Торговец подсчитал, что если Счастливица будет шагать по четыре часа в день, ей потребуется всего пара-тройка недель и капелька удачи, чтобы благополучно добраться до Чифэна. Правда, она только-только пошла на поправку, так что задача перед ней стояла трудная, но все-таки выполнимая. Преподобный Кэрроуэй вовсе не собирался ее подгонять: как бы медленно ни двигался обоз, пусть даже по нескольку километров в день, рано или поздно он окажется там, где нужно.

Преподобный верил, что Бог его не оставит.

Старина Би согласился пустить слониху пешком. Это неминуемо тормозило обоз, зато щадило упряжных. У кучера имелись и собственные планы на путешествие, свой расчет, только он о нем помалкивал.

Вопрос с перевозкой решился, оставалось разобраться с продовольствием.

Обычные расходы на питание преподобного Кэрроуэя не пугали. Однако среди его животных было два настоящих проглота: Счастливица и Стражник.

Стражник поглощал на удивление много мяса, не меньше пяти килограммов ежедневно. Впрочем, он был не привередлив, уплетал все, что дадут, будь то свинина, говядина или баранина, курятина или утятина. К тому же льву предстояло провести всю дорогу в клетке, а значит, его рацион можно было слегка сократить.

Прокормить Счастливицу было сложнее.

С тех пор, как преподобный Кэрроуэй стал ее содержать, Счастливица окрепла, прибавила в весе, к ней вернулся аппетит. За два месяца она потяжелела на полтонны, каждый день съедая по меньшей мере пятнадцать килограммов сена или бамбуковых листьев с горкой фруктов и овощей в прикуску.

Везти с собой столько слоновьей провизии было невозможно, а раз так, нужно было восполнять запасы по пути. К счастью, старина Би не раз колесил по дороге от Пекина до Чифэна и хорошо знал местные почтовые станции и деревни. Он бил себя в грудь и уверял, что летом, да еще в такой мирный год, когда военные стычки и разбойные нападения стали редкостью и на тракте было относительно спокойно, раздобыть слонихе еды не составит большого труда – готовь только денежки. У степных аратов всегда найдутся кормовые травы. Счастливица к ним, может, и не привыкла, но голодная смерть ей точно не грозит.

А если уж совсем будет худо, добавлял старина Би мысленно, бросим зверюг и доберемся до Пекина или Чифэна без них. Он до сих пор не мог взять в толк, зачем преподобный из кожи вон лезет, чтобы увезти животных за Великую стену.

Уладив последние мелочи, преподобный Кэрроуэй выдохнул с облегчением, довольный тем, как все устроилось. Его карманы стремительно пустели, но главное – дело двигалось. Он опустился на колени и вознес хвалу Господу. Если бы старина Би, надеясь вылечить сына, не привел тогда Сяоманя в церковь, а Сяомань не сжег сарай, прощать мальчика было бы не за что, и старина Би не стал бы выручать преподобного. Если бы не Божья помощь, разве могло все так удачно сложиться?

Старина Би пообещал: как только кучерам заплатят, он тут же возьмется за работу, и через десять дней можно будет отправляться в путь. Смотритель зоопарка в свою очередь заверил, что за десять дней приведет и Счастливицу, и других подопечных в наилучшую форму. Преподобный хотел было взять смотрителя с собой, чтобы тот ухаживал в дороге за животными. Смотритель вежливо отказался. Зоопарк ему осточертел, он уже купил билеты домой и только и ждал того часа, когда передаст зверей миссионеру и поднимется на борт парохода… бросив менее удачливых обитателей «Сада» на произвол судьбы.

Священнику оставалось устранить всего одну досадную загвоздку.

Преподобный Кэрроуэй влетел в кабинет епископа и хлопнул на стол из красного дерева конверт с письмом. Внутри оказался один-единственный листок, исписанный витиеватым почерком, которым преподобный так гордился. В письме говорилось, что преподобный Кэрроуэй несет полную ответственность за свои действия – миссионерское общество не имеет к ним ни малейшего отношения.

Епископ обреченно взглянул на него и поинтересовался, что он выдумал на этот раз.

