Но кошмары все-таки приходят.

Совершенно новые, какие ему не снились никогда прежде.

Они выглядят настолько реальными, словно он наблюдает за происходящим со стороны. Он видит, как доктор Валери Кинботт, его психолог, корчится от боли на полу своего кабинета, истошно кричит, царапая ногтями пол, залитый кровью. Кошмарный монстр нависает над ней, скаля огромные клыки и раздирая ее плоть острыми как кинжалы когтями. Ксавье пытается сдвинуться с места в попытке помочь ей, но его ноги словно приросли к полу, он совершенно не может пошевелиться. Может только наблюдать. Крик Кинботт срывается на фальцет, уродливое алое пятно растекается по светлому паркету все шире. Монстр словно упивается ее страданиями, нанося глубокие раны раз за разом. Яростно, но при этом безжалостно медленно. Ксавье откуда-то знает, что ни один из ударов не окажется смертельным, но она умрет от кровопотери раньше, чем успеет получить помощь.

Снова проснувшись в ледяном поту, он долго смотрит в потолок, в ушах до сих пор звенят надрывные крики и булькающие хрипы предсмертной агонии. Очевидно, сегодняшней ночью ему больше не сомкнуть глаз.

До самого рассвета Ксавье мучает бессонница, и как только небо на востоке окрашивается в розовый, он встаёт и отправляется в мастерскую. Как знать, быть может, если воплотить видение на бумаге, оно не сбудется наяву? Эта мысль кажется очень сомнительной, но он попросту больше не в состоянии лежать в постели.

Ксавье заканчивает портрет Кинботт уже ближе к вечеру и, немного подумав, вновь заносит кисть над холстом. С десяток резких мазков, и ее лицо пересекают глубокие уродливые порезы с подтеками крови. Совсем как во сне. Картина получается пугающе реальной, он накрывает ее плотной тканью и покидает мастерскую. Он обязан что-то предпринять. Поначалу Ксавье порывается позвонить Кинботт, но быстро отметает эту мысль — несмотря на то, что она работает с изгоями, она обычный человек. Нормисы редко верят в предсказания. В лучшем случае она не воспримет слова Ксавье всерьёз, в худшем — позвонит отцу и расскажет, что его сына посещают бредовые идеи. Может, стоит пойти по стопам Уэнсдэй и провести самостоятельное расследование? Раньше он счёл бы подобную затею абсурдной, но теперь… Монстр существует. И он убивает людей вновь и вновь. Завтра его жертвой может стать кто-то из близких Ксавье. Например, Уэнсдэй. От одной только мысли об этом ему становится до дрожи страшно.

Наверняка, в библиотеке Белладонны есть информация обо всех существующих в мире чудовищах. У любого монстра есть уязвимое место. Нужно лишь выяснить, какое именно. Ксавье знает, как выглядит монстр, надо только отыскать в книгах соответствующее изображение и описание. Поначалу задача кажется простой, но уже через час становится очевидно, что это совсем нелегко — перерыв с десяток самых разнообразных книг, Ксавье не находит ничего и близко похожего на чудовище из кошмаров.

Проходит ещё час.

Затем второй.

Строчки книг уже плывут перед глазами, но поиски по-прежнему не приносят своих плодов.

От монотонного перелистывания пожелтевших от времени листов его начинает клонить в сон. Ксавье уже собирается пойти вздремнуть и вернуться сюда завтра на рассвете с новыми силами, как вдруг…

— Дядя Фестер?

— Кто такой дядя Фестер? — он выходит из темноты арки с книгой в руках. Долю секунды Уэнсдэй выглядит растерянной, а затем, явно решив, что лучшая защита — это нападение, пускается в атаку.

— Что ты тут делаешь? — требовательно спрашивает она.

— Я член общества Белладонны и не обязан отчитываться, — парирует Ксавье. — А ты чего тут бродишь посреди ночи?

— Почитать пришла, — в ее голосе звучит сарказм.

