Беннигсен попытался успокоить братьев, которые изрядно струхнули от полученных известий и уже решили было на всякий случай отъехать в свои имения, чтобы отсидеться там и выждать, чем все закончится. Длинный Кассий сказал им, что ему необходимо посоветоваться с другом из Лондона, который подскажет, как надо себя вести в сложившейся ситуации.

– Господа, еще не все потеряно, – стараясь придать своему голосу уверенность и бодрость, заявил Беннигсен. – В конце концов, вслед за батюшкой можно будет отправить в преисподнюю и его сына. И тогда на российский престол взойдет император Александр. То есть произойдет то, на что мы с вами рассчитывали. Разница лишь в том, что крови прольется чуть больше. Но нам ли, старым солдатам, бояться крови?!

Зубовы немного приободрились и стали лихорадочно прикидывать, кто из их общих друзей и единомышленников может принять участие в новом заговоре. Конечно, самая страшная потеря для заговорщиков – это арест генерала фон Палена. Другого такого организатора и идейного вдохновителя вряд ли удастся найти. К тому же граф слишком много знал. Николай Зубов сказал, что у него есть свои люди в Тайной экспедиции и он постарается сделать все, чтобы Пален скоропостижно скончался в застенках Алексеевского равелина, унеся с собой на тот свет все тайны заговорщиков.

Я взял это заявление Зубова на заметку и приказал от имени императора Павла (император дал мне право отдавать подобные приказы) главе «КГБ» императора Павла, тайному советнику Макарову, усилить охрану генерала Палена. А само наблюдение за арестантом я поручил поручику Бенкендорфу. Я знал, что Александр Христофорович всегда тщательно и скрупулезно выполняет приказы начальства. Думаю, что после этого приказа он не спустит с Палена глаз и не допустит, чтобы столь ценный свидетель ушел от нас в «страну вечной охоты».

Главным же, что я сумел выяснить из разговора Беннигсена с братьями Зубовыми, было то, что они полны решимости добиваться своей цели – свергнуть императора Павла, и что у заговорщиков имеются зарубежные кураторы и финансисты. Генерал Беннигсен прямо заявил, что Лондон готов заплатить участникам заговора любые деньги в случае устранения русского царя, и обещал оказать им вооруженную поддержку.

– Как вы помните, господа, – сказал он, – из портов Британии в самое ближайшее время должна выйти мощная эскадра, состоящая из сотни боевых кораблей с морскими пехотинцами на борту. Командует эскадрой престарелый адмирал Паркер, а его заместителем и фактически руководителем всей экспедиции является герой сражения в устье Нила[24] адмирал Горацио Нельсон. Британцы настроены решительно – они собираются под угрозой начала боевых действий заставить страны, примкнувшие к России и объявившие вооруженный нейтралитет, отказаться от этого самого нейтралитета и перейти на сторону Британии. И будьте уверены – они этого добьются.

– Это было бы весьма своевременно! – воскликнул Платон Зубов. – Ведь разрыв с Англией наносит вред всей нашей заграничной торговле. Российское дворянство, которое получало доход от своих поместий, продавая за море хлеб, корабельный лес, сало, пеньку и лен, теперь не знает – куда все это девать. Потому-то дворянство и ненавидит Павла, подрывающего его благополучие… Безрассудный разрыв с Англией идет во вред всему дворянскому сословию.

– Полностью согласен с вами, – кивнул Беннигсен. – Разрыв торговых связей между Россией и Британией вреден и для английских промышленников и купцов. И потому они не пожалеют денег для того, чтобы восстановить то положение дел, которое существовало при императрице Екатерине.

Покинув особняк братьев Зубовых, Беннигсен отправился в сторону Адмиралтейства. Там он свернул на Галерную улицу и, прогулявшись по ней, внимательно огляделся, словно проверяя, нет ли за ним слежки, после чего нырнул в дверь одного дома. Похоже, что там жил тот самый куратор из Лондона, с которым генерал встречался в Летнем саду. За домом было тут же установлено усиленное наблюдение.

А пока в Михайловский замок стали прибывать по вызову императора офицеры, замешанные в заговоре. Всех их по одному провожали в библиотеку, где заговорщиков ждала встреча с Павлом.

