— Ты что, хочешь ее прогнать, Ричард? Ты в своем уме? Можно подумать, ты не знаешь, что означает в этой стране не иметь документов! — воскликнула Лусия.

— Знаю, Лусия. Если бы я не знал этого по работе в центре, я бы знал это от своего отца, который постоянно меня этим достает, — вздохнул Ричард, смиряясь. — Но что мы знаем об этой девушке?

— Что ей нужна помощь. Кто-нибудь из семьи у тебя здесь есть, Эвелин?

Гробовое молчание; Эвелин не собиралась упоминать о своей матери в Чикаго, чтобы не погубить и ее тоже. Ричард почесывал ладони и думал о том, что он здорово вляпался: полиция, расследование, пресса, — репутация к дьяволу. А в душе звучал голос отца, напоминающий о том, что надо помогать тем, кого преследуют. «Меня бы не было на свете и ты бы не родился, если бы не люди с отзывчивой душой, которые прятали меня от нацистов», — повторял он миллион раз.

— Нам нужно понять, жив тот человек или нет, не будем терять времени, — повторила Лусия.

Она взяла ключи от машины, которые Эвелин Ортега оставила на кухонном столе, передала чихуа-хуа Ричарду, чтобы тот оберегал его от котов, надела шапку и перчатки и снова попросила фонарь.

— Ты не можешь идти одна, Лусия. Черт! Мне придется идти с тобой, — решился Ричард, уступая. — Нужно отогреть дверцу багажника, иначе не откроется.

Они наполнили большую кастрюлю горячей водой с уксусом, Ричард с Лусией с трудом тащили ее, скользя по обледенелым ступеням, вцепившись в перила, чтобы не упасть. У Лусии замерзли контактные линзы, и ей казалось, будто в глазах у нее кусочки стекла. Зимой Ричард любил удить рыбу в затянутых льдом озерах, поэтому притерпелся к экстремальному холоду, но не был готов сражаться с ним в Бруклине. Свет фонарей фосфоресцирующими желтыми кругами отражался на снегу, ветер налетал порывами и скоро стихал, будто утомившись, а через мгновение снова поднимал снежные вихри. В перерывах между порывами ветра царила абсолютная тишина, какое-то угрожающее спокойствие. Вдоль улицы было припарковано несколько машин, покрытых снегом, одни больше, другие меньше, и белая машина Эвелин была почти невидимой. Она стояла не прямо напротив дома Ричарда, чего он опасался, а метрах в пятнадцати, что в данном случае положения дел не меняло. Не было ни души. Снегоуборочные машины начали свою работу днем раньше, и вдоль тротуаров высились огромные сугробы.

Как и говорила Эвелин, сломанная крышка багажника была привязана желтым поясом ее куртки. В перчатках узел не так легко было развязать; Ричард панически боялся оставить отпечатки пальцев. Наконец багажник открылся, и они обнаружили там скатанный ковер, испачканный запекшейся кровью, а развернув его, увидели женщину в спортивном костюме, закрывшую лицо руками. Она лежала в такой странной позе, что походила скорее на сломанную куклу, чем на человека, а ее кожа, там, где ее удавалось разглядеть, была ярко-розового цвета. Она была мертва, никаких сомнений. Несколько минут они разглядывали тело, не в состоянии даже представить себе, что могло произойти, ведь крови не было; следовало перевернуть труп, осмотреть его целиком. Несчастная женщина совсем заледенела, тело было твердым, словно бетонная плита. Лусия тянула и толкала, но не могла сдвинуть его с места, в то время как Ричард, чуть не плача от тревоги, светил фонарем.

— Думаю, она умерла вчера, — сказала Лусия.

— Почему?

— Rigor mortis[14]. Труп коченеет примерно через восемь часов после смерти и пребывает в таком состоянии тридцать шесть часов.

— Тогда получается, это могло произойти позавчера ночью.

— Ну да. А может, и раньше, на улице очень холодно. Кто бы ни был тот, кто ее сюда положил, он на это рассчитывал. Возможно, он не мог избавиться от тела в пятницу из-за метели. Очевидно, он не спешил.

— А возможно, rigor mortis уже прошел и тело просто замерзло, — предположил Ричард.

— Человеческое тело — это не то же самое, что курица, Ричард, оно должно пролежать не меньше двух дней в холодильнике, чтобы окончательно замерзнуть. Допустим, она умерла между позавчерашним и вчерашним днем.

— Откуда ты все это знаешь?

— Лучше не спрашивай, — отрубила она.

— В любом случае это дело судебного патологоанатома и полиции, а не наше, — заключил Ричард.

Тотчас же, как по волшебству, засветились фары машины, заворачивающей за угол. Они кое-как, не до конца, прикрыли крышку багажника в тот самый момент, когда патрульная машина остановилась рядом. Один из полицейских высунулся в боковое окно:

— Все в порядке?

— В порядке, офицер, — ответила Лусия.

— Что вы делаете в такое время на улице? — не унимался он.

— Вышли за памперсами для моей матери, мы их оставили в машине, — сказала Лусия, взяв с сиденья большой пакет.

— Хорошего дня, офицер, — добавил Ричард срывающимся голосом.

Они подождали, пока машина уехала, снова привязали крышку багажника поясом и пошли в дом, стараясь не поскользнуться на лестнице и захватив пустую кастрюлю и памперсы; оба молили Бога, чтобы патрульным не пришло в голову вернуться и еще раз взглянуть на «лексус».

Ричард и Лусия нашли Эвелин, Марсело и котов там же, где оставили. Они спросили девушку, зачем ей памперсы, и она ответила, что у Фрэнки, сына хозяев, церебральный паралич и памперсы для него.

— Сколько лет ребенку? — спросила Лусия.

— Тринадцать.

— Он пользуется памперсами для взрослых?

Эвелин смутилась и покраснела, а потом пояснила, что мальчик слишком развит для своего возраста, по утрам его будит птичка и памперсы нужны свободные. Лусия перевела Ричарду: речь идет об эрекции.

— Меня нет со вчерашнего дня, он, наверное, в отчаянии. Кто сделает ему укол инсулина? — прошептала девушка.

— Ему нужен инсулин?

— Если бы мы могли позвонить сеньоре Лерой… Фрэнки нельзя оставлять одного.

— Слишком рискованно пользоваться телефоном, — сказал Ричард.

— Я позвоню со своего, у меня скрытый номер, — сказала Лусия.

В телефоне раздалось два гудка и затем раздраженный голос ответил, срываясь на крик. Лусия тут же отключилась, и Эвелин облегченно вздохнула.

Единственный человек, который мог ответить по этому номеру, — мать Фрэнки. Если Шерил с ним, можно расслабиться, о мальчике позаботятся.

— Что ж, Эвелин, все-таки у тебя должны быть какие-то предположения, откуда в багажнике взялось тело той женщины, — сказал Ричард.

— Я не знаю. «Лексус» принадлежит хозяину, сеньору Лерою.

— Он наверняка ищет свою машину.

— Он во Флориде, кажется, завтра возвращается.

— Думаешь, он имеет к этому какое-то отношение?

— Да.

— То есть ты хочешь сказать, он мог убить ту женщину, — настаивал Ричард.

— Когда сеньор Лерой сердится, он похож на дьявола… — сказала девушка и расплакалась.

— Ричард, оставь ее в покое, — вмешалась Лусия.

— Ты отдаешь себе отчет, Лусия, что мы уже не можем позвонить в полицию? Как мы объясним, что наврали патрульным? — спросил Ричард.

— Хоть на минуту забудь о полиции.

— Я совершил ошибку, позвонив тебе. Если бы я знал, что девочка ездит с трупом в багажнике, я бы тут же позвонил в полицию, — заметил Ричард скорее задумчиво, чем сердито, и налил Лусии еще кофе. — С молоком?

— Черный и без сахара.

— Ну мы и вляпались!

— Жизнь полна сюрпризов, Ричард.

— Только не моя.

— Да, знаю. Но сам видишь, жизнь не оставляет нас в покое; рано или поздно она нас достает.

— Эта девушка с трупом должна отсюда куда-нибудь уехать.

— Вот сам ей и скажи, — ответила Лусия, указывая на Эвелин, которая тихонько плакала.

— Что ты думаешь делать, девочка? — спросил ее Ричард.

Она сокрушенно пожала плечами и шепотом извинилась за то, что доставила столько хлопот.

— Вот что ты должна сделать… — продолжал Ричард не слишком убежденно.

Лусия взяла его за рукав и отвела к пианино, подальше от Эвелин.