Сегодня она может позволить себе небольшое промедление — буквально несколько дней назад она благополучно завершила пятую по счету книгу о приключениях Вайпер, а вчера дело о маньяке-потрошителе подошло к своему логическому концу. Расследование выдалось крайне непростым и растянулось почти на два года, но в итоге увенчалось успехом — преступника благополучно взяли под стражу.

Аддамс осталось всего-навсего собрать все имеющиеся материалы дела и сдать их следователю. Дурацкая бюрократия всегда являлась для неё самой нелюбимой частью в работе, но, к сожалению, самой необходимой.

Но исключительность сегодняшнего дня состоит не только в этом.

Есть кое-что ещё.

Уэнсдэй ещё пару секунд разглядывает пожелтевший кленовый лист, лежащий на асфальте в нескольких сантиметрах от колеса её Мазерати — очередной порыв ветра подхватывает его и безжалостно швыряет в лужу — а потом переводит взгляд на бело-синюю коробочку в своей руке. Впрочем, это скорее формальность, чтобы подтвердить очевидные догадки. Аддамс почти не сомневается, что увидит на тесте две полоски — уже несколько дней она просыпается с небольшим недомоганием. Не таким чудовищно-невыносимым, как в первый раз, но достаточно ощутимым, чтобы это проигнорировать.

Полтора года назад, когда Уэнсдэй решительно выбросила в мусорное ведро противозачаточные, она вовсе не намеревалась торопиться. Но многочисленные попытки, о которых Ксавье и не подозревал — ведь она так и не посвятила его в собственные планы — раз за разом заканчивались провалом.

И постепенно это стало самой настоящей идеей фикс почти наравне с поимкой маньяка-потрошителя.

Скрывать подобное от излишне проницательного Торпа было непросто. Особенно учитывая, что она неоднократно врывалась к нему в галерею посреди бела дня, чего прежде никогда не делала.

— Ты ведёшь себя… странно, — в который раз повторял он, пока её настойчивые пальцы уверенно расстегивали ремень на его джинсах. — Как будто у нас какой-то медовый месяц.

Но медового месяца у них не было даже после свадьбы. Кажется, тогда Ксавье даже купил билеты на Сицилию, но поездку пришлось отложить — вторая книга о Вайпер побила рекорды по продажам, всего за пару недель взлетев на первые строчки в списках бестселлеров, и издательство тут же предложило выгодный контракт. Вдобавок подвернулось новое интригующее дело.

А потом и сам Ксавье загорелся идеей открыть собственную галерею совершенно нового формата — и жизнь закрутилась сумасшедшим водоворотом, не оставляющим времени на отдых.

— Прекрати жаловаться, — в который раз отвечала Уэнсдэй, с лихорадочной поспешностью избавляясь от одежды и аккуратно набрасывая строгий пиджак на спинку стула.

Уже привычный ритуал, чтобы ни в коем случае ничего не помять — ведь впереди её ждала многочасовая работа в агентстве.

— Я не жалуюсь, просто… Черт, — последние возражения тонули в низком стоне, когда её губы смыкались вокруг напряженного члена.

Так-то лучше. Лишь теперь Аддамс в полной мере оценила его патологическую неспособность выстоять перед её сокрушительным напором — в противном случае Ксавье непременно начал бы задавать неудобные вопросы. Благо, он принимал её странное поведение за проявление невероятной всепоглощающей любви, от которой ему самому ещё в шестнадцать полностью отшибло мозги. Пусть лучше думает так. Не объяснять же ему в самом деле, что именно сегодня тот самый единственный день в месяце, когда задуманное может осуществиться.

Как только всё заканчивалось, она быстро одевалась, наспех переплетала косы и мчалась по своим делам, категорически не терпящим отлагательств. И так на протяжении полутора лет. Вот только ничего не получалось — однажды у неё и впрямь случилась задержка на целых восемь дней, но это оказался всего лишь проклятый гормональный сбой.

Аддамс никогда не отличалась запасом терпения — и никогда не предполагала, что столь простая задача может оказаться настолько невыполнимой — и потому с каждым разом возобновляла попытки с удвоенным усердием.

Поразительная ирония жизни.

С таким рвением начать стремиться к тому, чего избегала всю сознательную жизнь.

И наконец поистине титанические усилия принесли закономерные плоды.

Постояв возле машины ещё немного, Аддамс убирает тест в карман пальто и садится за руль. Мощный мотор утробно рычит, и Мазерати резко срывается с места, выбрасывая из-под шин россыпь мелкого щебня.

Оказавшись в агентстве, она усаживается за массивный стол из чёрного дерева и принимается сосредоточенно перебирать многочисленные бумажки. Но мысли то и дело возвращаются к бело-синей упаковке в кармане пальто. Усилием воли Уэнсдэй заставляет себя сосредоточиться на дурацкой бюрократии — незачем отвлекаться от работы раньше времени. Материалы дела, растянувшегося на долгие месяцы, едва помещаются в огромную коробку, и очень скоро от обилия мелко напечатанных буковок у неё начинает болеть голова. Пульсация в висках неуклонно нарастает, не позволяя сконцентрироваться.

Промучившись минут тридцать и не сделав и четверти намеченной работы, Аддамс устало откидывается на спинку кресла. Прислушивается к собственным ощущениям, невольно вспоминая кошмарный токсикоз при первой беременности.

Благо, в этот раз самочувствие куда терпимее — возможно, дело в психосоматике. А возможно, всё худшее только впереди.

Жаль, что её недюжинные познания в медицине никоим образом не затрагивают беременность и всё, что с этим связано. Пожалуй, нужно будет почитать соответствующую литературу, дабы восполнить пробелы. Конечно, достоверным источником информации могла бы послужить мать — но Уэнсдэй пока не намерена сообщать родителям о своём парадоксальном решении продолжить род Аддамсов. Мортиша явно будет вне себя от восторга, что своенравная дочь попрала последний из собственных принципов, когда-то казавшихся несокрушимыми.

Одна только мысль об этом неизбежно вызывает чувство тошноты.

Сделав большой глоток минералки, чтобы успокоить ноющий желудок, Уэнсдэй вновь приступает к работе. Огромная коробка, стоящая у её ног, постепенно пустеет — медленно, но верно.

Когда дела подходят к концу, солнце уже клонится к закату — багряно-золотое свечение растворяется в подступающих серых сумерках.

В последний раз щелкнув степлером и прикрепив к обложке папки несколько листов с протоколом допроса свидетеля, Уэнсдэй откладывает в сторону увесистый талмуд и поднимается на ноги. Машинально потягивается, расслабляя затекшие конечности — и наконец устремляется к вешалке с пальто.

Когда она кладёт использованный тест на столешницу раковины и засекает положенные три минуты, сердце вдруг начинает стучать быстрее. Аддамс моргает несколько раз — непроизвольная привычка, выдающая волнение. Принимается машинально крутить кольцо на безымянном пальце и потирает переносицу — ещё один дурацкий жест, позаимствованный у Торпа.

На второй минуте напряженного ожидания она вдруг ловит себя на странной мысли — что, если предчувствия снова обманули?

Ведь подобное уже случалось всего пять месяцев назад. И с ещё большим удивлением осознает, что она почти мечтает, чтобы на белом фоне проступила вторая ярко-малиновая полоска.

Oh merda.

Всего пару лет назад подобное приводило в ужас. Но теперь… Теперь Уэнсдэй задерживает дыхание, когда спустя бесконечно долгие три минуты тест выдаёт результат.