Это было зрелище, достойное богов. Взор царя был строг и грозен. У большинства из заговорщиков – а многие из них уже успели отличиться в войнах, которые велись в царствование матушки Екатерины и нынешнего монарха – при виде грозного императора подкашивались ноги и начинал заплетаться язык. Павел же произносил речь в стиле Тараса Бульбы: «Ну что, сынку, помогли тебе твои британцы?» – после чего следовало полное раскаяние и просьба к царю простить неразумных чад своих.

Император не требовал у проштрафившихся гвардейцев сообщить ему «пароли и явки», а по-отечески журил непутевых офицеров и обещал не лишать их живота, то есть не казнить лютой смертью. Однако их гнусные замыслы должны были быть наказаны, а посему виновным предлагалось на выбор – или быть разжалованными в солдаты и искупить вину кровью в бою с врагами империи, или отправиться в острог, где и пребывать до самой смерти под строжайшей охраной. Вполне естественно, что почти все офицеры выразили желание попасть в первый в России штрафбат.

Избежали такой душеспасительной беседы лишь самые отпетые заговорщики, вроде братьев Зубовых и гвардейцев Яшвиля, Скарятина, Татаринова и Бороздина, женатого на дочери Ольги Жеребцовой. Их отправили прямиком в Петропавловку. Туда же угодили и явные предатели – капитан Аргамаков, поручик Марин и еще несколько офицеров, которые, нарушив свой долг, оказали в нашей истории прямое содействие цареубийцам.

Словом, к утру нынешнего дня основное ядро заговорщиков было обезврежено. При этом никто из них не оказал сопротивления – боевые офицеры покорно, словно нашкодившие дети, отдавали стражникам оружие и послушно садились в черные кареты с зарешеченными окнами, заменявшие в здешнем мире автозаки.

Вся информация о задержаниях поступала во что-то вроде штаба, который возглавил приехавший вчера из своего имения граф Аракчеев. Меня познакомили с ним. Надо сказать, что он не вызвал у меня явной неприязни.

Нормальный мужик, неразговорчивый, грубоватый, возможно, чересчур пунктуальный. Но с другой стороны, Аракчеев был весьма обстоятелен и отличался чудовищной работоспособностью. Он терпеливо перечитывал все донесения, поступившие от агентов Тайной экспедиции, анализировал их и делал какие-то выписки. Я теперь понял, почему в нашей истории Пален постарался изолировать Аракчеева и не допустить его в город накануне той роковой ночи. Будь тогда «преданный без лести» в Михайловском замке, Павел наверняка остался бы жив.

На приближающийся вечер было назначено очередное совещание в личных покоях императора. Это будет краткое подведение итогов и прикидка действий на ближайшее будущее. У нас есть несколько предложений на сей счет – посмотрим, как император их воспримет.

4 (16) марта 1801 года. Санкт-Петербург.

Чарльз Джон Кэри, 9-й виконт Фольклендский

Лизелотте была одета в безупречно выглаженное платье с накрахмаленным передником и держалась так, словно не она сегодня рано утром, уставшая после бессонной ночи любви и с опухшими от поцелуев губами, выпорхнула из моей кровати, не забыв, естественно, подхватить со столика приготовленную для нее стопку монет. Вела она себя очень даже строго и официально, что было неудивительно – сегодня сама фрау Бергер соизволила составить мне компанию за обедом.

– Зря вы проводите столько времени в кровати, герр Удольф, – пеняла мне уважаемая фрау. – Ведь в этом городе множество интересных и красивых мест. Конечно, все они построены немцами и итальянцами – эти русские неспособны что-либо создать сами, – но тем не менее здесь намного лучше, чем на моей родине. Например, знакомы ли вы с нашей Анненкирхе? Это здесь, на Кирочной. И бывали ли вы в Петрикирхе на Невском? Это самая старая наша церковь, построенная из дерева еще в 1730 году, под покровительством самого фельдмаршала Миниха. А вокруг нее живут немцы, а не русские. Поблизости есть вполне приличные заведения, где можно выпить хорошего пива и съесть замечательный швайнебратен[25] в пивном соусе!