— А ты все-таки живая, — он усмехается уголками губ.
— Что? — Уэнсдэй слабо хмурит брови, от чего между ними залегает крошечная складка, и поводит плечами, сбрасывая его руки. Отходит на шаг назад, ревностно оберегая такие важные для неё личные границы.
— Твоё сердце. Оно бьётся совсем как у обычного человека. Я только что почувствовал, — он внимательно следит за реакцией Уэнсдэй, склонив голову набок. Вместо ответа она закатывает глаза.
Налетает порыв холодного ветра, и Аддамс зябко ежится, обнимая себя руками. Переминается с ноги на ногу, снова едва уловимо хмурится, словно ей неуютно под его пристальным взглядом. Но уходить отчего-то не спешит. А Ксавье жалеет, что растерялся — целую минуту его ладони были на ее плечах, одно крохотное движение наверх, и он смог бы прикоснуться большим пальцем к ее шее, скользнуть вверх по щеке, обвести контур столь манящих губ. А затем наклониться ниже, прикрыв глаза и не опасаясь напороться на ее колючий взгляд, и наконец…
— Я ухожу, — безапелляционно констатирует Уэнсдэй.
— Подожди, — он протягивает к ней руку, но Аддамс быстро делает шаг назад. Пальцы Ксавье хватают воздух. Что же, он знал, что будет нелегко. — Извини. Я не хотел тебя напугать или вроде того…
Она уже открывает рот, чтобы произнести какую-нибудь острую фразу в стиле: «Тебе не по силам меня напугать», но он не даёт ей сказать.
— Слушай, я шёл за тобой, чтобы сказать. Раз уж ты пригласила меня на бал вынужденно, и теперь все карты раскрыты… В общем, я не в обиде.
— Я должна этому обрадоваться? — Аддамс держит несокрушимую оборону. Впрочем, иного он и не ждал.
— Можешь относиться к этому как угодно, мне в общем-то без разницы. Я просто хотел спросить, не хочешь ли ты повторить своё приглашение уже по-настоящему?
— Нет, — как всегда коротко и резко словно точный удар шпагой. Убийственный удар.
— Но… почему? Что не так? — вопросы срываются с губ против его воли, но Ксавье слишком отчаянно хочется знать, занимает ли он хоть немного места в ее мыслях.
— Ты застал меня врасплох, приглашение было вынужденным. Раз ты теперь в курсе, я снимаю с себя всякие обязательства и предпочту провести вечер с большей пользой, нежели слушать неинтересную музыку в окружении неинтересных людей, — к концу фразы ее тон становится ещё жёстче обычного, словно Уэнсдэй жутко раздражает необходимость объяснять столь очевидные вещи. Возражать Ксавье не решается, только поднимает руки перед собой в примирительном жесте.
— Хорошо, дело твоё. И чем планируешь заняться?
— Зачем мне рассказывать? Я все ещё не верю, что монстр является к тебе во снах.
О нет, Аддамс, ко мне во снах являются монстры и похуже. Например, ты.
Но Ксавье, конечно же, не расскажет ей об этом, ведь это значит открыто признать свою слабость, окончательно убедить ее в способности влиять на него. Все равно что вручить топор своему палачу.
— Ты ошибаешься, я не имею никакого отношения к монстрам и убийствам. Но я не жду, что ты поверишь мне на слово.
— Облегчу тебе задачу — я вообще никому не верю. Думаю, мы закончили, — она как обычно уходит резко и не прощаясь.
Ксавье провожает Уэнсдэй долгим взглядом, но чувствует себя значительно спокойнее, чем десять минут назад. Буря эмоций ненадолго улеглась от осознания, что раз он не будет прикасаться к ней во время танца на балу, не будет и никто другой. Что же, пожалуй, на данный момент это лучший исход из всех возможных.
Комментарий к Часть 2
Постаралась учесть замечания читателей)
Очень жду ваших отзывов, мне это крайне важно)
========== Часть 3 ==========
Это худший исход из всех возможных.
— Оу, зацените! — удивляется Аякс. Или восхищается, кто его разберёт.
