на себя. Чего это он так струсил, совсем голову потерял.

Ипполит улыбнулся, увидев Сачино.

— Вооруженный пришел? Пойдем посидим под орехом.

— У меня секретное дело, — мрачно сказал Сачино. — Пойдем в дом. Запри дверь, чтобы никто не вошел.

И он подробно рассказал Ипполиту все, что говорил Кинтирия.

— Не вижу в этом ничего плохого, — сказал Ипполит. — О тебе заботятся, желают тебе добра…

— А если я не хочу такой заботы?

— И не надо. Тебя же не загоняют туда насильно?

— Если б добровольно, тогда другое дело…

— Как, разве не по желанию будет?

— Как семьдесят стукнуло — все!

Ипполит усмехнулся: