– Максим, я на машине. Давай довезу тебя до кафе? Или ты на своем транспорте?

Тот снова поправил очки:

– Я без машины, как-то не вышло научиться водить. После смерти бабушки все хотел сесть за руль ее «Волги». Но так и не получилось, не доучился на курсах. До сих пор в гараже стоит автомобиль, дед отказывался машину продавать, хранил как память. Сам тоже не рулил. Только Лидия у нас оказалась лихим шофером.

Проехав несколько метров по нужному маршруту, Гуров осторожно начал разговор:

– Макс, расскажи, как жили старики? Что было после смерти Лидии?

Мужчина ушел в свои мысли, а потом выдал вдруг неожиданный вопрос:

– Зачем? Ты ведь с ними не общался после переезда, твое появление на похоронах – формальность, отдать дань. Зачем тебе знать подробности их жизни за несколько лет? Это странный вопрос. Особенно в связи с тем, что ты ведь сейчас полицейский, да? Тебя всегда увлекала твоя профессия, и логично, если ты стал полицейским. Как это называется в вашей сфере, следователем?

В отсутствии логики упрекнуть преподавателя шахмат было нельзя. Может, Макс и выглядел чудаковатым среди обычных людей, но сразу выстроил логическую цепочку из выводов. Гуров на секунду задумался над ответом:

– Оперуполномоченный, так называется должность. Да, ты прав, это моя вина, что не навещал стариков. Поэтому хочу убедиться, что все в их жизни было хорошо. Пускай даже как представитель закона. Это все, что я могу теперь. К сожалению. Хоть так, уже не исправить ничего.

Максим дернул плечом:

– Все у них было хорошо. Бабушка так же вела богемную жизнь, занималась скульптурой. Дед работал в своем институте, пока она не заболела. Когда поставили диагноз Лидии, он хотел увезти ее за границу на лечение, но она отказалась. Не хотела портить свою красоту и внешность ради пары лет жизни на таблетках. Сказала, что химиотерапия не подходит к ее маникюру. Сгорела за полгода, дед тогда отказался от должности уже окончательно, совсем ушел на пенсию. Первые пару лет выходить из дома почти перестал. Только с Люсей общался и со мной. Мне приходилось чаще ездить, пытался его как-то встряхнуть. Я звал в парк, в кино, но ты же знаешь, как дед относится ко всему современному. Они даже телевизор так и не завели. Я подарил ему на Новый год в подарок плазму, копил почти год, так он отдал телик Люсе. Все только свои пластинки слушал… Болото какое-то, все смерти желал, чтобы быстрее к Лидии уйти. Без нее не хотел жить, просто сидел и ждал смерти. Правда, в последнее время получше стало, к нему начала ходить женщина одна – Марина, ухаживать за дедом, время с ним проводить. И он, ты знаешь, как-то ожил поначалу, стал пободрее. В парикмахерскую сходил, журнал любимый выписал, на чай эту даму приглашал. Женщина эффектная, я понимаю, почему она его привлекла, – очень похожа на Лидию, тоже высокая и статная блондинка, даже в чертах лица есть сходство. Хотя, конечно, с бабушкой умом и уровнем эрудиции не сравнится. Но главное, чтобы деду было хорошо, я только радовался, что старик ожил наконец. А потом устал он, что ли, от своего жениховства или поругались, я даже не понял ничего. Вернее, дедушка ничего не рассказал, Марина перестала у него появляться, а он отказывался говорить о ней. Будто и не было никогда ее.

Максим горько усмехнулся:

– Вот и все наши события. Негусто, да? Ты ожидал большего?

Лев в ответ неопределенно пожал плечами, ему не хотелось лгать этому мужчине, с которым приятельствовал во времена студенчества, и говорить, что его интерес не имеет под собой почвы. Постарался перевести разговор в другое русло:

– Откуда появилась Марина в вашем доме, если Олег Митрофанович вел затворнический образ жизни?

Максим равнодушно ответил:

– Случайно, она работает в страховой компании. Дед хотел застраховать работы бабушки, вызвал менеджера, и приехала Марина. Так и познакомились.

– Зачем их страховать? – удивился Гуров.

По его воспоминаниям, скульптуры руки Лидии продавались за весьма скромную цену. Да, она была звездой богемной художественной тусовки, зналась и дружила со многими антикварами, творческими личностями, давала частные уроки, но именно как скульптор добилась очень среднего уровня признания. Сама Лидия прекрасно это понимала, часто себя называя «глиняным ремесленником», так как регулярно ваяла на заказ для номенклатурных бонз, а потом для дворцов новых русских. Лепила их любовниц в виде обнаженных античных скульптур, пухлощеких ангелов для фонтанов, даже затейливые вазоны под цветы на входе. К своему собственному творчеству женщина относилась насмешливо: «Бог дал мне талантливые руки и глаза, да забыл вложить искру безумия. А без нее получается симпатично, правильно, но слишком скучно. Талант, но не гений. И я рада, не хотела бы откусить себе ухо или спиться от непризнания, как и бывает со всеми гениями».

Только Максим, в отличие от сыщика, явно не испытывал любопытства к вопросам, которые не были связаны с шахматами. Он снова пожал плечами в немом ответе – не знаю. Пока Гуров выбирал место на парковке рядом с кафе, Макс вдруг снова выдал новый логический домысел:

– Я ведь единственный наследник, а значит, единственный заинтересованный в смерти деда?

Лев Иванович молча кивнул. Мужчина продолжил свою мысль:

– Значит, я единственный, кто мог желать ему смерти. То есть, как это у вас называется, подозреваемый?

Гуров твердо ответил:

– Интерес не равно действие, Максим. Я не занимаюсь мыслями людей, только их поступками.

Он захлопнул дверь машины и зашагал к кафе, где уже за столами сидели гости. Макс, понурый, ссутулившийся, направился следом за опером.

Улучив минутку, когда гости уже начали прощаться после поминальной трапезы, Гуров пересел на освободившееся место рядом с Люсей и чуть небрежно поинтересовался:

– А Марине сообщили о смерти Олега Митрофановича? Что-то я не наблюдаю среди гостей эффектной блондинки.

На него уставились прозрачные глаза с капельками слез на белесых ресницах:

– Даже не упоминайте это имя, тем более здесь, на похоронах, когда мы прощаемся с Олегом Митрофановичем. Эта женщина ему никто, было бы странно приглашать ее на поминки.

Люся подхватила потертый ридикюльчик, поспешила к администратору кафе. Гуров откинулся на спинку стула и обвел взглядом в задумчивости последних гостей, которые пожимали руку Максиму на выходе. Да, искать эту Марину придется долго, слишком скудная информация – имя и работа в страховой компании, которых сотни в столице. Может, хоть она поможет понять, почему Олег Митрофанович принимал добровольно столько лекарств? К тому же если Журин принимал виагру, то явно был настроен на любовные встречи с этой женщиной. Пускай Максим говорит, что их общение по непонятной причине резко прекратилось, но он не жил вместе с дедом и мог быть не в курсе их отношений. Придется по совету криминалиста обратиться за помощью к участковому, который опечатывал квартиру и мог теперь дать доступ в нее для опера.

Районный РОВД и кабинет участковых Лев Иванович отыскал быстро. На участке, где располагался дом Журиных, за порядок был ответственным вполне приятный, совсем молодой парень, явно недавно после армии, судя по выправке и манере ходить чуть ли не строевым шагом. На просьбу полковника, еще и опера по особо важным делам, участковый откликнулся с великим энтузиазмом. Хотя Гуров, не желая его посвящать во все нюансы своего расследования, рассказал лишь о мигающей лампе и угрозе возможного пожара из-за некачественной проводки. Участковый мгновенно натянул шапку на короткий ежик волос и потряс ключами от квартиры:

– Конечно, я вам открою. Осмотрим и опять все опечатаем. Я жду, когда бумага придет по Журину, чтобы наследнику ключи передать.

По дороге паренек, взволнованный близким общением с таким важным визитером, болтал без умолку:

– Там столько странностей с этим Журиным. Вроде как и ничего интересного, пенсионер, ну что там может произойти, тем более непьющий. Ни драк, ни криков, я так-то всех своих дебоширов знаю на участке. С этим и знаком не был даже, первый раз полгода назад его увидел.