Ксавье лениво прослеживает направление его взгляда и… Уже второй раз за день у него перехватывает дыхание. Она здесь. Единственное чёрное пятно в сиянии окружающей белизны, в роскошном платье готической принцессы, с короной из тугих кос на голове, с обнаженными, до боли изящными руками… И с этим ничтожеством Тайлером Галпином. Он выглядит как полный идиот, бестолково озираясь по сторонам и временами стреляя глазами в сторону Уэнсдэй. С такого расстояния Ксавье не может различить, что выражают эти взгляды, но взбудораженное воображение услужливо дорисовывает за него — конечно же, этот недоумок глядит на неё с желанием обладания и явно прикидывает, в какой укромный уголок утянуть ее для поцелуя.
— Ауч! — Бьянка выдёргивает свою руку из его ладони и потирает пальцы. Вероятно, шокированный увиденным Ксавье сжал ее руку слишком сильно, но он даже не замечает этого, впившись взглядом в своего соперника.
Нет, этот неотесанный болван не может ей нравиться, они смотрятся вместе абсолютно иррационально. Больше всего на свете Ксавье боится, что проклятый Галпин сейчас протянет руку и коснётся обнаженного запястья Уэнсдэй. Это будет невыносимо, одна только мысль об этом искажает лицо Ксавье гримасой боли. Нет, Тайлер не имеет никакого права быть рядом с ней, ведь его скудного ума даже не хватит, чтобы оценить ее по достоинству. Она подобна сокровищу, чёрному бриллианту, не предназначенному для касаний простых обывателей. Ксавье не уверен, что сумеет сдержаться, если продолжит смотреть, но и оторвать взгляд боится — вдруг, стоит ему отвести глаза, Тайлер попытается взять ее за руку?
Он недолюбливал Галпина ещё с прошлого года, когда тот со своими мерзкими дружками испортил роспись, над которой Ксавье работал несколько недель. Но прежде при виде Тайлера он ощущал лишь презрительную брезгливость, словно встретил неприятное насекомое. Теперь же сознание заполняет новое чувство, доселе ему незнакомое — чистая, незамутненная ненависть. Он кривит губы и сжимает ножку бокала с такой силой, что на руках выступают вены. Если бы Ксавье Торп и впрямь был монстром, каковым его считает Аддамс, он бы сиюминутно вонзил когти в глотку соперника.
Это пугает до дрожи.
Уэнсдэй очень опасна.
Она настолько сильно отравила его разум, что он готов наброситься на любого, кто посягнёт на неё.
Ксавье даже не знает, что именно он испытывает к чертовой Аддамс. Какой-то клубок из обжигающе-болезненных эмоций, разобрать который на отдельные составляющие не представляется возможным.
Физическое желание? О да, несомненно. Сколько раз он видел во снах, как с вишневых губ срываются стоны, как она выгибается навстречу ему и едва слышно шепчет: «Не останавливайся»… И когда на тренировках по фехтованию он украдкой следит за гибкими движениями Уэнсдэй, он не может не представлять ее в своей постели. На столе в своей мастерской. На подоконнике в темном коридоре школы. Что же, тут все очевидно.
Но вот остальные чувства не так однозначны. Несмотря на свой суровый вид, она совсем миниатюрная и порой кажется очень беззащитной. Конечно, Ксавье понимает, что внешний вид обманчив, и в случае опасности она с легкостью постоит за себя, но… Ему хочется защитить ее. Уберечь от кошмарного монстра, которого она с таким рвением разыскивает. Хочется, чтобы она могла ему доверять. Хочется бережно заправить за ухо выбившуюся чёрную прядь, провести тыльной стороной ладони по мертвецки белой щеке, прижать к себе, с упоением вдыхая аромат, ставший для него почти наркотическим.
Уэнсдэй и Тайлер разговаривают, стоя в дальнем углу зала.
Уже целых одиннадцать минут.
Ксавье не уверен, что у него самого когда-либо был столь продолжительный диалог с Уэнсдэй. Он залпом осушает третий бокал, не чувствуя вкуса алкоголя. Ревность терзает его, и эта боль похожа на зубную — от неё нельзя абстрагироваться, невозможно отвлечься, она уничтожает все прочие мысли. Стучит набатом в висках, и Ксавье обхватывает голову руками. Отчаянно хочется запустить пальцы внутрь мозга и вырвать оттуда ядовитый сорняк, заставляющий его страдать. Аддамс была права насчёт выкалывания глаз из-за бала, сейчас он бы с удовольствием сделал это, лишь бы не видеть ее с другим.