– Мне нужно рекомендательное письмо для ямэня, – заявил преподобный. – Эту объяснительную оставьте себе. Если я наделаю глупостей или со мной что-нибудь случится, вы всегда можете сказать, что меня погубило собственное безрассудство, а не ваша халатность.

Епископ покачал головой.

– Зачем упрямиться, если сам знаешь, что поступаешь безрассудно? Ты и в Америке был таким же сумасбродом?.. – Он вдруг запнулся.

Не дожидаясь, пока епископ возьмет свои слова обратно, преподобный Кэрроуэй расплылся в доверчивой, ребячьей улыбке.

– Верно! И в Америке!

– Надеюсь, ты еще помнишь, зачем мы здесь, в Китае. Да пребудет с тобой Господь!..

Преподобный Кэрроуэй указал пальцем вверх.

– Ради этого я и еду в Чифэн.

Не найдя, что ответить, епископ вздохнул, подписал рекомендательное письмо, а затем взял объяснительную и невозмутимо спрятал ее в ящичек стола.

Знойным июльским утром, на заре, обоз преподобного Кэрроуэя тронулся в путь. Рассветное небо на горизонте поблескивало золотой кромкой, предвещая очередной ясный, душный день.

Ровно в семь часов преподобный Кэрроуэй, облаченный в черную шелковую рясу, опрятный и строгий, занял свой пост в воротах «Сада десяти тысяч зверей». Счастливица встала рядом; остальных животных уже рассадили по клеткам. Немец радостно вглядывался в дорогу, надеясь поскорее распрощаться с опостылевшим бременем.

Старины Би было не видать: ему предстояло забрать из церкви на Дэншикоу вещи преподобного, встретиться с другими кучерами и только затем выехать с ними за город и погнать лошадей к зоопарку.

Прошло около получаса; наконец вдалеке послышались скрип деревянных колес и неровный перестук копыт. Преподобный поднял голову. Четыре огромные повозки в облаке пыли спешили друг за другом к воротам. Сердце преподобного забилось быстрее – то, о чем он так долго грезил, наконец сбывалось. Он сжал крест на груди и легонько погладил его большим пальцем, сгорая от нетерпения.

Вскоре обоз остановился у ворот зоопарка. В первой повозке восседал старина Би. Повозка была ему под стать – такая же потрепанная; концы оглобель, на которых болтались разноцветные шелковые ленты, истерлись и стали совсем круглыми, колеса покрылись щербинами. Белый навес – грубый холст, натянутый на бамбуковые жерди – был штопан-перештопан, весь в толстых стежках, отчего тому, кто смотрел на него снизу вверх, казалось, будто по ткани ползают сколопендры. Впрочем, два пегих мерина в упряжи были полны сил и то и дело нетерпеливо ржали.

Кучера, которых отыскал старина Би, правили такими же, как у него, видавшими виды, но еще крепкими повозками. Предстоящая работа была им по душе, иметь дело с миссионером было выгодно – он щедро платил. Правда, на тракте было не слишком спокойно. Зато в Чифэне можно было нагрузить телеги астрагалом[27], переправить его в Пекин и выручить за это неплохие деньги. Так что старине Би не пришлось тратить много времени на уговоры.

Пристроив повозки, кучера начали суетливо перетаскивать в них клетки с животными. Сладить со львом оказалось труднее всего – под деревянную клетку пришлось подложить бревна, чтобы сдвинуть ее с места. Стражнику это не понравилось. Он беспокойно вертелся и то и дело пытался хватить кого-нибудь лапой. Еле-еле старина Би упросил товарищей вернуться к работе.

Преподобный раздобыл широкий кусок брезента и накинул его на клетку, чтобы не пугать никого по дороге.

С остальными животными возились куда меньше. Очень скоро их разместили в телегах – павианы поверещали, да и только, питон даже не шелохнулся, так и лежал, свернувшись в клубок. Разве что тигровые лошади, Талисман и Везунчик, заартачились и все никак не давали старине Би набросить на них веревку – то вставали на дыбы, то тянули шеи, пытаясь укусить упряжных. Кончилось тем, что смотритель зоопарка саданул по ним кнутом, надеясь, что строптивцы запомнят урок.