Чертова Аддамс снова ведет себя так холодно, словно прошлой ночью между ними ничего не было. Ксавье не понимает, случайно или намеренно она выбирает такую линию поведения. Возможно, ей и вправду сложно понять нюансы взаимоотношений между людьми. А возможно, она просто издевается над ним, дергая за ниточки словно умелый кукловод и упиваясь своей властью. Шаг вперёд, два назад.

— Про монстра? Не теряй время, о таком существе здесь нет книг, — он подходит к ней ближе, но Аддамс тут же делает несколько шагов в сторону. Это простое движение задевает Ксавье сильнее, чем ее отстранённый вид и колкие фразы.

— Кто бы сомневался.

Эти слова окончательно его добивают.

Черт возьми, неужели после всего произошедшего она ему не верит?

Как? Почему?

Горечь обиды отравляет разум. У Ксавье начинают дрожать руки.

Каждый день чертова Аддамс нещадно растаптывает его достоинство, то отдаляя, то приближая к себе. Заставляет забыть про гордость и даже про инстинкт самосохранения. А он все равно готов отправиться за ней хоть к самому Дьяволу, лишь бы только постоянно видеть бездонную черноту глаз и ощущать проклятый аромат цитрусовых.

Очевидно, Уэнсдэй решает, что диалог окончен и безразлично отворачивается.

Последнее слово как всегда остается за ней.

Как бы не так. Ксавье не намерен доставлять ей такого удовольствия.

— Знаешь, в чем твоя беда? — зло выплевывает он. Уэнсдэй оборачивается, во взгляде вспыхивают недобрые огоньки.

— Ну давай, раскрой мне глаза, — ее голос буквально сочится ядом.

— Не отличаешь друзей от врагов, — Ксавье скрещивает руки на груди. Ему совсем не хочется демонстрировать свои эмоции, которые она примет за проявление слабости, но надменный вид Аддамс выводит из себя, и он срывается. — Я с самого первого дня был на твоей стороне! Я спас тебе жизнь! Я верил в твои теории, когда не верил больше никто! А в ответ получаю только подозрения! Как ты можешь так себя вести после всего этого?!

— Ладно. Давай откровенно, — Уэнсдэй наконец делает несколько шагов к нему. — Каждый раз, когда нападает монстр, ты где-то рядом. Начиная с Роуэна на фестивале урожая. И ты рисуешь, как одержимый.

О да, с этим он не может спорить.

Пожалуй, это самое подходящее слово для описания происходящего.

Вот только Аддамс не знает, что большинство его картин изображают отнюдь не монстра. А ее саму.

Это она тот самый демон, вселившийся в его душу и сделавший его одержимым.

И никакой обряд экзорцизма уже не спасёт.

— …и не будем забывать твоё появление у особняка Гейтсов, когда ранили Тайлера.

— Если я и есть монстр, почему я не убил тебя? — в несколько шагов Ксавье сокращает расстояние между ними до минимального.

Это невыносимо.

Какой бы горькой не была обида, сокрушительное желание прикоснуться к Аддамс всегда оказывается сильнее.

Как ей удаётся быть такой ледяной и такой притягательной одновременно?

Как ей удалось так легко поставить его на колени?

— Потому что по какой-то непостижимой причине я тебе нравлюсь.

Не в силах совладать с собой, Ксавье склоняется к ее губам. В самую последнюю секунду Уэнсдэй отворачивается.

— Нравишься. Очень сильно нравишься. Да вот только чем? — с горечью выплевывает он и, быстро обернувшись, покидает библиотеку.

***

Следующим утром Ксавье все-таки решается позвонить доктору Кинботт и попросить о встрече.

Она ожидаемо не воспринимает его слова всерьёз. Говорит что-то о нервном перенапряжении, о необходимости больше отдыхать, о возможности выписать рецепт на снотворное.

Ксавье ее почти не слушает.

Следующим вечером он узнаёт, что Валери Кинботт умерла в больнице от кровопотери после нападения монстра.